- Сим, да доберёмся как-нибудь. Давай, сейчас сгоняем в деревню на
той стороне Вятки. Купим там винца и чего-нибудь пожрать, а то у нас,
кроме каши, все запасы на фестивале слопали. Заодно и на деле проверим
свои возможности вёсел на двоих, - предложил друг мысль, подкупающую
своей новизной.
Поставив паруса, мы поплыли на другой берег в деревню. Лёха тут
все эти места знал хорошо по своим туристическим походам в былые
времена, так что я был спокоен за своего проводника.
В маленьком зачуханном деревенском магазинчике, в котором были
полупустые витрины и полки, мы купили трёхлитровую банку красного,
как кровь, портвейна с красивым названием 'Рубин' и хлеба с консервами
на все 4 дня. Обратно шли на вёслах.
Да, уж! Такой нелёгкий труд, как плавание на двух вёслах
на шестивёсельном яле, явно оказался малопривлекательным и
малопродуктивным. Вверх по реке мы действительно еле-еле перегребали
течение и двигались с черепашьей скоростью. С такими темпами мы
должны были грести целые сутки, чтобы преодолеть эти 50 километров.
Оставалась одна надежда на паруса и на попутный ветер в день нашего
возвращения.
Оставшиеся дни мы провели в постоянных заботах о хлебе насущном,
а после приёма пищи валялись на солнцепёке и купались в реке в надежде
загореть, как в прошлом году на Чёрном море. Тут уж не особо приходили
в голову фестивальные песни и частушки.
Мы, сидя у костра, больше философствовали на различные темы
бытового характера и отчаянно боролись с гнусом, который теперь всем
своим миром свалился на нас двоих.
Утром в пятницу мы помахали рукой на прощание своему былому
пристанищу и, водрузив паруса, легли на обратный курс. Ветер, как назло,
был слабенький и дул нам навстречу. Из-за такого направления нашего
основного энергоносителя нам приходилось двигаться по собачьей
локсодромии, то есть постоянно менять галсы и хоть и медленно, но
продвигаться вверх по реке. За час мы смогли пройти всего то 3 - 4
километра, а потом ветер вообще стал стихать и мы перешли на весла.
Мы отчаянно наваливались на вальки вёсел и, как два сушённых
Геракла, молотили ими вятскую воду в великой надежде одолеть течение
и вырваться из его противодействия.
Получалась картина подобная бегу белки в колесе в местном
зверинце. После часа такой изнурительной гребли, вёсла казались нам
неподъёмными брёвнами, мы были мокрым от пота, а ладони горели от
намечающихся мозолей.
- Лёха! Филькин труд. Мы сейчас только вымотаемся до предела и
ничего толком не добьёмся. Давай, сейчас причаливаем к берегу и самым
надёжным бурлацким способом мы будем продвигаться к дому гораздо
быстрее, - измотавшись в доску, предложил я свой резервный вариант.
Мы разделись до плавок, а свои недавно бывшие белоснежными робы
со следами копоти вечерних костров аккуратно уложили в шлюпку. Лёха
положил свои пожитки в нос шлюпки под брештук, а я под заднюю банку
в корме шлюпки. Я закрепил кормовым фалинем (веревка для крепления
шлюпки к причалу) румпель руля на левый борт, благодаря чему при
движении шлюпки её всё время отводило от берега.
Мы размотали носовой конец и, перебросив его через свои могучие
плечи, впряглись в эту буксирную лямку. Пусть и с малой скоростью, но
теперь мы уверенно шли по суше, а наша шлюпка тащилась за нами на
привязи в расстоянии 3 метров от берега. Уже завтра должна состояться
свадьба, а опаздывать на это важное мероприятие мы просто не имели
права.
Берег он хоть и твердь, но по пути нам приходилось форсировать
маленькие протоки, впадающие в Вятку. Иногда приходилось заходить в
воду и по мелководью обходить разные поваленные деревья и кустарники,
росшие у самой воды. Теперь мы в полной мере ощутили важность и всю
тяжесть труда бурлаков, которые в далёкие репинские времена тянули
баржи с купеческими товарами и самими хозяевами на борту.
Ветер как будто бы издевался над нами, а вскоре вообще наступила
странная и подозрительная тишина. Даже птицы перестали чирикать и
распевать свои обычные трели.
- Это что за затишье такое внезапное? Перед бурей что ли? – спросил я
соседа-бурлака по общей верёвке.
- Да. Похоже, сейчас что-то будет нехорошее, - сказал напарниик, глядя
в небеса.
И точно. Из-за леса вдруг выскочила огромная свинцовая туча, и закрыла
небо и солнце, а в полнейшей тишине ударил настоящий ливень.
Капли дождя стояли сплошной стеной так, что мы почти ничего не
видели за несколько метров впереди. Дождь полоскал наши мокрые от
пота и распаренные тела, но был удивительно тёплым и приятным. Мы с
Лёхой, как два полоумных придурка, стали выплясывать под этим душем
устрашающие танцы диких племён Африки.
Дождь, несмотря на наши неистовые пляски и дикие весьма
нелестные выкрики в адрес небесной канцелярии, ниспославшей нам эту
неожиданную купель, не прекращался и шпарил с прежней силой.
Ждать его прекращения нам было нельзя – была дорога уже каждая
минута драгоценного времени. И мы под этим ливнем решили двигаться
дальше.
Спотыкаясь и оскальзываясь на размокшей грязи, испачканные
по колени местным 'чернозёмом', мы двигались вперёд с завидным
упорством.
Дождь немного дал слабину, впереди в сотне метров я увидел стоящий
и уткнувшийся прямо носом в берег большой исторический колёсный
пароход. Мы с удвоенной прытью потащили свою 'баржу' и вприпрыжку,
как только могли, понеслись к этому чуду.
Точно! Воткнувшись носом в заросли на берегу, стоял крупный пароход
с огромными колёсами по бортам. На палубе, поливаемой потоками
дождя, не было ни души.
Понятно, что в такой видимости капитан судна не решился продолжать
свой путь по реке, и, во избежание возможного столкновения на фарватере,
выбрал наиболее надёжный вариант – переждать неожиданное ненастье
у берега.
Один только вид этого старинного колёсного чуда 19 века напомнил
мне кадры из михалковского киножурнала 'Фитиль'.
Было дело... там колхоз построил такой же пароход под названием
'Иван Кузьмич'. На презентации председатель колхоза перед всем
населением села произнёс торжественную речь и скомандовал:
- Давай гудок! Да так, чтобы в области слышали!
Капитан потянул за верёвку клапана и раздался сверхмощный гудок,
который наверно услышали даже Там.
- Полный вперёд!
Из люка машинного отделения вылез замызганный механик и
крикнул:
- Хода не будет! Весь пар в гудок вышел!
Сейчас таких пароходов уже почти не бывает, разве что только в фильме
Никиты Михалкова 'Последняя жертва', где он заснял этот антиквариат
в первозданном виде.
- Сима Дугинец! Ну, ты точно везунец! Это наше единственное спасение!
Что же мы зря что-ли костерили всевышнего в три господа Босфора,
Дарданелла, Магеллана, Васко да Гама мать, – заорал от радости Лёха,
когда поближе рассмотрел это чудище.
- Теперь осталось только уговорить капитусю, чтобы он позволил
нам продолжить наше путешествие на его борту. И что б у этого 'Ивана
Кузьмича' весь пар в гудок не вышел! - с оптимизмом заверещал я,
предвкушая близкий конец нашим бурлацким мучениям.
Лёха забежал по трапу на пароход, а я тем временем нырнул в воду и,
забравшись на шлюпку, на вёслах подвёл её к самой корме. Срубил мачту
и уложил паруса в чехол. Потом подал носовой конец напарнику на корму
парохода и снова вплавь на берег.
Когда я прибежал на пароход, Лёха уже надёжно закрепил конец за
кормовую леерную стойку, и мы были готовы к дальнейшему плаванию.
На похожем снаружи на 'летучего голландца' безлюдном пароходе,
в надстройке нашли какого-то мужика, и он представился помощником
капитана. Мы ему выложили суть своей просьбы – отбуксировать нас до
Кирова. Мужик заартачился и сказал, что такие вопросы решает только
капитан.
Побежали в каюту к капитану, как были голые и мокрые. Двигаясь по
коридору, мы обнаружили целые толпы детей, которыми был населён этот
с виду казавшийся безлюдным пароход.
Капитан несколько удивился нашему неожиданному визиту и особенно
нашей просьбе, взять шлюпку на буксир и дотащить её до Кирова.
- Поднимайте шлюпку на борт - тогда нет проблем. А так буксировать
её за кормой я не могу, вдруг её оборвёт. У меня полон пароход детей из
пионерских лагерей, а тут ещё за вашу шлюпку отвечать, – ну никак не
шёл на встречу нашим просьбам и уговорам чёртов капитуся.
- Това-аа-рищ капитан! Если шлюпку оторвёт, то мы следом за ней
прыгнем за борт, и дальше будем добираться сами, - не унимались мы
в уговорах. – У нас положение безвыходное. Мы сегодня обязательно
должны быть в Кирове. Завтра свадьба у Лёхиной сестры. Свадьба!
Поймите!
Кэп повторил своё условие и дал понять, что разговор на этом окончен.
Раздосадованные такой неудачей, мы вышли на ют, но не стали отвязывать
шлюпку, а поднять на борт тонную махину без грузовой стрелы мы,
естественно, были не в состоянии.
Совсем неожиданно из-под брюха парохода раздался скрип несмазанной
телеги и вслед за этим мерное чавканье колёсных лопастей об воду. 'Иван
Кузьмич' завибрировал и запыхтел, дав малый ход назад, отвалил от
берега, и, немного развернувшись, взял курс вверх по реке.
Дождь совсем прекратился, открывая видимость на реке и доступ к
навигации. Мы с другом голые, как папуасы, в одних плавках стояли на
корме, дрожа от холода, и следили за своей шлюпкой.
Эх, сейчас бы горяченького чайку с французской булкой. Можно и без
булки... и без сахара!
На ходу трос натянулся, нос шлюпки задрался, и она, как маленький
торпедный катер, разрезая воду килём, неслась вслед за нами.
Вся вода, которую вдоволь набухал в неё дождь, устремилась в корму
и залила мою робу, которую я пристроил там под кормовой банкой.
В кармане робы лежал мой военный билет и отпускной, и я с ужасом
подумал, во что же они превратятся за время нахождения в воде.
- Ну, как у вас тут? Всё нормально? – спросил подошедший к нам на ют
капитан.
- Вы не волнуйтесь за нас. Если что... Мы сразу прыгаем за борт и
на шлюпку. Нам эту шлюпку ещё сдавать в клуб ДОСААФ, мы там её
на прокат брали, - обрадовано успокаивали мы на всякий случай вдруг
раздобревшего капитана.
- Там в коридоре камбуз. Сходите, вам там чаю нальют, а то я смотрю,
вы уже основательно продрогли, - дружелюбно сказал нам пожилой кэп и
пошёл на свой мостик.
Помощник принёс нам какие-то две куртки и мы, попив горячего чая с
сахаром, закутались в них и совсем размякли, страшно потянуло в сон.
Только теперь я почувствовал, что устал, устал, словно настоящий
бурлак после тяжкого непосильного труда буксировки баржи. Нам уже
было не до детей, которые толпами выходили на палубу и расспрашивали
нас что-то про нашу шлюпку, болтающуюся за кормой на крепком
поводке.
Как только пароход поравнялся с причалом шлюпочной базы, мы в
знак благодарности помахали руками в сторону мостика. Всё-таки нам
помогли коллеги - речники.
Лёнька отвязал конец шлюпки от лееров, и мы, под ободряющие
визги пионерок, прямо на ходу попрыгали с кормы в воду. Забравшись
в шлюпку, я первым делом вытащил из-под задней банки свою мокрую
робу и убедился воочию, что все мои документы и часы в кармане три
часа плавали в воде. Но как ни странно документы хоть и были мокрые,
но паста шариковой ручки не разошлась, и все надписи сохранились в
первоначальном варианте.
На вёслах наконец-то догребли до причала и сдали по описи шлюпку
с её инвентарём дежурному по причалу. Только теперь мы почувствовали
свою свободу от этой огромной обузы, висевшей на наших плечах и из-за
которой мы столько страдали в этот ненастный день.
Когда уже на улице стало темнеть, голодные, мокрые и продрогшие
мы добрались до дома. Мокрая роба холодным колом прилипала к телу и
вызывала мелкую дрожь на зубах.
Пётр Васильевич и Елизавета Петровна, всплеснув руками от нашего
неказистого внешнего вида, обрадовано спросили:
- Вы там на своём острове Буяне не забыли, что у сестры завтра
свадьба?
- Мам, конечно, не забыли. Поэтому и спешили любой ценой добраться
именно сегодня. Мы даже на колёсном пароходе спешили к вам. Так что
мы прямо с парохода на завтрашний бал прибыли. Поставь-ка утюжок!
Тут нужно документы Вовкины просушить, - смеясь и вспоминая наши
мытарства, успокаивал Лёха родителей.
Жених - Вовка Метелёв был каким-то секретарём в горкоме комсомола,
а может быть и в обкоме, и поэтому на свадьбе кроме многочисленных
родственников с обеих сторон было много молодёжи из комсомольского
актива.
Приехал в отпуск Валерка Константинов, тоже фрунзак, но он учился
на курс младше нас. Мы в своей курсантской форме изображали охрану её Величества Невесты Галины Петровны и всюду следовали втроём за
белоснежной фатой новоиспечённой пары.
На торжестве, проходившем в просторном и светлом кафе, Лёха от
нашей тройки взял слово:
- В этот торжественный день мы дарим вам талисман на ваше светлое
будущее. Пусть он охраняет вас, и да сбудутся требования, изложенные
на рукоятке этого стрелкового оружия, изготовленного нами по всем
правилам хулиганского мастерства, - при этих слова он вручил молодым
рогатку внушительных размеров, на рукоятке которой красовалась
надпись: 'Даёшь сына!'
Дальше свадьба шла по столетиями выработанному сценарию и после
отчаянных криков 'Горько!' и прочих пожеланий начались танцы народов
мира и окрестностей.
Важное
.jpg)
