Евгений Иванович Вишневский – начальник штаба дивизии линкоров участвовал в той операции в качестве комиссара Центробалта при командующем Моонзундской укрепленной позицией царском адмирале Свешникове. До сражения Вишневский был заместителем председателя матросской фракции Гельсингфорского Совета. На посту комиссара Центробалта ему вменялось в обязанности, кроме других функций, контроль за действиями бывшего царского командования операцией, служившего в те дни буржуазному Временному правительству. Перед вооруженным восстанием петроградского пролетариата, революционных солдат и матросов Дыбенко был вызван в Смольный, в штаб революции. Председателем Центробалта был избран балтийский матрос, член партии с 1917 года Николай Федорович Измайлов. В 1966 году я узнал, что Николай Федорович в Москве. Связался с ним и пригласил в Академию (военно-дипломатическую академию), начальником которой я был, для беседы с постоянным и переменным составом о работе Центробалта в 1917 году. Он согласился и встреча состоялась.
Я спросил тогда , не попадался ли в поле его революционной деятельности матрос Евгений Вишневский? – «Как же, – ответил он. Знал и хорошо, помню этого активного большевика Балтфлота!». Вишневский, рассказал он, был делегатом от Балтийского флота на Первом Всероссийском съезде Советов, и как таковой, вошел в июне 1917 года в состав Центрофлота. Информация Вишневского о планах, делах, намерениях эсеровского и меньшевистского Центрофлота серьезно помогала Центробалту предотвращать реализацию контрреволюционных замыслов Временного правительства и вовлечение в них сил Балтийского флота. Измайлов дал высокую оценку работе Вишневского на посту комиссара Центробалта в период Моонзундской операции. Вишневский сообщал о вредительстве, допущенном при строительстве оборонительных сооружений на островах, что острова «кишат» немецкими шпионами, среди которых офицеры, местные попы и кулаки. Сообщал, что командующий позицией и его начальник штаба саботируют, подчиненными частями не управляют, оборона брошена на самотек, что приводит к излишним жертвам. Вишневский, сказал Николай Федорович, сообщил и том, что командующий позицией, его начальник штаба, оказавшийся немецким шпионом, и командир дивизии подводных лодок скрылись, сбежали в ходе операции. Такими подробностями Николай Федорович обогатил мои познания о Вишневском.
Измайлов рассказал также о действиях при подготовке и в ходе вооруженного восстания питерских рабочих, о его телефонных разговорах в тот период с В.И.Лениным, Я.М.Свердловым, дававшими Центробалту указания об участии, месте, времени, количеству сил Балтийского флота в вооруженном восстании, их задачах. Вишневский был невысокого роста, имел несколько излишнюю и, чувствовалось, нездоровую полноту, бледноватое, чуть одутловатое лицо, седые белые волосы с заметной лысиной, жаловался на ноги. После Гражданской войны он работал политработником, обучался на особом курсе Военно-морской академии. «Особенность» состояла в том, что курс комплектовался из опытных корабельных специалистов дореволюционного флота, преимущественно коммунистами, не имевшими военно-морской теоретической подготовки. Флоту нужны были командные кадры. После окончания курса выпускники назначались на относительно высокие должности. История отдает должное героике, подвигам, верности пролетарской революции матросов-большевиков и, как в те годы говорили, им сочувствующим. Те из них, кто обучался на Курсах красных командиров флота, в училище командного состава РККФ, на курсах Военно-морского училища, на Особом курсе Военно-морской академии – составили самое первое ядро истинно советских командных флотских кадров. К этой доблестной когорте принадлежал Евгений Иванович Вишневский. Он был, как говорят, «простым» человеком, общительным, внимательным к подчиненным. Его осанка, походка, да и голос мало чего содержали «из командного». Был самокритичным и требовательным к себе, с высоким чувством ответственности за порученное дело. Он также, как и Галлер, работал много, рано вставал, поздно ложился спать. Редко сходил с корабля, чтобы навестить семью, проживавшую в Ленинграде. В 1931 году ему было, наверное, не больше 41-42-х лет.
. Автор: В. Федосеев. Трансляцию слышали даже на Синявинских высотах... Будем просто помнить об этом событии, помнить фамилии участвовавших в этом матче игроков... (Первый матч в блокадном Ленинграде состоялся 6 мая 1942 г.)
Последний раз, он же был и первым после моего ухода с линкора, я встретился с ним в 1943 году в блокадном Ленинграде, когда был начальником разведки Балтийского флота. Евгений Иванович работал тогда в одном из отделов флотского тыла. Он был заметно больным, радовался за меня, за встречу со мной. Вспоминали с ним работников штаба дивизии линейных кораблей и, конечно, Льва Михайловича Галлера. Выше уже упоминалось, что плавание кораблей в 1920-1930-е годы были короткими. И прежде всего из-за недостатка корабельного топлива. Большую часть времени корабли стояли на якорях в заливах, губах, на рейдах, где и отрабатывали задачи боевой подготовки. Но все же, хотя и редко, выходы боевых кораблей в Балтийское море совершались. Об одном таком выходе и хочу рассказать. Начну, однако, с небольшого предисловия. В те годы острова Финского залива, ближайшие к Кронштадту: Сескар, Лавенсари, Пенисари и другие принадлежали Финляндии. Выход кораблей из Кронштадта в Балтийское море проходил по фарватеру севернее этих островов, на виду финских наблюдательных постов. Был и другой путь, находящийся южнее и отдаленнее упомянутых выше островов. Это западный выход из Лужской губы, где летом базировались и отрабатывали задачи боевой подготовки наши корабли. Правда, выход – мелководный, узкий, с каменистым грунтом. Назывался этот проход проливом . Пройдя Хайлоду, выходишь на широкий, большой Тютерский плес. Первоначально пропустили через этот пролив малые корабли: тральщики, миноносцы, эсминцы. Прошли успешно. Решили пропустить и линейный корабль «Октябрьская революция».
Мы стояли в . На борту была небольшая делегация корабельных шефов мужского и женского пола. Среди них были два, как тогда называли, «затейника»: девушка и паренек, работники московского парка культуры им. А.М.Горького. Они исполняли и танцы, и песни, и юмористические рассказы. На следующее утро, чуть забрезжит рассвет, был назначен проход линкора через Хайлоду. А сегодня, после ужина, Н.Н.Несвицкий – командир линкора потребовал перевести шефов на время похода в море на другой корабль или в береговой клуб. Сказалось воспитание на предрассудках, что обнаруживалось у многих бывших офицеров старого флота. В данном случае – женщина на корабле в море несет якобы кораблю несчастье.(!) Комиссар корабля, начальник корабельного клуба, комсомол просили командира оставить на корабле хотя бы девушку и парня, мотивируя больше всего тем, что выходы в море – не частное явление. Такое событие экипажем воспринимается как праздник, что затейники создадут хороший досуг матросам, ну и что…: «Это несерьезно, Николай Николаевич, поддаваться предрассудкам!». И Николай Николаевич сдался, затейники остались на борту линкора. Пролив Хайлода был благополучно пройден. Все мы, находившиеся на ходовом мостике, с которого осуществляется управление кораблем: флагман, его начальник штаба, флагманские специалисты, да и сам Николай Николаевич облегченно вздохнули, напряжение было снято. На море – штиль, его поверхность не шелохнется. Да и солнышко только что показало из-за горизонта свою макушку, как бы поддерживая наш духовный настрой. Небо чистое, глубокое, голубое. Видимость на море – полнейшая.
И вдруг… Сильный толчок, качнувший всех нас и, конечно, весь экипаж по инерции вперед. Линкор медленно накренился на правый борт, затем так же медленно перевалился на левый борт и продолжал медленно качаться с креном до 5-7-ми градусов. Все смотрели молча друг на друга (?!) Николай Николаевич приказал застопорить машины и осмотреться. Через короткое время из машинного отделения по переговорной трубе на мостик доложили: «Затоплено междонное пространство». (На кораблях двойное дно). Поступила команда командира штурвальному (рулевому): «Право на борт». Линкор пошел в Кронштадт. Была дана по радио телеграмма о случившемся и о возвращении в Кронштадт оперативному дежурному по флоту. К нашему приходу в Кронштадте был уже подготовлен , в который и завели линкор сходу. Осмотр подводной части показал: рваная пробоина днища левого борта длиною 25 метров! Вот почему и затопило междонное пространство. Это говорило о том, что линкор «проехался» по голове подводной скалы небольшого диаметра, называемой «банкой», торчавшей как сахарная голова, скрытая поверхностным слоем воды, толщиною, видимо, до 11,5 метров. Осадка линкора - 12 метров. Если бы банка была выше, то она разодрала бы и верхнее (второе) дно корабля. Тральщики, направленные к месту событий, обнаружили «банку», а гидрографы нанесли ее место на карту, чего прежде сделано не было. Произошло это на Тютерском плесе – на широком водном пространстве, которое за 200 лет исхожено кораблями столько, что не сосчитать. Да даже за 70 лет с момента появления кораблей с паровой машиной. А сколько галсов выполнили гидрографы, измеряя глубину плеса и накладывая ее на карту! И все мимо невидимой «банки». Бывает же так!
– опытнейший мореплаватель, к сожалению, «нашел» «банку». Ну это – морское дело. Давайте коснемся другой стороны. Представляете самочувствие, мысли, думы Несвицкого в тот момент?! Он… не знаю как, но, наверняка, калил себя, что согласился оставить девушку-затейницу на корабле, что отказался от своего суеверия, не послушался своего внутреннего голоса. Мы видели его бледное лицо после толчка. Он никак не комментировал событие. Молчал всю дорогу до Кронштадта. Даже Лев Михайлович Галлер – флагман его не беспокоил. Не беспокоили и другие командиры, понимая его состояние. Линкор быстро был введен в строй. Излагая данный случай, я вспомнил другой подобного же порядка. Но обошедшийся без неприятностей. То было на Севере в 1942-м военном году. В Мурманск на военном корабле прибыл Иден – английский министр иностранных дел. Прибыл и отправился (самолетом или поездом – не помню) в Москву для встречи с руководством нашей страны.
Желая воспользоваться оказией, руководство, видимо, договорилось с Иденом, чтобы крейсер взял на борт нашу профсоюзную делегацию во главе с Председателем ВЦСПС Николаем Михайловичем Шверником, приглашенную английскими профсоюзами. Делегация прибыла в Мурманск. Командиру крейсера сообщили о договоренности с Иденом. Поинтересовавшись составом делегации, командир выдвинул свои условия: а) исключить из состава делегации женщину (известную профсоюзную деятельницу, насколько помнится, Николаеву); б) исключить численность делегации 13 человек. Англичане, как известно, по части предрассудков и суеверия не имеют себе равных. Даже в нумерации домов у них отсутствует номер 13. Через Идена удалось уговорить командира корабля оставить на борту женщину. А численный состав делегации изменили до 14 человек, включив в нее нашего посла в Англии Майского, возвращавшегося на крейсере в Лондон. Крейсер благополучно возвратился из Мурманска в свой – домашний флот, базирующийся на базы метрополии.
***
Исполняя должность флаг-секретаря, я обрел возможности обогащать свои знания из области штабной службы и культуры. В ведении флаг-секретаря находились все руководящие документы по вопросам организации и обеспечения боевой подготовки, по взаимодействию разнородных сил флота, по административным вопросам и другим областям флотской деятельности. Были, следовательно, хорошие условия для разносторонней, хотя только теоретической, самоподготовки. Однако и этот вопрос в некоторой части восполнялся присутствие флаг-секретаря на служебных совещаниях, проводимых флагманом и начальником штаба с флагманскими специалистами и командирами кораблей по вопросам подготовки, содержания материальной части, несения вахтенной и дежурной службы и т.п. Галлер был прав, оценивая должность флаг-секретаря, как весьма полезную для флотского командира, начинающего службу. И тем не менее я не расставался с мыслью поскорее оказаться на одной из командирских должностей эскадренного миноносца. Знал об этом и Галлер. Однако потребности военной службы вносят в личные пожелания свои коррективы. Так получилось и со мной.
Третье служебное назначение за один год.
В один из дней середины ноября того же 1931 года начальник штаба вызвал меня к себе и сказал: «Пошли к флагману. Зовет». – «Разрешите войти? – спросил Вишневский, открыв дверь флагманского салона. – Да, да, пожалуйста! – ответил как всегда Лев Михайлович.
Флагман был не один. С ним находился флотский командир, которого я не знал. Галлер представил меня ему, сказав мне: «Начальник разведотдела штаба флота». И сделав небольшую паузу, продолжил, обращаясь ко мне: – «Вас забирают от нас. По распоряжению вышестоящих инстанций вам надлежит к 1 декабря быть в Москве на Разведывательных курсах усовершенствования командного состава, будете обучаться разведывательному делу». Я молчал, переводя глаза то на Галлера, то на Вишневского. Сказать: «Нет» – я не мог. Так отвечать не положено было в те годы. Да и теперь не положено военному человеку, если отсутствуют какие-либо серьезные, убедительные причины. Ту немую картину нарушил начальник разведотдела. – «Лев Михайлович сообщил, – сказал он, обращаясь ко мне, – что вы желали бы остаться на корабельной службе. Но ведь флоту нужны кадры и штабных работников, в том числе и работников разведки». Третье назначение за один год, подумал я, пребывая в некоторой растерянности: командир плутонга, флаг-секретарь и …?! – «Лев Михайлович, – сказал я, – как вы скажите, так я и поступлю». Флагман молча дважды прошелся вдоль салона с заложенными за спину руками и чуть со склоненной головой вперед. Так он делал всегда, когда искал решения какого-либо вопроса. И ответил:
– « – одна из первейших, главнейших задач военного штаба, величайшего значения. А большего ничего не могу сказать. Вопрос-то, Леонид Константинович, уже решен! Надо выезжать. – Есть, – ответил я и спросил разрешения оставить салон». Придя в каюту, я почувствовал себя словно в вакууме с беспорядочной мозговой нагрузкой: ни удовлетворения, ни беспокойства. Минуты через две-три вызвал к себе начальник штаба. У него находился и начальник разведки. – «Не волнуйся, - сказал Евгений Иванович, - дело действительно важное, очень необходимое. Подучишься, может на Балтику, в штаб вернешься». Начальник разведки рассказал о сроке обучения, о порядке выезда в Москву, дал адреса. Сборы были недолгими. Попрощался с Галлером, Вишневским, командиром и комиссаром линкора, с флагманскими специалистами: с механиком Дмитриевым, с артиллеристом Кирилюком, штурманом Пивоваровым, связистом Гавриловым, с личным составом канцелярии, поблагодарив всех за совместную службу, за флотскую науку. На следующий день, уложив в чемодан небольшой свой скарб, сошел с линкора и по хрупкой снежной дороге вышел за ворота Кронштадтской гавани, и дальше – по льду Финского залива до Ораниенбаума пешком. Морозец 3-5 градусов, слабый попутный ветерок. А далее поездом в Ленинград.
По Фонтанке бежит изящный речной трамвайчик. В белой рубке стоит молодой капитан. «Он — счастливец, — завидует Крамской, — У него — все впереди. А у меня...»
В старом здании академии в облетевшем саду ему вынесен приговор. И все же — моряки не сдаются. Он книгу закончит. Быть может, напишет еще одну. Василиск сказал: не читать, не писать. Чепуха! Он станет преподавать в Мореходном училище. Даже после «этого»... — Товарищ капитан первого ранга, прошу... Куда отвезти? — прервал его размышления веселый голос матроса. На углу Садовой и Невского Крамской остановил машину. Кафе было безлюдное, сумрачное. Он сел за столик в глубине, у окна. Попросил самого крепкого черного кофе и коньяку. Ему принесли. Он выпил большую рюмку и отчетливо увидел объявление на стене: «Танцы запрещены». И другое, более мелкое, оповещавшее о том, что в кафе всегда есть мороженое многих сортов. Василиск преувеличивает, Василиск ошибается. И вообще — все в порядке. Крамской спросил еще коньяку. Нет, не стоит смотреть на вещи так мрачно. Он еще повоюет, поборется, как тогда, восемь лет назад. Василиск — паникер. В цветочном магазине он купил несколько роз, взял такси и поехал к Леночке. Обед был готов, стол накрыт. Она ждала уже целый час. Разумеется, он не сказал ей, что был в академии. На другой день серая пелена снова заволокла окно, хотя был и солнечный день.
В платной лечебнице на он долго сидел в тесной полутемной приемной, среди таких же, как и он, горемык, прежде чем дошла его очередь. Он сказал, что находится здесь в отпуске и у него зашалили глаза. Профессор, с львиной гривой седых волос и с моржовыми седыми усами, проделав с ним то же самое, что вчера проделывал Василиск Автономович, покачал головой: — Я советую вам обратиться к полковнику медицинской службы Кутейко. Вы — моряк, вас он примет. Вот его телефон.. Хотите, я позвоню? Вы давно никому не показывались? Круг замкнулся. Не надо .было сюда и ходить.
Конечно, молодые и без него пробьют себе путь. Он не сомневается, что Щегольков сможет стать начальником штаба, Бочкарев — комдивом, Коркин — командовать большим базовым тральщиком, а Живцов и Рындин в недалеком будущем станут командирами кораблей. Он ясно видит их будущее и надеется, что они не собьются с пути. Раньше он знал, что именно он поможет им выйти на широкий фарватер. Теперь это сделают вместо него другие. Ну что ж? Он флоту отдал всю свою жизнь, все что мог, до конца, без остатка. Он, конечно, мог бы еще протянуть, скажем, год; но обманывать флот — на это он не способен. Недавно к ним в гарнизон приезжал слепой лектор. Говорили, он ослеп тоже от ран. Лектор читал о Чайковском и играл на рояле «Времена года». У него были черные нашлепки на глазах, и его сопровождала молодая жена. В газете писали, что она пошла за него, когда он ослеп, и чуть ли не счастлива, что у нее — слепой муж. Какое тут может быть счастье!.. Еще не перевелись лакировщики!
...На днях они с Леночкой подали заявление в . Перед концом отпуска должны были регистрироваться. Должны были... Разумеется, он скажет Леночке все. Он не скрывал от нее, что восемь лет назад лежал слепой в госпитале и его чуть было не списали с флота. Леночка широко раскроет ясные, серые глаза и ответит, что ровно ничего не изменилось. Да. Именно так и скажет. Он хорошо знает ее. Но он не может принять ее жертвы. Она — моложе его на двенадцать лет. У нее много жизни еще впереди; она — большая актриса и сыграет немало ролей. А жалость — жалость ему не нужна. Леночка будет с ним и ласкова и нежна, но выйдет в соседнюю комнату и тяжко вздохнет. Она же — живой человек! ...Жаль, что он правду узнал слишком поздно. Раньше бы на год пойти к Василиску! Леночку, любимую, ласковую, терять тяжело. Но он теряет и большее: флот. Он знает, что делать. Леночка — гордая. Он откажется от нее — во второй раз. И она не простит унижения. Она больше никогда не придет. Да. Он откажется. Ради нее. Он не допустит, чтобы у Леночки в конец была испорчена жизнь.
Крамской засыпает тяжелым, тревожным сном. Когда-то, перед переходом в Кронштадт из осажденного Таллина, во сне он увидел мать, но не молодую, какой он ее хоронил. В каюту вошла старушка — такой мать могла бы быть, если бы дожила до сорок первого года; она вошла с узелком в руке и сказала: «Я останусь с тобой, сыночек». — «Нет, мама, тут тебе нечего делать, переход будет слишком опасен». Он обнял мать за плечи, повернул и осторожно перевел через комингс на палубу. В ярком солнечном свете она растворилась. Переход был трагический: взрывались и опускались на дно корабли; многие моряки окончили жизнь в мутных водах залива. Крамского, раненного, плававшего в воде, подобрали на другой, уцелевший корабль — и не прошло и часу, как и тот подорвался и пошел ко дну. Подобрали на третий, и лишь на нем добрался Крамской до Кронштадта. А сегодня опять во сне пришла мать — совсем дряхлая, съежившаяся старушка. В пергаментных морщинистых руках держала она узелок. «Я останусь с тобой, Юрочка, — сказала она. — Ты больной и беспомощный. Я никуда не уйду», — «Нет, мама, — возразил он, — переход будет слишком тяжелым...» И обняв сухие старушечьи плечи, он вывел мать на искрящийся снег. И снова, как в том, сорок первом году, она растворилась в ярком солнечном свете. Он проснулся, протирая глаза. В комнате плавал туман. Пелена, проклятая пелена! Она заслоняет солнце и свет, клубится на стеклах, ползет изо всех углов... Эх, Василиск, друг ты, друг, почему ты не .смог совершить чуда? Чуда! Ведь медицина, говорят, нынче творит чудеса...
ГЛАВА ТРЕТЬЯ. СВОЕ МЕСТО В ЖИЗНИ
— Пользуйся случаем, что Крамской в отпуске, — уговаривала Нора Мыльникова. — Он вернется — тебя никуда не отпустит. Ты видишь, сколько понаехало большого начальства? Покажи им, на что ты способен. Неужели мы и эту зиму будем с тобой прозябать здесь, в дыре? — Но мы поедем с тобою в отпуск — в Таллин и в Ленинград. — Что мне отпуск! Я хочу постоянно жить на виду! Мыльников считает, что Нора права. Надо себя показать. А то все позабудут... Обходя корабли со штурманом флота, полным, веселым, пожилым моряком, побывавшим во всех океанах, он старается выдвинуть себя на первое место: говорит о выучке штурманской части, характеризует молодых штурманов; им приходится помогать, они — первый год из училища; он примечает малейшие неполадки и при штурмане флота отчитывает за них — вот он каков! Он завязывает разговор о последних заграничных походах, в которых участвовал штурман флота — он знает навигационную обстановку в проливах! Он легко бросает английские фразы — штурман флота должен понять, какого способного человека недооценивают! И адмирал благосклонно с ним шутит — ему нравится этот молодой, обаятельный, разносторонне образованный офицер.
Радий Анатольевич Зубков, выпускник Ленинградского Нахимовского училища 1948 г., главный штурман ВМФ (1974-1986 гг.)
Когда штурман флота выходит в море с щегольковским дивизионом и, просмотрев прокладки, находит их образцовыми и у Рындина и у Живцова, Мыльников всем своим видом показывает: «Моя выучка, без меня и Живцов и Рындин пропали бы». — Я их обеспечивал еще в училище, — шутит он. — Я ведь был старшиной младшего курса. В походе штурман флота имеет все основания убедиться, что дивизионный штурман великолепно знает морской театр. Фрол сердито косится: «Ишь, вылебезивает». Коркин, зная повадки Мыльникова, не удивляется... «Пускай вытанцовывает. Может, и вытанцует». И то, что рулевые на высоте, и сигнальщики не проглядят даже чайки, и Живцов знает дело, — все оказывается заслугой Мыльникова: «Я обучил», «Я проработал», «Я обратил внимание». Нора предупреждала: «Это твой последний шанс на выдвижение, Виктор. Прозеваешь — пеняй на себя». И штурман флота — о радость! — интересуется: — Не ваш ли родственник — профессор Морской академии? — Павел Нилыч Мыльников — мой отец, — с достоинством отвечает Мыльников. — Да? Он — мой старый товарищ, — с большой теплотой говорит адмирал. Мыльников чрезвычайно доволен, что так ловко все получилось. Штурман флота оценит и скромность дивизионного штурмана: ни разу не упомянул о своем именитом отце, пока его не спросили.
Не успели они прийти в базу, как поступила новая вводная: идти в пункт Н. Пункт Н. — это знают и Коркин и Фрол — маленький портишко с опасным входом. Коркин вспоминает: тут прижимаемся вправо, тут влево — камни по самой корме. Все знают, что войти в этот маленький порт может только опытный штурман. Даже в хорошую погоду. А на носу — . Надо тщательно проработать карту. А когда? «Времени нет», — сообразил Фрол и честно о, том доложил. 350 — Вот так и все они, молодые штурмана, — презрительно сказал Мыльников в присутствии начальника — это Фролу особенно обидно. Недаром о молодых штурманах рассказывались в кают-компании анекдоты, не лишенные жизненной правды: один командир не проконтролировал своего молодого штурмана, проскочил Либаву и выскочил к самой Виндаве, да и там штурман потерял и долго не мог найти свое место; другой командир, понадеявшись на молодого штурмана, отклонился от точки рандеву чуть не на двадцать миль... — Считаю, что Живцов не справится. Нельзя рисковать кораблем. Я сам проведу «Триста третий» в порт. И Мыльников бросает ловко слепленную английскую фразу: «Если у командира нет настоящего штурмана, ему нужен лоцман. Придется наняться лоцманом к Коркину». «Вылебезил!» — думает Фрол, хотя сознает, что единственный выход из положения — положиться на дивизионного штурмана. Мыльников ликует. Удача сама пришла к нему нынче. Видела бы его сейчас Нора!
Продолжение следует.
Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru
В 2013 году в нашей стране отмечается 70-летие образования первых суворовских и нахимовских училищ. Созданные в суровые годы Великой Отечественной войны (1943 год) «по типу старых кадетских корпусов», эти учебные заведения не утратили своей актуальности и поныне, продолжая решать чрезвычайно важные государственные задачи по ранней военно-профессиональной ориентации молодёжи, воспитанию российского юношества в духе служения своему Отечеству с детства.
В данной юбилейной дате заложен серьёзный государственно-патриотический потенциал. Этот праздник является важной частью мероприятий, проводимых в нашей стране на пути к 70-летию Великой Победы. Это праздник для «первосуворовцев» и «первонахимовцев», «спецшкольников» и «подготов», вынесших на своих детских плечах тяготы самой кровопролитной войны. Это праздник многих тысяч выпускников суворовских и нахимовских училищ, внёсших значительный вклад в развитие нашего государства в последующие годы. Это праздник кадет 2000-х годов, ставших свидетелями и участниками крупномасштабных военных реформ, кадет, составивших костяк новой российской армии, участвовавших в успешной реализации контртеррористических и миротворческих операций. Это праздник российских кадет, проживающих за рубежом, но по-прежнему тысячами незримых нитей связанных с любимой Родиной.
Наконец, это праздник юных воспитанников и учащихся кадетских учебных заведений различных ведомств современной России – потомков и достойных продолжателей славных традиций русского кадетства. В Москве главные торжества, посвященных этому событию, проходили на Суворовской площади. Сотни ветеранов – воспитанников Суворовских и Нахимовских училищ вновь встали в строй, чтобы почтить память своих товарищей, возложить цветы к монументу прославленного полководца, обозначить свое место в деле возрождения Российских Вооруженных Сил.
Многие ветераны-нахимовцы и суворовцы приехали по этому случаю в Москву для встречи со своими друзьями.
И, конечно же, ветераны моряки не могли не приехать в Косинский Морской клуб, давно ставший местом встреч бывалых моряков с подрастающим поколением, местом передачи огромного жизненного опыта старшего поколения.
Под навесом форта в Косинском морском клубе состоялась встреча с Героем Советского Союза, прославленным подводником, обошедшим под водой все океаны, а главное, - воспитанником Тбилисского Нахимовского училища 1953 года выпуска, Соколовым Валентином Евгеньевичем.
На встрече собрались адмиралы и капитаны 1 ранга, также воспитанники Нахимовских училищ, но более поздних выпусков, представители общественности – Всемирного благотворительного фонда реконструкции и развития русского гражданского общества «Родина», артисты театра «На Таганке», а также юные воспитанники Косинского детского морского клуба
и спортсменки города Рыбинска, оказавшиеся в это время в клубе на спортивных сборах.
С большим интересом слушали повествование командира-подводника о его жизненном пути, о длинных и опасных походах под арктическими льдами или проходе под водой проливом Дрейка, куда не каждый капитан отважится сунуться даже на надводном судне.
Об этих и многих других подвигах советских моряков Валентин Соколов написал книгу
и на этой встрече в Косинском морском клубе он подарил ее юным воспитанникам клуба.
Потом были рассказы о флоте, о жизни, воспоминания.
Артист театра «На Таганке» Александр Цуркан пел песни Высоцкого и читал стихи.
Оказалось, что у ветеранов и молодежи очень много общего. А главное – у нас общая забота о нашей Родине.
Капитан 1 ранга запаса, выпускник Нахимовского училища 1971 года М.Г.Шадрин
Несколько слов для начала: Мне в последние дни не удается выкроить время на то, чтобы писать статьи. Даже стихи и то стали появляться на моем сайте довольно редко. В связи с этим, я решил иногда предоставлять место на сайте моему давнишнему другу Ивану Жарову, политические статьи которого всегда изящны и неожиданны.
К. Лукьяненко
В Египте всё ещё весна, и под самыми благовидными предлогами одни хорошие египтяне убивают других тоже хороших египтян. Нужно сказать, что у них это получается. По официальным данным, события только последних дней унесли жизни порядка тысячи человек по всей стране; по неофициальным данным, погибло уже несколько тысяч человек. Пару дней назад из засады какая-то группа расстреляла два микроавтобуса, в которых ехали сменившиеся с дежурства полицейские. Получилась показательная казнь, в которой погибли 25 человек.
Наружу вырвалось насилие. Это и насилие толпы против государства — казнь безоружных полицейских тому подтверждение. Это и насилие на религиозной основе, когда в одной деревне мусульмане идут к более успешным христианам-коптам и вымещают на них всё свое недовольство жизнью в стране, где каждый второй существует на средства, не превышающие два доллара в день. Это и парламентское насилие, когда депутаты обращаются к массам с призывами, не могущими вызвать ничего, кроме ответной агрессии. Например, звучавшие при президенте Мурси призывы парламентариев о взимании в пользу мусульман особого налога со всего остального мира. Есть и бытовое насилие. Родственники-мужчины в деревенской семье решили, что поведение одной из жен может (всего лишь может!) опозорить весь их род, и убили эту женщину и четырех ее дочерей. Подробности этой дикой истории не сообщаются. И, конечно, есть насилие государства. В Каире 36 задержанных попытались вырваться из автобуса, где они находились, но полицейские, чтобы их утихомирить, пустили слезоточивый газ. В результате все 36 человек задохнулись и погибли.
Страна вступила в трагическую для себя фазу развития. Ненависть, однажды вырвавшаяся наружу еще долго будет пожинать плоды, поэтому давайте посмотрим, что вывело Египет из равновесия, Так сложилось, что в египетской жизни огромную роль играет армия. И не только потому, что это реальная сила, которая выходит на авансцену в критические минуты жизни страны, но и потому, что, как минимум 40% ВВП Египта создается предприятиями, которые так или иначе контролируются военными. Нужно сказать, что во многих странах армия выступает гарантом стабильности в государстве. В Египте – это сильный игрок, участвующий во многих весьма сложных политических схемах, но не сумевший остаться в стороне от внешнего влияния. В течение длительного периода египетские военные получают от США значительные суммы, превышающие миллиард долларов в год. В этом году, предвидя повышение спроса на функции военных в стране, США, подумав, выделили 2,2 миллиарда долларов. Основная часть этих средств идет на закупку американского же вооружения, но некоторая часть прекрасно «пилится» осознающей свою важность военной верхушкой. Нынешний год не является исключением.
При всей непохожести процессов, происходящих сегодня во многих мусульманских странах, проглядывает одна и та же схема: в стране создаются две силы, которые могут противостоять друг другу, между ними устраивается политическая состязательность, которая выдается за внедрение западных принципов демократии, а на всякий случай, если одна из сторон окажется слишком экстремистской, на горизонте появляется армия, которой надлежит восстановить порядок. Это не просто схема, где силе с «плюсиком» противостоит сила с «минусиком». Это еще и возможность, усиливая один из компонентов, держать под контролем правительство страны. Например, только правительство Эрдогана в Турции захотело быть самостоятельным, как тут же его обвинили в излишней исламизации страны, и сторонники светского развития устроили в крупнейших городах массовое волеизъявление.
В Египте Братьев мусульман обхаживали лет пять всякие консультанты из Брюсселя, снабжая их конспектами с описанием того, как из разрозненной религиозной группы превратиться в респектабельную политическую партию. Одновременно аналогичные конспекты получали египетские власти. В них, в частности говорилось, как вести диалог с будущими партнерами по политическому процессу в лице Братьев-мусульман. Первое их появление на политической арене во время недавних муниципальных выборов показало, что уроки не прошли даром. Избрание президентом Мурси – это тоже эксперимент. Во-первых, Мурси не только член верхушки Братьев-мусульман. Он еще и человек, живший в США и допущенный к высшим американским тайнам как специалист по материаловедению, который работал на атомную промышленность. В-вторых, Мурси всё-таки не политик и успел совершить несколько ошибок. Он не знал, что президент – это профессия и что в «ближний круг» нужно привлекать людей не только по принципу личной преданности, но и по принципу профпригодности. Интересно отметить, что презирающие всё западное Братья-мусульмане апеллируют к западным демократическим институтам, пытаясь настаивать на легитимности избранного демократическим путем президента. Вступление армии в политический процесс объясняется несколькими причинами. Профессиональных политиков, прежде всего, насторожило расширение властных полномочий, которое позволил себе Мурси, будучи президентом. Откровенно говоря, запахло диктатурой, которая в сочетании с авантюризмом и – часто – экстремизмом Братьев-мусульман могла привести к плачевным результатам. Тем более что диктатура удалила бы из политического процесса ряд вполне респектабельных сил, а это точно не было прописано в западно-европейских политтехнологических конспектах. Такое противостояние могло вполне остаться в конституционных формах с излиянием политического пафоса в социальных сетях одних и пятничной пропаганде в мечетях других. По крайней мере, в крупных городах. В глубинке насилие спонтанно, и имеет политические корни только при обосновании произошедшего, тогда как реально насилие аполитично, внерелигиозно и имеет чаще бытовое происхождение – зависть, несхожесть культур, игры местных «патриотов», попытки сыграть на низменных чертах человеческой натуры.
Однако зарубежные строители египетской демократии увидели в сложившейся взрывоопасной ситуации новые возможности для себя, не прописанные в быстро устаревающих конспектах. Оказывается, если в политический процесс вступит армия, то это может привести к нейтрализации, вплоть до физического уничтожения, социально активных представителей как религиозной, так и светской силы. Руководство армии не заставило себя ждать. Ему не понравилось решение Мурси уволить из армии высших офицеров, которые не выявили должной лояльности президенту, и заменить их более лояльными фигурами. Кроме того, генералитет был недоволен повседневной деятельностью президента. Устроенная им ротация чиновничества не могла не сказаться на состоянии экономики. Египту потребовались внешние займы, а экономическая эффективность принадлежащих военным предприятий стала падать. Такого генералы простить, естественно, не могли.
Нужно сказать, что выдвигаемые социальными сетями или подставляемые закулисными игроками лидеры в реальном политическом процессе оказываются несостоятельными. Это можно сказать и о лидерах, которые пытались на ранних этапах подчинить себе ход «египетской весны» – их сегодня уже никто и не вспоминает; это же справедливо и в отношении «демократически избранного» премьера правительства, представляющего сирийскую оппозицию. Кстати, даже беглое знакомство с биографией «сирийского премьера» и египетского президента Мурси обнаруживает много общего – и тот, и другой успели пожить в США и сделать там вполне успешную карьеру.
С большим трудом добытая Братьями-мусульманами политическая респектабельность в одночасье рухнула, стоило им только выступить в защиту законно избранного, а ныне опального президента. Сегодня все лидеры Братьев-мусульман находятся в тюрьме «Тора». Там же сидит и Мурси, и Мубарак, против которого уже сняты все наиболее тяжелые из ранее предъявленных обвинений, и после исполнения ряда формальностей его могут выпустить на свободу, поскольку судебное решение о его освобождении уже имеется. Кроме попыток сбить накал политического противостояния в стране, военные заняты еще одним полезным делом: они пытаются восстановить чиновничий аппарат и вернуть на прежние должности наиболее способных специалистов, с которыми поспешил расстаться Мурси.
Итак, события «арабской весны» совершили полный круг и показали никчемность всего революционного пафоса, который впервые выплеснулся на улицу больше двух лет назад. Единственным очевидным результатом является то, что попытки придать исламизму респектабельный политический вид провалились и налицо опасная радикализация политического процесса. Отдельные деятели, претендующие на духовное лидерство исламистски настроенных движений, стали утверждать, что резкие шаги египетского военного руководства, в результате которых уже арестовано более тысячи активистов Братьев-мусульман, говорят о том, что джихад эффективней, чем участие движений в демократическом процессе.
Такая радикализация требует правильного выбора союзников. Сегодня Братьям-мусульманам активно симпатизируют такие движения, как Талибан и Алькаида. Турция отозвала своего посла в знак протеста против действий армии. Позицию египетской армии поддерживает Саудовская Аравия. Скорее всего, дальнейшие события в Египте будут зависеть от того, какие коалиции сложатся в поддержку каждой из сторон. Об этом говорят и события в Сирии. Расширение круга союзников Башира Асада, среди которых сегодня и иранцы, и курды, и ливанцы в лице организации «Хесболла», быстро изменило ситуацию в пользу правительственных войск. Следует еще отметить то, что всё больше событий на Ближнем востоке будут определять не круги, пользующиеся конспектами всевозможных факультетов «мирового лидерства», а региональные коалиции, в которых всё более заметную роль играют Иран и Турция. В отличие от западных экспертных и разведывательных сообществ, региональные коалиции имеют более правильное представление о складывающейся в регионе ситуации и свободны от западных политологических догматов, в жертву которым иногда приносятся целые страны.
Можно было бы удивиться: почему стране, 15% прибыли которой приносит туризм, уделяется такое большое внимание? Ответ будет достаточно неожиданным: Египет является крупнейшим производителем героина в мире. Наркотики формируют основу экономики кочевых племен. А за этот лакомый кусок готовы побороться очень многие.
Почти анекдот: всякое приближение квартального месяца приводит к повышению политической активности – бухгалтерские правила требуют отчетов по расходованию средств, выделяемых на политические эксперименты.
Иван Жаров
23 августа 2013 г.
Золотая осень
Осень поразительно проста, Смотрится – как в зеркало – в озера. Так художник может у холста Окунуться в бесконечность взора.
Так, порою, утренний туман Думает, что он уже взлетает… Осень – золотая кутерьма, Или просто осень золотая.
Я наблюдал эту церемонию с оградительной каменной стенки кронштадской гавани. Слышал разговор присутствующих, называвших фамилию Несвицкого, командира эсминца, потопившего подлодку. «L-55» была отремонтирована, введена в строй Балтийского флота и участвовала в Великой отечественной войне. Вторая половина дня была заполнена представлением меня комиссару корабля, которым был некий Баранов из числа революционных матросов, штурмовавших Зимний дворец в октябре 1917 года, флагманским специалистам, начальнику клуба, секретарю партийной организации по постановке меня на партийный учет, личному составу артиллерийского плутонга.
Однако служить на должности командира плутонга и вообще на линкоре «Октябрьская революция» пришлось мне весьма малый срок. Через месяц или полтора, сейчас уже не помню, мне объявили приказ о назначении меня старшим флагманским секретарем дивизии линейных кораблей Балтийского флота. Должность – чисто штабная. А мне хотелось приобрести опыт командного профиля. Но в те годы не спрашивали: «Хочешь или не хочешь служить на такой-то должности?». Отвечали: «Есть» – и направлялись к месту назначения, отдавая все способности и помыслы скорейшему овладению задачами, способами, содержанием работы на новом месте, на новой должности. Флагманский секретарь – это и секретарь, и управляющий делами, и порученец, и доверенное лицо, и адъютант флагмана (командующего) и начальника штаба корабельного соединения. В его распоряжении канцелярия с ее начальником, штатом писарей, делопроизводителей, чертежников с необходимой оргтехникой, оборудованием, библиотекой. Хорошо помню начальника канцелярии, толкового, деятельного старшину-сверхсрочника Виктора Кузнецова, как говорится, мастера на все руки. Он удивлял меня своей памятью – мгновенно называл номер, дату и год издания приказа, директивы, другого документа по любому вопросу, которым интересовался флагман, начальник штаба или флагманский специалист – штурман, артиллерист, минер, механик, химик, связист. Тут же доставал из хранилища требуемый документ, хотя и издан он был 2-4 года тому назад. Канцелярию содержал в отменном состоянии. На начальнике канцелярии лежали также обязанности поддерживать должный порядок на рабочем месте в каюте флагмана и начальника штаба, обеспечение их письменными принадлежностями. Флагман, как говорят моряки, держал свой флаг на мачте линкора «Октябрьская революция», так что «география» моего нового места работы осталась на линкоре, произошла лишь смена каюты.
Флагманом был – командир дивизии линейных кораблей (линкоров). В те годы в Советских Вооруженных силах не было офицеров, не было и погон. Старшинство командного и начальствующего состава определялось служебной категорией занимаемой должности, самой старшей из которых была в Армии и на Флоте «К-13». На флоте знаками различия были только нарукавные нашивки. Лица, занимавшие должности «К-13» – Начальника Военно-морских сил и командующего флота – имели знаками различия одну широкую и три средних нашивки на обоих рукавах, что в настоящее время соответствует званию «Адмирал». Самая низкая, начальная категория была «К-4». Нарукавная нашивка – одна узкая, что ныне соответствует званию «Лейтенант». Должность Галлера относилась в тот год к «К-12». Знаки различия – одна широкая и две средних нашивки, что ныне соответствует званию «Вице-адмирал». Лев Михайлович встретил Великую Октябрьскую социалистическую революцию в должности командира эскадренного миноносца старого Балтийского флота. Принял советскую власть и участвовал в занимаемой должности в Гражданской войне в составе Рабоче-Крестьянского Красного Флота на Балтике. Вскоре был назначен командиром линейного корабля «Андрей Первозданный». В июне 1919 года линкор под командованием Галлера сыграл большую роль в подавлении контрреволюционного эсеро-белогвардейского мятежа, возникшего при активном участии английской разведки на фортах «Красная горка» и «Серая лошадь», расположенных на южном берегу Финского залива, входивших в систему обороны подступов к Петрограду и Кронштадту с моря. Мятеж был организован с целью содействовать наступлению войск белогвардейского генерала Юденича на Петроград. На третий день борьбы мятеж был подавлен комбинированным ударом с суши и моря. Лев Михайлович был награжден орденом «Красного Знамени».
Галлер был строгим командиром, не допускал отступлений от требований службы, но и корректным, человеком большого такта. Внимательно относился к людям. Поддерживал умную и полезную инициативу, никогда не повышал голоса. Не помню, чтобы он пользовался приказным тоном. От него чаще можно было слышать: «Прошу Вас.., Подготовьте пожалуйста..., Принесите пожалуйста...» и т.п. Он очень редко покидал корабль по личным делам, по воскресным и праздничным дням, даже в зимний сезон. Полагаю, что жил убежденным холостяком. В Ленинграде у него проживала сестра, которую он изредка и навещал. Лев Михайлович не обособлялся от народа. По вечерам, перед сном выходил для прогулки на кормовую часть верхней палубы. Беседовал со встреченными командирами, краснофлотцами, с флагманскими специалистами. Помню его каюту (рабочее место и место отдыха). Он имел большее по площади помещение, называвшееся салоном, оборудованное коврами, мягкой мебелью, картинами и портретами, имелись пианино и радиоприемник. Здесь флагман принимал командиров штаба флота, других кораблей, флотских учреждений, приходивших к нему для решения деловых вопросов. Проводил совещания с командирами кораблей дивизии и флагманскими специалистами штаба. Здесь же, в салоне флагмана, столовались флагман, начальник штаба, командир и комиссар линкора, флагманские специалисты, включая и флагманского секретаря. Стоял большой овальный стол.
В начальные дни моей службы флаг-секретарем Лев Михайлович, чаще всего во время вечернего чая (21 час), интересовался, чем я занимался до ухода на флотскую службу, почему избрал флот, из какой семьи и т.д. Интересовался постановкой обучения в Военно-морском училище, преподавательским составом, многих из которых он хорошо знал. А узнав от меня, что я был музыкантом духового оркестра, этой теме он также посвящал беседы со мной. Из них я понял, что мои познания классиков музыки и их творений не могут идти ни в какое сравнение с его высокой эрудированностью в данной области. Я рассказал об этом начальнику штаба дивизии линкоров. И тот сообщил: «Лев Михайлович прекрасно играет на скрипке. В Ленинграде живет его сестра. Когда он навещает ее, они оба музицируют. Он на скрипке, она аккомпанирует ему на рояле». Так я узнал еще об одном качестве моего флагмана. Начальником штаба дивизии линейных кораблей был Евгений Иванович Вишневский, выходец из революционных матросов. До революции он служил на минном заградителе «Амур». Общался с флотскими большевиками-подпольщиками. В 1917 году, вскоре после февральской революции, вступил в Российскую социал-демократическую партию (РСДРП большевиков) и включился в революционное движение. Создал на «Амуре» партийную организацию, поддерживающую тесную связь с Цетробалтом – Центральным комитетом Балтийского флота.
Справка. 1-ого марта по старому стилю (14-ого - по новому) 1917 года Петроградский Совет рабочих и солдатских депутатов издал Приказ № 1 о демократизации бывшей царской армии и флота, которым узаконил равноправие солдат, матросов и офицеров в гражданских правах вне службы, отменил титулование (ваше высочество, ваше благородие и т.п.), узаконил демократические, выборные солдатские и матросские комитеты в армейских частях и учреждениях. В руках комитетов сосредотачивалась политическая власть и функции контроля за деятельностью офицеров. Приказ способствовал демократизации и революционизированию армии и флота. Центробалт координировал и возглавлял политическую, хозяйственную и военную деятельность Балтийского флота. Поскольку такие комитеты возникали и на других флотах, на флотилиях, то был сформирован Центрофлот – Центральный исполнительный комитет флота при ЦИК Советов рабочих и солдатских депутатов России, выборный орган, созданный на Первом Всероссийском съезде Совета в июне 1917 года из делегатов – представителей флотов и флотилий. В Центрофлоте главенствовали эсеры и меньшевики. Во время подготовки и проведения Октябрьской революции Центрофлот занимал контрреволюционную позицию. В ноябре 1919 года военными моряками – делегатами 2-го Всероссийского съезда Советов (коммунистами) Центрофлот был распущен. Был создан Военно-морской революционный комитет. Первоначальный состав Центробалта тоже был «замусорен» эсерами и меньшевиками. Однако его большевистская часть довольно быстро, путем разоблачения их контрреволюционного нутра, освободилась от них. Центробалт сыграл большую и важную роль в большевизации матросских масс.
В сентябре 1917 года, узнав, что Временное правительство, находясь в сговоре с немецкими властями, с империалистами Антанты и США, решило, чтобы не допустить в России пролетарской революции, отдать немцам Петроград также, как несколько ранее им была отдана Рига. Для обеспечения прорыва сил Германского флота к Петрограду, Керенский отдал распоряжение командующему Балтийским флотом – царскому адмиралу – вывести главные силы Балтийского флота навстречу с германскими силами, имевшими значительное численное и боевое преимущество. Корабли, которые должны были бы выйти на встречу с немцами, имели наиболее революционные экипажи. Таким образом, Временное правительство во главе с эсером Керенским намеревалось погубить главные силы Балтийского флота и самые революционные экипажи кораблей. Видный деятель царского флота Ренгартен записал тогда в своем дневнике: «Приказать флоту, чтобы при появлении флота немецкого, наш бросался ему навстречу, не думая о себе и, стремясь лишь нанести врагу максимум вреда, ценою хотя бы собственной гибели... В известной мере задача будет выполнена, после чего флот наш перестанет существовать, и весь Балтийский театр будет для немцев открыт». Председателем Центробалта был балтийский матрос Дыбенко Павел Ефимович – участник революционного движения с 1907 года, матрос - с 1911 года, член партии большевиков – с 1912 года. С 1917 года – член Петроградского революционного военного комитета и коллегии народного комиссариата по венным и морским делам.
Получив информацию о намерении буржуазного Временного правительства сдать Петроград немцам, Дыбенко направил Керенскому телеграмму: «Балтийский флот выходит из подчинения Временному правительству, власти его не признает и распоряжений его не исполняет, управление флотом берет на себя Центробалт». Моряки Балтики мужественно встали на защиту Петрограда. Центробалт и 2-ой Всероссийский съезд военных моряков, поддержанные Гельсингфорской (ныне Хельсинки), Ревельской (ныне Таллин) большевистскими организациями и Финляндским областным комитетом РСДРП (б), выдвинули перед флотов боевую задачу: «Дать врагу решительный отпор в Моонзундском архипелаге. Сражение с немецкими кораблями состоялось 29 сентября – 6 октября (12 – 19 октября по новому стилю) 1917 года. Немецкие силы насчитывали свыше 300 кораблей, в том числе 10 линейных кораблей, свыше 100 самолетов, 25-тысячный морской десант. Русские силы, оборонявшие острова Архипелага и устье Финского залива, насчитывали 116 кораблей и вспомогательных судов, 30 самолетов, 12-тысячный гарнизон. Русские корабли действовали под прикрытием огневых средств (артиллерии) островного гарнизона. Вход в Финский залив был перекрыт минно-артиллерийской оборонительной позицией. Моряки Балтики уничтожили 16 кораблей противника, повредили 16 кораблей, в том числе 3 линкора. Не допустили прорыва немецкого флота к Петрограду. Однако острова архипелага немцы захватили своим 25-тысячным десантом, поддерживаемым артиллерией кораблей. Это сражение на море вошло в историю, как Моонзундская операция 1917 года.
