Вскормлённые с копья - Сообщения за 2011 год

В.К.Грабарь."Пароль семнадцать". Часть 28.

Вскормлённые с копья

03.04.201107:4303.04.2011 07:43:13

У нас от изумления открывались рты и закрывались только по команде «Отбой учебно-боевой тревоги!»
Когда наш крейсер стоял у стенки, нас водили по разным кораблям. Первым мы посетили стоящий рядом флагман Антарктической китобойной флотилии плавзавод «Юрий Долгорукий». Это судно (бывший немецкий лайнер «Гамбург», 40 тыс. т) периодически заходило в Кронштадтский Морской ордена Ленина судоремонтный завод, и отстаивалось рядом с крейсером у стенки военной гавани – Усть-Рогатки. Оно было вчетверо больше «Кирова» и давило своими размерами. Судов таких размеров мы больше за всю свою службу на флоте не встречали. Внутри оно было таким же огромным, но всех ошеломил запах рыбьего жира, которым это судно пропахло от киля до клотика.

В один из заходов в Кронштадт парусного барка «Седов» мы, конечно, побывали на палубе парусника, и все удивлялись, как это матросы успевали выучить мудреные названия многочисленных деталей такелажа. Экскурсию проводил командир корабля капитан 2 ранга П.С.Митрофанов. Барк «Седов» (бывший «Командор Йонсен») и его собрат «Крузенштерн» (бывший «Падуя»), которые раньше использовались в качестве учебных, теперь служили в Атлантической океанографической экспедиции.
Посещали мы и бригаду подводных лодок, стоящую в Купеческой гавани. На подводной лодке толстого Саню Сиротинского пришлось с силой пропихивать через люк.

***

Общими усилиями команды крейсера нас удалось кое-чему научить. Двое наших одноклассников: Н.Петров и М.Хрущалин, стали специалистами 3 класса уже в первую практику. Во вторую практику их уже было 28, а в третью ими стали почти все.

Карта похода УКРЛ "Киров". Лето 1963 года.

Практика 1963 года отличалась от первой обилием морских походов. Мы пропахали всю Балтику вдоль и поперек. Подходили к Таллину, Риге, Лиепае заходили в Балтийск. Ходили вокруг шведского острова Готланд, прошли мимо датского острова Борнхольм и подошли к проливной зоне. Но в открытом море вокруг – один горизонт, и если ты не ведешь прокладку на карте, для тебя важна не столько дальность плаванья, сколько его длительность. Интересную практику можно организовать и, не заходя далеко.
Следующая, третья по счету практика, вероятно, ничего не дала нам нового и потому не запомнилась. Танцоры опять саканули, их отправляли на празднование 20-летия Нахимовского училища.
Впечатлений от корабля много. Поэтому, чтобы не повторяться, разделим приобретенный опыт по боевым частям. Экипаж корабля, как известно, организационно разбит на боевые части пяти основных корабельных профессий (не считая служб и команд).
БЧ-1 – штурманская. Корабль отходит от стенки. Это – и первое впечатление и первые метры, кабельтовы и мили, которые войдут в морской ценз офицера. Корабль вышел на Большой Кронштадтский рейд, последовала звучная команда: «На четыре бочки становиться». А после того, как осмотрелись и пополнили недостающее, начался поход. Мимо проплывают острова Финского залива. За ними мы наблюдаем в пеленгатор. Особое впечатление производит Гогланд. А еще через несколько часов хода вырастают на горизонте кирхи Таллина. Во время более длительных походов в открытом море мы вроде бы пробовали вести прокладку. Во всяком случае, мы знали, как это делается, и следили за вывешенной картой похода. Морская карта постепенно становилась родной.

Дмитрий Аносов измеряет высоту солнца с помощью секстана. 1963 год.

БЧ-2– артиллерийская. Современное её название по Корабельному уставу – ракетно-артиллерийская. Но на крейсере-ветеране она еще была просто артиллерийской.
Предстояли учебные стрельбы главным калибром. На корабле все плафоны на это время снимали, чтобы они от встряски не лопнули. Это настораживало. А нас, будто специально (так оно, оказывается, и было) поставили на кормовом мостике, башня главного калибра – прямо под нами. Ухнул первый залп. Уши заложило, в голове звон. А, кто испугался? Очнувшись, все начинают друг перед другом хвастать: «Во, здорово!».
Мы видели практически все виды артстрельб, которые только проводятся на крейсерах. Стрельба установленными на дула 45-мм стволиками. Стрельба по движущимся сетям. Тяжелее для ушей переносилась резкая и жёсткая, как звук огромного хлыста, стрельба универсальными (они могли стрелять и по летящим целям) 100-мм орудиями. После этих стрельб нахимовцам, расписанным по башням, доверяли банить стволы. Наконец, стрельба из 37-мм автоматов по шарам, наполненным гелием.
Стрельба из этих автоматов, которые официально именовались солидно - зенитной малокалиберной артустановкой «В-11» - считалась верхом мечты. Потому что тем, кто на них был расписан, разрешали выполнить упражнение №5, то есть пострелять самостоятельно. К тому времени нам еще не было шестнадцати, но шестерым все же повезло: Е.Смирнов, В.Лебедь, В.Градосельский, В.Васильев, С.Мельниченко, А.Стражмейстер. Во время стрельбы вновь, как и в 1960 году на крейсере «Орджоникидзе», произошел казус. Когда после завершения упражнения стали собирать отстрелянные гильзы, то среди них обнаружили неразорвавшийся снаряд. У офицеров, которые были рядом, волосы на голове встали дыбом. После этой стрельбы два дня в ушах стоял звон.

Нахимовцы банят ствол 100-мм орудия крейсера "Киров". Слева направо: В.Градосельский, А.Сипачев, Д.Аносов. На заднем плане - ракетный крейсер "Адмирал Головко". Лето 1964 года.

Интересно, что производились эти автоматы в «КБточмаш» [3], где долгое время будет служить, а затем и возглавит Военную приёмку Минобороны, и сейчас еще работает заместителем директора Сашка Разговоров (бывший Стражмейстер). Может быть, с металлического сидения турели того автомата и начался его путь в мягкое кресло руководящего работника этого прославленного КБ.
БЧ-3– минно-торпедная. На крейсере было два трехтрубных торпедных аппарата. Но, как они стреляют, мы не видели. Зато в 1962 году проводились ночные торпедные стрельбы, в которых наш крейсер служил мишенью. Торпеда, выпущенная эскадренным миноносцем, идущим чуть ли не у линии горизонта, прошла под самой серединой киля крейсера, разглаживая над собой пену волн. Восхищаясь точностью стрельбы, испытываешь и жутковатое чувство: а вдруг бы?! Видели мы и учение по постановке мин, но это скучновато.
БЧ-4 – связи. В эту БЧ входят сигнальщики и радисты. В заведование БЧ-4 входили все радиопередатчики и радиоприёмники с антенными устройствами, организационно объединёнными в передающие и принимающие радиоцентры корабля. Но нас туда не допускали.
Зато наши ребята неплохо семафорили. В марте 1964 года С.Мельниченко занял второе место в училище в состязании сигнальщиков. На корабле случалось, мы сдавали экзамены за проходивших практику курсантов высших училищ. Но, конечно, нам было далеко до корабельных сигнальщиков. Мало того, что они это делали быстрее, у них еще был свой почерк и стиль. Сигнальщики также могли «разговаривать» с помощью прожектора или же сигнальных флагов. Грамотный корабельный сигнальщик втихаря может даже набрать из этих флагов признание в любви своей девушке. Гражданским людям эти же самые флаги известны лишь как украшение, которое вывешивают на реях и стеньгах кораблей в дни государственных праздников и в день ВМФ.

Виктор Виноградов передает сообщение с помощью семафорной азбуки. Лето 1964 года.

Если у себя на озере мы пользовались Шлюпочной сигнальной книгой, в которой сигналы передавались одним или сочетанием двух флагов, то на флоте в сигнал входили четыре и более флагов – каждой композиции этих флагов соответствует определённая команда для эволюции (действия) кораблей. И для их обозначения служит Боевой эволюционный свод сигналов – целый гроссбух.
Нас первым делом ознакомили с двумя сигналами. Вопрос: «К, Л, Ж?». Правильный ответ: «Н, Х, Т!». Для тех, кто владеет правильным произношением старославянских букв, предлагаем произнести эти сигналы, только, чур, не вслух.
Сигнальный мостик находится поблизости от ходового, поэтому некоторым из нас пришлось видеть командира корабля Б.В.Викторова «в деле». Валера Иванов был свидетелем такого случая. Крейсер стоял на БКР и уже был готов к отходу, когда с башни Итальянского дворца, в котором находился штаб базы, просигналили распоряжение командования задержать выход и взять на борт кого-то из штаба. Борис Васильевич, нахмурился: «Напиши ему, что корабль – не велосипед, его на ходу не остановишь», а затем скомандовал вахтенному офицеру: «Трогай!». В машинное отделение полетела команда «Малый вперед!»

БЧ-5 – электромеханическая. Все что на корабле крутится, светится, шипит и горит, входит в заведование этой боевой части. «Чудище обло, озорно, огромно, стозевно и лаяй» - это будто бы сказано о котельном отделении старого крейсера. Как утверждали матросы, на четырех котлах корабль в их бытность всё ещё умудрялся развивать 34 узла. Резвость даже на сегодняшний день приличная. Чтобы попасть к котлам, надо было пройти через шлюз, для выравнивания давления: наружного с давлением в разгоряченной котельной. И надо сказать, что желания появляться там лишний раз не было.
Именно туда нас загоняли под пайолы (съемный дюралевый настил в трюме), чистить и убирать грязь. В этом - нормальная психология корабельного офицера: если на борту корабля есть практиканты, то на самые грязные работы лучше послать их, чем своих матросов. Вот и на нашу долю доставались скопившиеся водяные протечки, перемешанные с машинным маслом и различными видами смазок, короче грязь. Там мы изнутри и даже из «подполья» увидели, что значит на корабле эта самая электромеханическая боевая часть. Единственная привилегия механиков – это возможность дать на прощанье шапку дыма из трубы. В боевой обстановке это ведет к демаскированию корабля, поэтому за такие шапки дают «по шапке». Но традиция обязывает.
Через котельную проходил путь «из носа в корму, не выходя на палубу». Пройти таким образом вдоль всего корабля - задача на засыпку салаге. Не всегда это удавалось сделать, потому что матросы перекрывали отдельные переборки, обычно это было в душевых команды. Душевые, а лучше сказать, вода в душевых – это особая статья. На корабле существует запас воды для разных целей: питьевая, мытьевая, техническая и прочая. Кроме того, есть малопроизводительные опреснительные установки. Как-то кораблю потребовалось зайти в гавань, чтобы пополнить запас пресной воды, и командир Б.В.Викторов запросил у штаба «Добро» (буква «Д» означает – Да, согласен, разрешаю). В ответном тексте, содержалось предложение запустить эти самые опреснительные установки. На что Викторов прорек через сигнальщика: «Крейсер – не корова, его ведром воды не напоишь!»
Мытье на корабле, когда он в море, представляет трудность, так как из экономии пресной воды для мытья подают забортную воду, а она – соленая. Обычное мыло в такой воде не мылится. В походе давали специальное мыло (кстати, белого цвета), но и оно мало помогало. В душевых не только мылись, но еще стирали свое нательное белье и, конечно же, робу.
Белая брезентовая роба. О ней надо бы сложить песню. Возможно, она была хороша во времена парусного флота. Но на современном корабле пачкается мгновенно. Корабельный способ стирки оригинален. Рубаху или брюки бросаешь на кафель душевой и трешь щетками до заданной чистоты. А сушить робу можно у вентиляторов, которые выдувают горячий воздух из котельных – несколько минут и все сухо. Тысячу таких премудростей мы и постигали во время практики.

А.Белогуб у корабельного вентилятора. 1964 год.

В заведование БЧ-5, точнее в состав ее второго (электротехнического) дивизиона, входила вся слаботочная телефония. Когда в 1962 году после окончания практики мы уже сошли с трапа корабля, нас остановили на стенке и обыскали вещмешки. Оказалось, что с нашим уходом на разных боевых постах корабля из телефонов исчезли 47 капсюлей-динамиков ДЭМШ-1. То есть 47 постов были лишены связи. Несмотря на наличие в наших рядах радиолюбителей, ни одного капсюля обнаружено не было. До сих пор не ясно, то ли наши так исхитрились, то ли матросы «смолотили» под наших.
В общем, от БЧ-5 у нас остались неприятные воспоминания. Тем не менее, шестеро наших однокашников после Нахимовского пошли учиться в инженерное училище, именуемое в народе Дзержинкой – подходящая ассоциация.

Продолжение следует.

Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ.
198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru

Вскормлённые с копья

03.04.201107:4303.04.2011 07:43:13

Просмотров:10622 Комментариев:0 0

Отпуск Немыкина. Юрий Ткачев. Окончание

Вскормлённые с копья

02.04.201109:5202.04.2011 09:52:03

До Камышков Немыкин добрался без особых приключений. Деньги он больше не доставал и, даже на автовокзале в Саратове не соблазнился горячими пирожками с печёнкой, которые очень любил. Тем более, что и тут бродили цыганки. Впрочем, они были с сумками, ждали автобуса, и ни к кому с гаданиями не приставали.
В родительском доме «шифрика» встретили ахи-охи, вздохи, поцелуи родни и крепкие объятья друзей. Петя с широкой улыбкой на лице принимал парад. На его черной тужурке сияли две медали, разные значки: за классность, «За дальний поход», какие-то ещё жетоны, которыми его снабдили друзья-сослуживцы.
Потом был длинный стол под навесом в саду, незамысловатые тосты, неимоверное количество самогона под натуральную деревенскую закуску.
- За тех, кто в море, на вахте и в дозоре! - выдал очередной тост Немыкин.

Все дружно пили за моряков, за Тихоокеанский флот, потом за здоровье стариков, за прекрасных дам. Прекрасные камышковские дамы были уже пьяны вдрабадан, потому что застолью шел уже пятый час.
Поскольку была суббота, всей гурьбой повалили на танцы в сельский клуб. Петя шёл во главе разношерстной толпы в расстёгнутой тужурке со всеми регалиями. Под руки его держали две весёлых подруги. Они хохотали и приплясывали.
- Песню за-пе-вай! – скомандовал отпускник и сам запел «Варяга».
- Врагу не сдаётся наш гордый «Варяг», пощады никто не жела…а…а…ет! - пели все недружно, но зато мощно.
В душном зале клуба собралась вся местная молодёжь. Немыкина все знали и подходили поздороваться – парни за руку, а девчата - поцелуем в щёчку. От поцелуев у Пети всё лицо было в красных пятнах помады.
Потом танцевали, потом «шаман» пригласил всех в буфет и угощал пивом и бутербродами. После пива пили шампанское «за приезд героя-тихоокеанца». Щедрый Петя выгребал остатки отпускных денег на кутёж.
Под занавес, когда закончились танцы и музыканты ушли со сцены, какой-то пытливый паренёк рассмотрел Петины награды повнимательней.
- Ты чо дурку гонишь, Петро, - сказал он при всей компании, - две одинаковых медали ещё никому не давали, гляньте, чо тут у него пришпилено!
Все посмотрели медали и загоготали.
- Ну, ты Петя, даёшь!
Обидевшись, Немыкин с размаху заехал бдительному дружку в ухо. Спонтанно и как-то радостно началась драка. Через пять минут махаловки никто уже не помнил, из-за чего она произошла. Все с великим удовольствием лупили друг друга, как это бывает только у русских людей, когда они находятся в настроении и изрядном подпитии.

Драка крестьян при игре в карты. Адриан Браувер. Дрезденская галерея.

Били вначале кулаками, потом в ход пошла мебель. По свистку подоспевшей милиции, так же внезапно, как началась, драка закончилась.
Зачинщика – Петю Немыкина - повязали и увезли в милицейский участок. Там составили протокол о хулиганских действиях тихоокеанца.
Подсчитали нанесённый ущерб – 57 рублей. В такую сумму оценили работники клуба разбитые стулья и хрустальную люстру. Хотя, если честно, люстру Петя не трогал, она упала на головы драчунов сама от сотрясения воздуха.
Ещё до потасовки мичман потратил на угощенье односельчан около шестидесяти рублей и теперь последние свои гроши отдал начальнику клуба, чтобы не возбуждали уголовное дело.
Так в первый же день своего отпуска «шаман» Немыкин остался совершенно без денег. Надо было заказывать «буксиры»…
Получив телеграмму с текстом «Срочно шли три буксира» мичман Храмов озадачился. После убытия «шамана» в отпуск не прошло и трёх суток. «Вот это Петя кутит!» с восхищением подумал Саня Храмов.
По внутренней трансляции Храмова вызвали в каюту замполита Синютина.
- Что это за телеграммки странные вы получаете от мичмана Немыкина, - подозрительно спросил зам, - какие ещё там буксиры в саратовской глуши?
Храмов сопел и молчал. Выдавать друга не хотелось.
- Вам не кажется странным тот факт, что наш шифровальщик шлет кодированные депеши о каких-то буксирах? - глядя в упор на Саню Храмова, тягуче процедил замполит. - Пойду-ка я в особый отдел дивизии, чёрт его знает, может Немыкина завербовали? Может он уже и не в Камышках вовсе, а за бугор пытается свалить?
Храмов заволновался.
- Товарищ капитан-лейтенант, может это он денег хочет? Может отпускные закончились? А открыто попросить стесняется.
- Не порите чушь, мичман Храмов, я вам не верю - холодно ответил замполит, - ваш дружок получил больше трёхсот рублей отпускных, проездные билеты туда и обратно ему купила Родина, пропить такие деньги за двое суток не под силу даже адмиралу в лучшем ресторане Владивостока.

Замполит Синютин подозрительно посмотрел на Храмова.
- Я думаю, что вы лично вступили с ним в преступный сговор, хотите вместе Родину продать, - убийственно добавил замполит, - идите пока к себе, но с лодки, ни шагу. Я вахту предупрежу.
И закрутилось – завертелось. Послали телеграфный запрос в село Ал-Гай - районный центр: становился ли на воинский учёт мичман Немыкин. Оттуда ответили, что мичман Немыкин из Камышков не приезжал и на воинский учет не становился.
Да, и как горемыка мог приехать, если к третьему дню пребывания в родном селе он самостоятельно уже и двигаться не мог? Хоть и денег не было у Пети, но зато было много друзей, подруг, двоюродных и троюродных родственников.
От двора до двора «шамана» водили под руки. Не прийти в гости значило кровно обидеть. В гостях Петя дегустировал самогон и оставался ночевать, не дойдя до дома. До девушек ни руки, ни всё остальное у него никак не доходило, несмотря на прогнозы друга Храмова «дружить по очереди» с ними.
Приехала из Саратова старшая Петина сестра – врач областной поликлиники, увидела это безобразие и увезла пьяненького папу и усталую от празднеств маму с собой.
- Пётр! – строго сказала она брату на прощание, - езжай назад, алкаши тебя угробят.
После многочисленных застолий Петина тужурка превратилась в засаленную тряпку с вино-водочными разводами. Где-то потерялась вторая юбилейная медаль. На фуражку постоянно кто-нибудь садился, и она приняла форму блина с треснувшим посередине черным козырьком. Но это были мелочи.

Самое главное, что Немыкин не мог найти своего портмоне с удостоверением личности и проездными документами. Все нетрезвые попытки найти их были пустыми. Кожаный, черный бумажник канул в неизвестность.
Смутно вспоминалась гулянка на берегу огромного пруда, вырытого посреди села. На его месте раньше была балка, густо поросшая камышом (отсюда и название села), а теперь любимое место отдыха сельчан.
На той гулянке, как вспоминал Петя, он часто снимал свою флотскую тужурку, где во внутреннем кармане лежал бумажник и накидывал на плечи Насте Рыжовой… или, может, Катьке Зайцевой?
Потом гулял с какой-то девчонкой до лесочка – единственного островка зелени в засушливом степном селе. С кем он там гулял, Петя не помнил. Искали документы и в лесочке, и на берегу пруда, но безуспешно.
Через пять дней в Камышки приехала в отпуск новая сельская знаменитость – Колька Медведев. Он был капитаном и служил в ВДВ. Своей мускулистой фигурой и богатым «иконостасом» на груди он затмил «флотоводца» Петю с его жидкими побрякушками. И деньги он не растрынькал по дороге в родимые Камышки, в отличие от мичмана.
Про Немыкина с его проблемами все тут же забыли. Дома у него всё было выпито и съедено. Коварные девушки переметнулись к Медведеву. Тот теперь «зажигал» в клубе, а Немыкин сидел дома и никуда не ходил.
Сердобольная соседка баба Дуся приносила ему остатки от еды своих домочадцев и почти целые «бычки» от папирос и сигарет.
…Замполит Синютин перехватил вторую телеграмму, предназначенную «резиденту» Храмову: - «Саша все мои буксиры утонули тчк перелёт невозможен жду буксиры».
Как и первую немыкинскую депешу, он передал телеграмму в особый отдел дивизии подводных лодок.
- Специалисты разберутся, - зловеще сказал он арестованному и посаженному под замок, мичману Храмову.
Сверху командиру немыкинского атомохода поступила команда: разобраться, найти и доставить! Прохождение некоторых команд на флоте занимает довольно большой промежуток времени.
Пока готовили поисковую группу, пока выписывали командировку, от Немыкина пришла еще одна срочная, кричащая телеграмма. Теперь уже лично командиру атомохода.
Это была совсем не шифровка, и в ней был понятный всем текст: «денег нет зпт проездные и удостоверение потерял тчк умоляю увезите меня отсюда домой в дивизию тчк Немыкин».

Вскормлённые с копья

02.04.201109:5202.04.2011 09:52:03

Просмотров:18077 Комментариев:12 0

Страницы истории Тбилисского Нахимовского училища в судьбах его выпускников. Часть 33.

Вскормлённые с копья

02.04.201109:2802.04.2011 09:28:53

Воспоминания нахимовца Леонида Димента, выпускника ТНВМУ 1953 г.

ФАЛЬШИВЫЙ ГЕЛЕНДЖИК

Рядом с базой торпедных катеров, вдоль бровки футбольного поля располагался наш лагерь. Напротив палаток деревья с могучим «букетом» в центре столпившихся дубов (пеленг на центр поля), похожим на баобаб. За правыми воротами экзотика – роща грецких орехов. Напротив, левее дороги к морю (которое в сотне шагов), алыча, деревья тутовника красного, жёлтого, чёрного.

И всё это ежедневно россыпью на земле. Сладкое, спелое. И к веткам тянуться не надо! Ну, не рай ли для, изголодавшихся и на годы промёрзших, северных гаврошей!. Ежевика, кизиловые лепёшки (неведомая ягода)…. Но, это потом. А сначала нас построили. И с другими новобранцами рассортировали по ротам. Пятиклассники – 6-я, мы – шестиклассники - 5-я, и т.д. 1-й роте – десятиклассникам через год выпуск. Кроме наших из вновь прибывших впечатлили трое из 4-й роты. Маленький атлет Васильев, с малолетства занимавшийся борьбой, поражал мышцами рук и ног, похожими на батоны. Отсюда и прозвище. Он был всеобщим любимцем. Харазов - круглоголовый брюнет играл в шахматы с рыжеватым Фроловым. Доигрались до солнечного удара. Лоб Харазова опух так, что ещё долго при нажиме пальцем в нём оставалось углубление. У Фролова удлинённая голова, словно пилотка, слегка щегольски накренилась вправо. Над ними поколдовал врач, и здоровье было спасено.

Васильев Николай Васильевич, Фролов Сергей Игоревич, Харазов Виктор Григорьевич.

Были здесь и «старослужащие» двоечники, оставленные готовиться к сдаче «хвостов». Словом, в наши под нулёвку стриженые черепки* (об этом – позже), хлынуло столько информации, а в души эмоций, что и ныне успокоиться не могу.

"Свежий ветер". А.А.Гальперин.

МОРЕ ВИДЕЛ Я ВПЕРВЫЕ - БЫЛО МНЕ 13 лет.

Белым кружевом прибой извивает голубое.
А над толщей глубины по велению волны
Блики светлые сливаясь, светом с тенью забавляясь,
Прихотливы и вольны.
Мне чудесно видеть это моря сказочное лето.
Там за дальнею чертой перламутровый покой
Лёг подковой предо мною.
Я на севере родился над красавицей рекой,
Между Волгой и Окою, и сроднился с красотою.
Но такое!? Боже мой!
Солнце ласковой щекою гладит кожу…
Что со мной?…
Я впервые вижу море, рано в жизни встретил горе.
(Мне всего четыре было, а уже осиротел –
Мама милая уплыла в тот заоблачный предел).
Я её почти не помню.
Почему же в этот миг
Образ солнечный настиг?
Ясно-ясно, хоть и зыбко, вижу грустную улыбку.
И щекою горячо мне греет ласково плечо
Не она ли?
Как проверить?… Не дано.
Но сладко верить, будто всё она здесь видит.
И красу, что здесь легла, подарить ОНА смогла.
А с тех пор, как мы расстались навсегда,
Она осталась в этом мире красоты
И небесной чистоты.
Ну, а рай земной с небесным переплёлся тесно-тесно…
И, чтоб в нём всё время жить,
Надо чем-то заслужить.
Море видел я впервые.
Было мне 13 лет.

05.09.2003.

Повара всегда старались, а нахимовцы не страдали аппетитом! Все довольны! Фотография предоставлена Ириной Валентиновной Мартыновой, дочерью подполковника В.П.Николаенко.

Но вернёмся в август 1948. Быстро стал пополняться словарный запас. В гальюне можно украдкой от старшины Тиля махрой побаловаться, в камбузе кок стряпает борщ и макароны по-флотски; которые на семерых раздают бочковые. Кстати, на этом поприще отличился Вовка Сущинский (уже в Тбилиси). Однажды он положил себе больше, чем нам, объяснив, что нам дал длинные, а себе оставил короткие. В 1-м наборе были фронтовики (юнги, сыны полка). Многие с боевыми наградами. Не то, что мы – салаги. Нам выдали робу (голландки), бескозырки (чепчики) (вместо ленточек бантики). Ведь звание нахимовцев надо заслужить, а пока мы – кандидаты. Шкеры (брюки) и белые парусиновые ботинки (которые следовало чистить зубным порошком). «Говнодавы» (ГД) - кирзовые ботинки выдали уже в Тбилиси. После обеда и дневного сна строевые занятия и повзводно строем на море. Строевые занятия проводил грозный с виду старшина Аракелян на танцплощадке, усыпанной битым стеклом и галькой. Чтоб не шарахались без толку, а строго выполняли команды? Каждый день приносил новые знания. Загорая на речной гальке, пока сушится выстиранная нами роба, под руководством многоопытного старшины постигали первые азы морского дела. Обычный узел, который оказывается «бабий», строго приказано оставить в прошлом. Пусть пользуются штатские штафирки и презренная пехтура. Моряк пользуется «прямым» - изящным и симметричным. За ним появились «выбленочный», «беседочный», и прочие. Вся жизнь стала организованной по режиму. По горну подъём, по горну отбой. И в промежутках скучать было некогда. Но самым прекрасным было купание в море.

Верфь у Алекса - Морские узлы: «выбленочный», «беседочный».

СНЯТЬ ТРУСЫ И БЕСКОЗЫРКИ! - Воспоминания нахимовца Леонида Димента, выпускника ТНВМУ 1953 г.

Море было рядом. На парапете белёный памятник Сталину. Пляж усыпан галькой. Песчаный («Телячий пляж») правее (на west). Он не наш, если не ошибаюсь, а базы торпедных катеров, для которой мы - летние гости. Аракелян командует: «На месте, стой! Налево! Смирно! Разговорчики в строю! Драчнев, Зверев!» Стоим, переминаемся. Утренняя галька холодит. С непривычки пяткам больно. «Смирно! По порядку номеров рассчитайсь! Вольно. Беспрозванных, наряд вне очереди! Вольно! Снять трусы и бескозырки!» На трусы перед собой аккуратно складываем чепчики. Море спокойное. «Полный штиль» - объяснял Тиль. Забавно. На берег набегает тоненькая волна. Впитывается в песок и снова уходит. И опять лижет ноги. Море дышит. Это прибой. Тихо. А солнце печёт вовсю. «Только шуршит кожа на плечах, натянутая как на барабане» – фантазирую я.
«Кто не умеет плавать – два шага назад!» Мы в замешательстве. Одни шагнули, другие мнутся, не зная к какой категории отнести себя. Первая шеренга, рассчитайсь!» Старшина спрашивает каждого: «Каким стилем плаваешь? По «сажёнкам»? Любопытно. А вы? «Вразмашку? По-собачьи?» Замечательно. А кто умеет по-куриному? Что, пока не освоили? Очень жаль. Разойдись!». «Два основных стиля у моряков «брасс» и «кроль». Кроль более скоростной, но брассом можно проплыть дольше. И научиться ему легче. Сейчас я покажу вам. Встаньте вокруг. Потом ляжете, где стоите и повторите мои движения». Усердно пыхтим, «плывя» на месте. Скорость на берегу равна нулю. А солнце всё выше и выше, и так хочется в воду! «Товарищ старшина, можно в воду? Я умею купаться». Я на самом деле умею плавать. Первые шаги делал в родном Горьком на Волге – «по собачьи» и даже «буксирчиком» (вращая перед лицом согнутыми в локтях руками). Потом однажды в грязной, мелкой воде бассейна на площади Минина изобрёл новый стиль, и кричал ребятам: «А я по-лягушечьи плаваю!» А лет в десять и «сажёнками» на станции «Водник» доплывал с выпученными глазами до якорной цепи дебаркадера. «Я умею купаться!»…. - «Купаться любая баба умеет. А вот плавать, надо учиться» - «Подъём! В две шеренги становись! Первая шеренга, по команде в воду. Отставить! Команды ещё не было! Для начала от берега дальше пяти метров не заплывать! Бекишев, разговорчики! Кто отплывёт дальше положенного, получит наряд вне очереди»…. «Равняйсь! Смииирр-но! Первая шеренга в воду бегом марш!» Плывём вдоль берега, плещемся, прыгаем, ныряем! Старшина наблюдает, покрикивает, приказывает не шалить, а плавать. Изучает наши «возможности». А в глазах весёлые чёртики. Один рванул в глубь. За ним попытались ещё двое. Последовала команда: «Всем на берег!» Провинившиеся наказаны. «Всё, первая шеренга по вине смутьянов сегодня без моря!» «Товарищ старшина, а мы-то при чём?» - «Отставить! Разговорчики в строю! Морской принцип - один за всех, а все за одного. Нарушитель отведает бойкота – будет знать впредь, как нарушать приказы. Первая шеренга, рассчитайсь!» «Первый, второй, третий, четвёртый…» «Молодцы. Никто не утонул. На первый раз прощаю. Купаться будете, но после второй шеренги. И смотрите, чтоб они не тонули». Заходит по пояс в воду. Здесь не утоните. Дальше меня не заплывать. Вторая шеренга бегом в воду марш!» Через неделю почти все умели плавать. Плотная морская вода не то, что волжская, держала хорошо. И вскоре команда сменилась на «Дальше буйков не заплывать!» Буйки были на 50 метров от берега. Но мы норовили заплывать и за них. После вечернего сна состоялся футбольный матч против «старичков». Меня как маленького поставили в защиту. Но я всё равно был счастлив. Меня, в отличие от многих высоких и старших по возрасту, в команду взяли. И я надежды оправдал. Бегал я быстро, и заряженность на мяч была неутолимой. «Старичка» Бабенко, добра молодца «взрослого», крупного девятиклассника на границе штрафной площадки я раз за разом обыгрывал. И он, наконец, не выдержал и зло пнул меня. Но это не охладило мой пыл. Любовь к футболу была сильнее всего на свете. С тех пор место в команде (но уже в нападении) было за мной. Об этом надо бы сказать особо (с упоминанием Найданова и Игоря Чкалова), но не сегодня.

Перед выходом в море. Фальшивый Геленджик. 1947 г.

Дополним рассказ о Фальшивом Геленджике воспоминаниями Лилии Германовны, дочери преподавателя географии капитана Мельникова Германа Михайловича. Наше искреннее и сердечное ей спасибо.
Каждое лето воспитанники нахимовского училища выезжали на морскую практику, без которой их обучение было бы неполноценным.
Военно-морская база находилась примерно в 10 км от Геленджика, в прелестном небольшом поселке на берегу Черного моря. Он назывался Фальшивым Геленджиком. Сейчас это городок Дивноморск.

Теплый мягкий климат, густой лиственный лес, море, горы. Все располагало к полноценному отдыху и занятиям по специальности.
Морскую практику вели преподаватели морского дела. Общей физической подготовкой воспитанников занимались учителя физкультуры. А культурно-просветительскую работу вели преподаватели истории и географии.
Капитану Мельникову была поручена организация и проведение экскурсий: краеведческих, военно-патриотических и других.
Преподавателям и воспитателям разрешалось брать на летнюю базу семьи. Недалеко от территории нахимовцев располагался палаточный городок, где жили офицеры и их семьи.
Мы вели цыганский образ жизни, без удобств: еду готовили на костре, воду приносили из ручья.
Детям жилось очень весело. Гурьбой мы ходили купаться на море, бродили по лесу, собирая дары природы: грибы, ежевику и малину. Жили, как настоящие дикари.
Мамам приходилось туго: до жилого поселка было далеко, магазина не было. Раз в неделю по воскресеньям офицерским семьям предоставляли автобус для поездки за продуктами в магазин и на рынок Геленджика.
О жизни нахимовцев нам мало было что известно. Мы почти не общались. На огороженную территорию вход посторонним был воспрещен. Лишь иногда, днем на пляже мы наблюдали соревнования среди воспитанников по гребле и плаванию.

То, что не видели в те годы дети, сохранили для них и для нас их родители, преподаватели и командиры нахимовского училища. Речка Мзыбь, Фальшивый Геленджик.

В лагере - банно-хозяйственный день: "постирушка" и "помывка личного состава". Фотографию предоставила Ирина Валентиновна Мартынова, дочь подполковника В.П.Николаенко.

А воскресными вечерами нам разрешали смотреть кино, которое показывали для нахимовцев на открытой площадке.
Отец занимался с воспитанниками целыми днями, к себе в палатку возвращался поздно вечером.
Чтобы ребята не бездельничали в свободное время, преподаватели должны были находить для них интересные занятия. Герман Михайлович, помимо экскурсий, вел для них кружки краеведения и рисования.
Однажды он предложил нам с сестрой поехать с ним на экскурсию.
- Девчонки, хотите увидеть дольмены? Завтра у нас будет экскурсия для младших воспитанников на гору Нексис, - сказал он.
- Конечно, мы хотим, - ответили мы с Инной. - Но что такое дольмены?
- Это очень интересные и загадочные древние сооружения, похожие на маленькие домики. Они сложены из тяжелых каменных плит, - начал рассказывать отец. - Существуют они с незапамятных времен. Объяснить их предназначение до сих пор никто не может. Считается, что это культовые сооружения, где люди приносили жертвы и общались возле них со своими богами. Но главная загадка дольменов состоит в том, что в те времена, когда они были сделаны, у людей не было подъемных кранов и тяжелых машин, чтобы доставить эти плиты на горы. До сих пор остается невыясненным, кем и как были построены эти сооружения. Поэтому существует множество легенд об этих таинственных объектах. Местные жители адыгеи рассказывают несколько легенд о происхождении дольменов. В одной из них говорится о том, что давным-давно, когда еще не было на Земле людей, в этих местах жило два племени - Карлики и Великаны.
Карлики жили на горе и разводили скот. Они были немощными и маленькими, и не могли сами построить себе жилище. Спали прямо на земле, продуваемые всеми ветрами, часто становились добычей зверей. А великаны жили внизу, в долине реки. Они были сильными, добрыми и веселыми. Видя, как мучаются маленькие соседи, они решили построить для них дома. Для этого они вытесали из камня тяжелые толстые плиты, подняли их на гору и сложили множество маленьких домиков, с маленьким входом, достаточным, чтобы маленькие хозяева могли заходить и выходить из домиков, но слишком узким для хищников. С тех пор Карлики зажили в тепле и уюте, не опасаясь стать добычей хищных животных. В благодарность за домики, Карлики каждый вечер пели и плясали для Великанов. Так и жили два дружных племени. Прошло много тысяч лет, дольмены разрушились, но два из них хорошо сохранились на горе Нексис. Мы туда завтра и пойдем.

Дольмены…

Утром следующего дня мы вместе с группой нахимовцев отправились на экскурсию. Часть пути проехали на служебном автобусе, а затем пешком поднялись на гору, к дольменам. У ребят с собой были альбомы, краски и цветные карандаши. После того, как ребята хорошенько рассмотрели эти древние сооружения, они принялись рисовать их с натуры. В это время отец рассказывал им легенду о Великанах и карликах, ходил от одного нахимовца к другому, поправляя их рисунки и подсказывая, как правильно соблюдать пропорции и накладывать тени.
Отец был прекрасным рассказчикам, ребята увлеченно слушали его истории и всегда просили рассказать еще что-нибудь интересное. В тот раз он поведал им и другие легенды о дольменах. Но мы с сестрой так увлеклись сбором ежевики, что половину рассказов пропустили мимо ушей.
Было еще много интересных экскурсий: по местам боевой славы и на природу.
Больше всего мне запомнился поход в Голубую бухту. Ранним утром мы туда отправились с отцом и воспитанниками, шли напрямую, через лес, а не по берегу, так было ближе. Стояла замечательная погода. В начале наша одежда промокла от обильной росы, покрывавшей кусты и деревья, но от быстрой ходьбы и начавшего припекать солнышка она быстро высохла.

Мы подошли к крутому обрыву, с которого открывался вид на Голубую бухту. Зрелище было необыкновенным: мы видели синее-синее море, цвета ультрамарин, казалось, что мы попали в сказку. Нельзя было оторвать глаз от сверкающей прозрачной синевы. С обрыва можно было рассмотреть дно моря, до того вода была чистой и прозрачной! Вдоволь налюбовавшись этой красотой, мы спустились на пляж, по узенькой крутой тропинке. Долго плескались - вода была восхитительно теплой! Берег был песчаным, а дно мягким. Дальше к обрыву песок сменялся мелкой галькой, а затем и крупными валунами.
Ребята спрашивали у отца, почему вода такого ярко-синего цвета?
А Герман Михайлович ответил, что ее цвет зависит от преломления солнечных лучей, а так же от геологического состава пород, слагающих чашу бухты. Вероятнее всего, такой оттенок вода приобретает от темных мергелистых пород. Судя по обрыву, сложенному из мергелей, эти же породы залегают и на дне бухты.

От редакции.

С этого же момента начались и регулярные строевые занятия в составе взводов и рот, а позже и в составе училища. Именно такие занятия придают таким образованиям, как училище, настоящий воинский вид – организованное и красивое движение, чёткое исполнение команд, образцовый и безукоризненный внешний вид. Обучение этим премудростям проводили начальники всех степеней и рангов. Всё это неотъемлемая часть воинской дисциплины. И воспитанники усердно этим занимались, хотя, конечно, достаточно большому количеству мальчишек это не так уж и нравилось.

Парадный расчёт роты выпуска 1952 года на ноябрьском параде. Тбилиси, 1946 год. В первой шеренге слева направо: Игорь Сафонов, Феликс Гетман, Анзор (Евгений) Каландарашвили, Александр Меркулов, Ведоменко, Синицкий; во второй шеренге левый фланг: Валентин Фетинин; в третьей шеренге левофланговый Леонид Цхварадзе (свидетельство В.Максимова).

Продолжение следует.

Вскормлённые с копья

02.04.201109:2802.04.2011 09:28:53

Просмотров:8119 Комментариев:0 0

Отпуск Немыкина. Юрий Ткачев. Начало

Вскормлённые с копья

01.04.201109:0901.04.2011 09:09:34

Сказать вам, что такое отпуск для моряка-тихоокеанца? Да что там тихоокеанца. Отпуск для всего морского служивого люда - это нечто эфемерное и нереальное.
В отпуске не надо вставать в пять часов утра, чтобы успеть на традиционный флотский ритуал подъема военно-морского флага – спи, хоть до вечера.
В отпуске на тебя никто не орёт и не называет раздолбаем за то, что очередная флотская комиссия накопала кучу недостатков по твоему заведованию. Напротив, после героических рассказов о своей службе, тобою восхищаются родные и друзья.

Не надо воспитывать личный состав методом кнута и пряника. Личный состав от тебя отдыхает, а ты от него, любимого.
Не надо сидеть в душной кают-компании на политических занятиях и слушать разглагольствования холёного замполита Синютина о руководящей и направляющей роли коммунистической партии. А сидишь ты со своим лепшим корешем и, после чарки напитка местного розлива, беседуешь, скажем, о бабах.
Не надо вставлять в глаза спички, чтобы не заснуть на ночной вахте. Разве на сеновале с такой подружкой, как у тебя, уснёшь?
И куча других разных и приятных «не».
Задолго до отпуска счастливчик готовил свой немудреный багаж – чемодан с предметами первой необходимости, большую сумку с дальневосточными гостинцами – прозрачной от жира вяленой корюшкой, красной рыбой - чавычей или кижучем, засоленными по-камчатски, с сахаром и чесночком. В пакет обязательно помещались банка красной икры, в советские времена разрешенная к перевозкам, емкость с сиропом из ягоды красники, по-народному «клоповки». Разведённый сиропчик «клоповки» ранним утром отлично устранял последствия встреч с роднёй и друзьями – головную боль и общий тремор конечностей…
Шифровальщик, или в просторечии, «шаман», мичман Немыкин, ещё за неделю до убытия в отпуск основательно подготовился к посещению своей малой родины – деревни Камышки, Саратовской области и, так сказать, уже сидел на чемоданах. И время для отпуска выпало ему самое то – сентябрь. Петя был холостяк, и в отпуск убывал один.
В далёких – предалёких Камышках тоже готовились к встрече знатного земляка – родители зарезали свинью, закоптили окорок, засолили сало, накрутили домашней колбасы. А спиртного покупать не надо было – в каждой хатке имелся самогонный аппарат.

Жители приснопамятных Камышков водку никогда не покупали, и всегда ходили в гости со стеклянной четвертью собственного продукта.
За сутки до вылета Петя Немыкин получил в строевой части проездные документы на самолёт до Саратова, расписался в ведомости за отпускные деньги у дивизионного «финика», и вечером пригласил своего друга мичмана Храмова, отметить начало отпуска. Разлили по стаканам разведённый спирт, или по-флотски «шило».
- Саня, у меня родни в Камышках, почитай, почти всё село, - выдохнув «шильный» воздух, сказал Петя, - а все остальные – друзья и подружки.
- Вот и будешь весь отпуск ходить по гостям, дегустировать самогонку, - завистливо ответил ему Храмов, - да с подружками по очереди дружить.
Петя мечтательно осклабился, а потом вдруг обеспокоился.
- А вдруг отпускных не хватит, - встревожено спросил «шаман».
Храмов налил ещё по чуть-чуть, цокнул своим стаканом о Петин и, не дожидаясь напарника, со вкусом выпил.
- Вполне реально, что не хватит, - зажевывая шило свиной тушенкой, отозвался Саня, - потратить твоё жалкое мичманское жалование можно за две недели даже при умеренных аппетитах. А тут, представь, целой деревне надо проставиться. Да ещё и девушки, как бы, э-э-э … требуют непредвиденных расходов.
Немыкин представил расходы и опечалился. Финансовые отпускные проблемы надо было решить до отъезда в Камышки. Выглядеть в глазах односельчан жмотом он не хотел.
- Не боись, дашь срочную телеграмму, скинемся и пришлём, - сказал дружок Храмов.
- Ага! Замполит всю почту просматривает, подумает, что я забухал, - ответил Храмову Немыкин, - век не видать мне потом звания мастера военного дела.
Саня нанизывал на вилку кусочки хлеба, тщательно вытирал ими донышко и стенки у банки, а потом отправлял их в рот. Он был настолько увлечён этим занятием, что ответил не сразу.
- Ты же шифровальщик, пришлёшь мне закодированную телеграмму, типа «шлите буксир», значит тебе надо сто рублей, два буксира: значит двести, и так далее - предложил идею своему корешу Саня Храмов, - да, кстати, награды свои не забудь нацепить.

У Пети была одна - единственная медаль, да и та юбилейная - «60 лет Вооружённым Силам СССР». В 1978 году на флоте её давали всем офицерам и мичманам.
- Одной маловато, бедненько как-то, - категорично заявил друг Храмов и процитировал известную поговорку - … «и на груди его могучей висит одна медаля кучей».
У Сани Храмова была точно такая же медалька. Ради придания героического облика товарищу, он пожертвовал своей наградой.
- Только ты переверни её на другую сторону, - посоветовал верный друг и сослуживец, - а ленточку купи себе в военторге, там любого цвета есть.
Так Петя и поступил. Две медали на парадной тужурке должны были наповал разить камышковских красоток и вызывать зависть сельских парней.
На следующий день Петя сидел в самолёте и, прихлебывая из фляжки коньяк, любовался в иллюминатор необъятными просторами родины. Внизу медленно проплывала Восточная Сибирь, Байкал, потом Урал…
В Москве была пересадка, до самолёта на Саратов было еще шесть часов времени. Чтобы бесцельно не сидеть в аэропорту Домодедово, мичман Немыкин решил прокатиться на электричке до Москвы и немножко погулять по столице. Тем более «шифрик» никогда в ней не был.
На всякий случай, Петя отсчитал себе сто рублей из общей отпускной суммы. На отпуск флот ему выделил аж 320 рублей. Оставшиеся деньги он уложил на самое дно чемодана, сдал его в камеру хранения и налегке отправился путешествовать.
На перроне Петрушу уже ждала электричка до Москвы.
- Маладой, красивый, дай погадаю по руке, - вся в цветных одеждах и шелковом платке цыганка остановила его прямо у входа в вагон.
Петя всегда настороженно относился к представителям этого людского племени, но тут отпуск…коньячок в жилах… расслабуха… денег полный карман. Да и просит немного старая шельма - всего рублик.
Отпускник сунул ей в смуглую ладонь помятый рубль и протянул руку – гадай!

- Ручку-то позолоти, мой хороший, - попросила гадалка.
- Как это, «позолоти»? – не понял Петя. – Я же тебе дал целковый.
- Ты теперь себе в ладошку копеечку положи, милый, - объяснила Немыкину цыганка.
К ней подошли две её товарки, похожие на черных ворон. И повадки у них были какие-то вороньи. Осторожно, бочком подошли, кося хитрыми карими глазами на «клиента» из-под надвинутых на брови платков.
Петя положил копейку и цыганка начала его охмурять.
Что она говорила, «шаман» не запомнил, смутно помнил только, чтобы он не боялся, когда у копеечки одна сторона станет красной, а другая черной. «Так надо, мой золотой».
- Теперь заверни копеечку в рублик, мой бриллиантовый, - попросила гадалка Петрушу.
Петя завороженно завернул копейку в рубль и снова протянул ей ладонь.
Цыганка что-то бормотала. Зомбированный Немыкин безропотно заворачивал и заворачивал по указанию гадалки свою копеечку, пока в ладони у него не образовался большой бумажный ком. Затем неожиданно для Пети все сто рублей, предназначенные на московскую экскурсию и поход в столичные магазины, очутились у цыганки в руке.
- Э! Э! А ну-ка, верни деньги, - очнулся вдруг Немыкин. Он попытался отнять у неё свои кровные.
- Какие деньги, драгоценный?
Гадалка сжала денежный ком в руке, слегка колыхнулся её шелково- цветастый ситцевый рукав, а когда она разжала ладонь, там и вправду никаких денег не было.
- Ах ты сука! Отдай деньги! – озверел от наглого цыганского чародейства «шаман».

Такого простого «развода» он не ожидал. Петя схватил цыганку за руку, но кто-то из подружек уже сунул гадалке запеленатого младенца и, кроме первых двух, подскочили ещё три «вороны». Они угрожающе закаркали и Петя, плюнув с досады, отступил от табора. В милицию обращаться он не стал. Сам виноват, лопух, судьбу, вишь ты, захотел узнать.
Гадалка с достоинством удалилась, унося с собой в клюве треть Петиных отпускных денежек.
Вернулся очарованный цыганкой Немыкин в камеру хранения, достал из чемодана еще сто рублей, разменял в буфете на мелочь и побежал на электричку. Москву-то, столицу нашей Родины, посмотреть всё равно ведь хочется! Что потом сослуживцам рассказывать? Про Камышки и самогонку? А тут Красная площадь, Кремль, Мавзолей Ленина, метро…
Правда, зараза - цыганка своими фокусами настроение испоганила, и так противно на душе!
Петя присел на лавку и тупо уставился в окно. Электричка набирала ход. Вагон был пустой, только в первом «купе» на скамье сидели два прилично одетых мужичка и коротали время за картами.
- А я вот сейчас короликом вашу дамочку пришлёпну! – замахивался один из них картой.
«В дурака играют» - безразлично подумал Петя. В одном из попутчиков он узнал соседа по салону самолёта. Рядом с ним стояли чемоданы, видимо, он был москвич, а может и командировочный.
- Эй, товарищ! Товарищ! Идите к нам, поиграем в дурачка, втроём интереснее, - пригласил Петю другой, незнакомый, - да и время скоротаем в пути.
Немыкин неохотно поднялся. «Отвлечься, что ли? Черт с ними, с цыганками».
«Шаман» присел на краешек скамейки.
- Пётр! – коротко представился он честной компании.
Соседа из самолета звали Иваном и он, действительно, был москвичом, а второй в серой фетровой шляпе и бордовом галстуке представился Эдуардом. Иван раздал на троих в «дурака» и игра началась.
Когда сыграли три кона, оставив все три раза Эдуарда дураком, раздвинулись двери и в вагон вошёл новый пассажир. Тоже модно одетый и с «дипломатом» в руке. Не останавливаясь, он хотел пройти дальше по ходу поезда, но Эдик его тормознул.

- Не хотите в дурачка два на два сыграть?
- Извините, тороплюсь, - замялся прохожий, - ну разве, что только одну партию?
Сыграли партию. Теперь в дураках остались Иван и Альфред, так звали «прохожего».
- А давайте лучше играть в «тридцать одно», - предложил попутчикам Альфред, - игра очень простая, сдаём по три карты на четверых, у кого больше очков, тот и выиграл. «Тридцать одно» перебить могут только три туза. Если у обоих тридцать одно, то партию переигрываем. Кто пасует, тот из игры выбывает и претензий не предъявляет.
Он объяснил, какие карты участвуют в игре, как сдавать и как считать очки.
На кон каждый положил по рублю. Сдали карты и начали торг.
Петя увлекся. Поначалу он проигрывал, потому что у всех оказывалось больше очков, чем у него. Но, вдруг ему подфартило – выпало тридцать одно очко. По условиям игры его могли перебить только три туза - практически невозможная комбинация карт. Тем более один туз у Пети уже был.
Двое сказали «пас», а между Эдуардом и Петей Немыкиным началась торговля.
- Три рубля, - сказал Петя, и положил ещё две мятые рублевки на дипломат Альфреда.
- Пять.
- Десять, - уверенно ответил «шаман».
- Двадцать пять! – сказал Эдик, и кинул ещё две десятки в свою кучку.
«Ого! Четверную не жалко, что ж там у него?» - подумал Немыкин.
- Пятьдесят! - уверенно сказал Петя.
Остальные партнеры сидели и слушали торговлю. Москвич Иван вообще обалдел от таких цифр.
- Семьдесят пять! – ответил Эдуард.
- Эх! Даю стольник! – рубанул ладонью Немыкин, и добавил несколько бумажек в свою стопку до сотни.

- Сто двадцать, - ответил на это Эдик.
Всё. У Немыкина закончились все денежки. Играть дальше было нечем.
- Пас!- сдался, разом вспотевший, Петя и кинул карты на стол.
Эдик сгрёб всю наличность и небрежно засунул бумажки в карман. После этого показал карты - там лежали две девятки и десятка. Всего 28 очков!
- Эх! Надо было дальше тебе торговаться! – сказали Пете партнёры.
Немыкин молча, вывернул и показал всем пустые карманы.
- А у тебя самого есть, чем торговаться дальше? - подозрительно спросил он у Эдуарда.
Тот с готовностью вытащил и показал Пете целую пачку десяток. Крыть «шифрику» было нечем.
Помявшись, он выпросил у Эдуарда рубль на обратную дорогу и сел в сторонке.
Через десять минут было покончено и с Иваном. Все свои денежки азартный москвич проиграл Альфреду.
- Ну, до следующих встреч, друзья, - вежливо попрощались попутчики, - нам пора выходить.
Московские каталы «Альфред» и «Эдуард» одновременно сошли на какой-то промежуточной станции и растворились в толпе.

А ещё через несколько минут взору московского гостя предстала красавица Москва. Разочарованный таким гнусным столичным приёмом, Петя, вышел на перрон Павелецкого вокзала, нервно выкурил «беломорину», затем пересел в обратную электричку и вернулся в Домодедово. Там мичман Немыкин пересчитал остаток своей наличности: сто двадцать рублей.
Впереди оставалось ещё сорок четыре дня отпуска.
«Хрен когда ещё я в Москву приеду, чтоб она провалилась» - злобно подумал отпускнмк и по зову громогласного репродуктора направился на посадку в самолёт на Саратов.

Вскормлённые с копья

01.04.201109:0901.04.2011 09:09:34

Просмотров:4599 Комментариев:0 0

У "Стерегущего". Светлой памяти БИКа.

Вскормлённые с копья

01.04.201108:5301.04.2011 08:53:01

ДРУЗЬЯМ

В прошлом году мы достойно отметили 50-ю - юбилейную - встречу у "Стерегущего". Вы получили репортаж об этом событии(окончание).

И вот уже подошла 51-я... Время всё ускоряет бег, потому что "с горки"... Многих уже нет. Ушёл из жизни и незабвенный наш поэт Борис Игоревич Козлов. Давайте в очередную 2-ю субботу апреля вспомним строки его стихов. Они написаны в разные годы, но всегда об одном - О САМОМ ВАЖНОМ!

Н.Е.Загускин