В такой поучительный разговор обязательно встрял ещё один учитель
- Вовка Хромеев.
- Сима, на флоте существует три неизлечимые болезни и все на букву
'ч'. Чахотка, чесотка и чипилис, - многозначительно выдал он и при этом
заржал диким хохотом. - А мандовошки это херня. Керосином их и все
дела...
Жалко - не жалко... Но увиденное зрелище битвы за эти пригласительные
билеты невольно заставляло осознавать собственную значимость в глазах
женского пола.
Значит не всё так плохо в этом мире, если женщины могут отдавать
столько сил и энергии только для того, чтобы попасть в наш мужской
монастырь.
Да, была у Юрки единственная слабость. Уж очень он был охоч до
женского пола, который представлял мне в неприглядном виде.
Ни одну приличную, да и неприличную тоже, девушку, попадающуюся
навстречу в городе или ещё в каких-либо ситуациях, он не мог пропустить,
чтобы не выразить на словах ей какой-нибудь плоский комплимент или
не ляпнуть свою наиглупейшую шутку. Ну, в точности, как второй Лёха
Остроушко.
У него по этому поводу была даже своя присказка 'Бог увидит – хорошую пошлёт!' Но при этом одновременно, он настолько цинично
отзывался о женщинах, что это часто служило причинами наших споров
и разногласий в отношении женского пола.
Однако, каждый человек имеет право на свою точку зрения и это не
мешало нашей дружбе с ним. Его работа на стройках БАМа не могла
пройти бесследно, и там-то он уж насмотрелся всего. Там научился пить
всё, что горит, и иметь дела с женщинами, теми, что дают. Он считал, что
их завоёвывать не обязательно – всегда найдётся та, которая тоже хочет
того чего и ты.
На субботний ужин ленинградцы, в предвкушении домашних маминых
харчей, обычно не приходили в столовую. Ну, а поскольку столы были
накрыты на всю роту, то считай, что можно было смело есть и не только
одну порцию.
Толя Прилищ, наш бульбаш из небольшого города Слуцка, был в нашем
классе самый заядлый спортсмен и кандидат в Мастера спорта и успевал
всё: учиться, тренироваться до умопомрачения и поесть столько, сколько
израсходовал на тренировках своих гигакалорий.
Обычно в субботу и в воскресение он садился за свободный стол и
один за десятерых управлялся так лихо, что мне становилось не по себе,
памятуя своё обжорство в хлеборезке.
Как можно съесть в один присест 10 котлет и полбачка перловой каши
и даже не поперхнуться при этом. Как могло вмещаться в человеческом
желудке среднего размера с собственную ладонь такое количество пищи,
совершенно не понятно, но мы ему не препятствовали, а он нам.
Ещё Толя был примечателен тем, что имел самый красивый, просто
безупречный, почерк в училище и поэтому оформлял все писарские
бумаги у нашего командира роты.
Что было именно ценно в его писарских талантах - это то, что, в отличие
от вечного титулярного советника Акакия Башмачкина, он не просто
бездумно переписывал красивым почерком бумагу, а проявлял при этом
разумную инициативу и недюжинный талант художника-оформителя.
Да, этот парень успевал всё, я даже завидовал его какому-то железному
стержню характера.
Построение на увольнение сразу после ужина - это целая процедура,
предваряющая выход в город.
Сначала старшина роты Изотов совместно со старшинами проверит
тебя с ног до головы: всю форму одежды и чем от тебя пахнет, и есть ли
чистые носовые платочки обильно надушенные 'Шипром'. Подстрижен
ты или нет, побрит ли чисто, какого цвета у тебя носки, одеты ли на тебе
кальсоны, и даже есть ли у тебя в головном уборе иголки с нитками, на
случай если ты вдруг порвешь штаны или тельняшку и нужно будет их
срочно заштопать.
Неудовлетворяющих жёстким уставным требованиям бойцов, старшина
роты выводил из строя, и увольнение им переносилось на ближайшее
светлое будущее.
Изотов докладывал командиру роты о готовности личного состава роты
к увольнению в город, и тот в свою очередь выходил и произносил перед
строем свои необычайные нравоучения и наставления, пересыпаемые флотским юмором.
- Товарищи курсанты! Вот вы как себе представляете нормальное
увольнение в город-герой Ленинград? Лично я бы посетил концерт
филармонии и послушал хорошую инструментальную музыку или
посетил какой-нибудь спектакль. Можно позволить себе выпить бокал
хорошего терпкого вина, выкурить парочку хороших душистых сигарет.
Потанцевать мазурку или танго с дамой сердца... - мечтательно поучал
нас и делился богатым собственным опытом Чук.
По строю, замершему в томительном ожидании окончания пламенной
речи командира, моментально пробежал одобрительный гул. Ещё бы! Сам
Чук даёт добро выпить по бокалу вина! Такое не часто услышишь.
- Я вам сказал про бокал вина, - моментально среагировал на свою
оплошность Чукмасов. - А не про пол-литру водки из горла с плавленым
сырком на закуску. Я не говорил, что я разрешаю вам надираться до
поросячьего визга. Чувствуете разницу?! - постепенно начинал входить в
командирский раж Чукмасов.
- От нормального советского военно-морского офицера всегда должен
исходить аромат хорошего одеколона, приятного табака и лёгкого запаха
вина. А не водочного перегара и вонючего табачищи. А линия налива
вашего тощего курсантского живота должна быть чуть выше пупа, но
не как не выше горла. И заканчивать увольнение, товарищи курсанты,
нужно тоже уметь достойно. Не надо нестись в училище сломя голову по
эскалатору метро в последние минуты, сшибая с ног всех встречных и
поперечных мирных граждан, а спокойно явиться и доложить дежурному
о своём прибытии. Крайний срок без 15 минут назначенного времени, а
не точно в 00.
- Орлы! Да и только! – восхищённо восклицал старшина роты Изотов,
глядя на строй бравых и во всеоружии готовых к увольнению курсантов.
Мы действительно были, как возбуждённые застоявшиеся кони, в
предвкушении временной свободы и независимости.
- Мы не Орлы. Мы Львы! – в такт старшине добавил Юрка.
После такого конкретного инструктажа всем всё было до предела ясно:
'Что такое хорошо и что такое плохо' и курсантский строй вышагивал к
воротам училища, чем-то похожие на тюремные, но у каждого в мозгу
свербел свой личный план на это увольнение.
- Это что ещё за Львы? – недоумевал я, толкнув Юрку.
- Сима! Это анекдот такой. Командир роты выскакивает из окопа с
пистолетом в руке и кричит так, что земля от его призыва дрожит:
- Орлы! За Родину! За мной! В атаку, вперёд!
Все бойцы ринулись вслед за командиром, а два кадра лежат.
Ротный орёт:
- Вперёд! Я вас под трибунал… мать вашу!
А они отвечают:
- А мы не Орлы. Мы Львы… - Лев Абрамович и Лев Ефимович, - вторит второй.
Рассказывал мне Федя свой обычный анекдот, которых у него было
припасено на каждый жизненный случай в достатке, пока мы вышагивали
по дворам училища в направлении выпускных ворот на 12 линию.
Моня, услышав эту байку, успел рассказать ещё свою одну.
Вызывают мужика в ЧК и давай его допрашивать под светом настольной
лампы:
- Ф.И.О.?
- Сахаров Михаил Давыдович.
- Точнее!
- Сахарович Михаил Давидович.
- Ещё точнее!
- Цукерман Мойша Давидович.
- Как с женой спите?
- ?!
'Скажешь сверху... Пришьют давление на массы', - молниеносно
прокручивал в мозгу варианты ответа бедный трясущийся мужик.
'Скажешь снизу... Подумают, что поддаюсь влиянию масс. Слева –
левый уклонист. Справа – правый'.
- Я не сплю с женой. Я онанист, - выбрал самый удачный вариант ответа
вспотевший бедолага.
- За связь с кулаком и разбазаривание семенного фонда страны, властью
данной мне народом, приговорить к расстрелу! – прозвучал суровый
приговор народа находчивому еврею.
- Моня, ты это к чему? Ты бы Мише Израйловичу такие анекдоты
рассказал, - уточнил я.
- А я к тому, Сима, что в увольнение идём. А связь с кулаком у нас
в стране никогда не поощрялась. Так что, cherchez la femme! – хохотал
довольный своим анекдотом Моня, а точнее больше смеялся наверно над
моей реакцией.
Моня был у нас в классе единственным 'французом' - в школе учил
и поэтому мог прихвастнуть перед нами своими знаниями никому
незнакомого языка.
Мы с Федей и Лёхой никаких особо коварных планов не строили.
Увольнение начали с Гостиного двора. Здесь искали Юрке спортивный
костюм для занятий в секции по борьбе самбо, а потом сходили в кинотеатр
'Баррикада' на Невском и посмотрели какой-то фильм.
Времени было ещё достаточно, и мы пешочком пошли в училище
по набережной Красного Флота, хотя погода и не особо располагала к
вечерним прогулкам, так как дул холодный ветер.
Уже подходили к мосту Лейтенанта Шмидта, когда поравнялись с
молодой девой, которая стояла, облокотившись о парапет набережной и с
тоской смотрела на серую воду Невы.
- Девушка, вы только не топитесь! Жизнь ведь так прекрасна и
удивительна, а вы всё в воду норовите, - шутя на ходу, бросил Федя, и мы
пошли дальше.
Но она что-то ответила на Юркину реплику, он остановился и заговорил
с ней. Мы пошли своей дорогой в училище, а Юрка крикнул:
- Я вас сейчас догоню.
Времени было 23 часа 20 минут, и мы быстро дошагали до училища,
доложили дежурному по роте о прибытии и сдали увольнительные.
Было без пяти минут 24, и мы уже собрались ложиться спать, но в кубрик вбежал возбуждённый дежурный по роте Хромеев и прямиком к
нам:
- Вот ядрена вошь! Где Соколов!?
- А мы-то, откуда знаем. Сказал, что догонит нас, но не догнал. Он
там на той стороне нашего моста был с какой-то подругой, - ответил я
Хромееву, а у самих с Лёхой закралась в душе опаска за Федькину судьбу.
Вдруг опоздает....
Мы подошли на пятачок в коридоре, где сидели за столами дежурные
по ротам и уже закончили приём своих увольняемых в город, все прибыли
кроме Феди. На часах было уже без одной минуты 24 часа, когда в конце
коридора раздался громкий топот бегущих курсантских ног.
Юрка прибежал мокрый от пота, как взмыленный конь, и перешёл
на строевой шаг. Лихо приложив руку к головному убору, доложил
дежурному по роте:
- Товарищ старшина 2 статьи, старшина 2 статьи Соколов из отпуска
прибыл. Во время отпуска замечаний не имел.
Он сдал увольнительную и, подойдя к нам, как всегда в своём стиле,
сострил:
- Учитесь, караси! Как надо рационально до последней минуты
использовать свободу, подаренную вам начальником.
- Учитель хренов. Ты где шарахался? Мы уж тут за тебя передрейфили
- куда мог запропаститься. Думали, что ты опоздаешь. Что ты там делал?
– выпалил я сразу за двоих.
- Что делал? Ну, Сима, ты как прокурор. Всё тебе расскажи. Познакомился
с подругой... Она, кстати, твоя землячка, откуда-то с Кубани. Ну и так
далее…, - многозначительно сообщал Федя.
Он был мокрый, как после кросса на 3 км.
- Ты, конечно, как порядочный курсант, её проигнорировал, - подсказал
Лёха нужные слова.
- Ну, конечно. Два раза, - точно как в анекдоте ответил, ухмыляясь,
Федя.
- Ты что? Серьёзно? Там же люди ходят, - округляя глаза от изумления,
не поверили мы.
- Какие люди в 12 ночи. Ну, салаги! Изобретательность нужно проявлять
во всём. Там был спуск прямо к воде и там никто не мешал нам. Уметь
надо! Всё то вас учить и учить нужно, - заявил нам учитель и пошёл
умываться.
Но через неделю учиться пришлось не нам, а самому Юрке. У него,
как у старого самовара, потёк кран, и он забегал в поисках нелегальных
лекарей могущих помочь в данной ситуации. Ну, мы тут уж помалкивали
и не пытались добивать нашего учителя, без нас озабоченного
неприятностями.