Об уме задаваемые вопросы говорят больше, чем заученные ответы.
Для многих поколений питонов она - несравненная, Нелли Михайловна обращается не только к умам, но и к душам воспитанников.
Учатся с увлечением! Цель?
Коллективизм - один за всех и все за одного - это атмосфера и почва подлинного познания.
Наша сила в единстве!
И во взаимном уважении каждого.
Наглядные пособия, сделанные своими руками и с выдумкой помогают учению.
Они - одно из увлечений устремленных к глубоким знаниям!
Урок продолжается! Не будем мешать ребятам 111-го класса (такая ныне в училище нумерация). Желаем им успехов в учении и в жизни!
Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), Карасев Сергей Владимирович, архивариус (КСВ).
На уроках, мы как завороженные смотрели, когда он подходил к доске. А то, что он изображал на доске, становилось маленькими недолговечными шедеврами. Дежурные подолгу не хотели стирать их с доски, жалко было уничтожать эту красоту. Поражала та легкость, с которой он водил мелом по доске. Он никогда не пользовался циркулем, окружности он безукоризненно вычерчивал от руки. Среди преподавателей и командования пользовался непререкаемым авторитетом. Среди воспитанников – любовью и огромным уважением. Он вел кружок рисования, на который я бегал с завидным упорством и интересом. Он тот, кто дал мне первый и самый сильный толчок к занятиям живописью. И заболел я этим на всю свою жизнь, только двадцать с лишним лет службы напрочь заставили забыть о карандаше и красках. А, возможно, мне было предначертано стать художником. Вспоминаю как-то на занятиях, кто-то спросил: - «А Курако может стать художником?» На это Леонид Николаевич ответил, если лет десять еще поучится, то да!
Парусники. Рисунок нахимовца Ю.Курако
По классу прошел шепот - УУУУУУ! Одноклассники считали, что я уже художник! Им казалось, что рисовал я очень хорошо. Слишком глубоко были затронуты мои душевные струны – любовью рисовать. Я мог часами, не замечая времени, рисовать все, что угодно: бои самолетов, кораблей, своих товарищей, сидящих и стоящих в классе вечером на самоподготовке, какие-нибудь сцены из прочитанных книг, свои фантазии. Эти рисунки я показывал Леониду Николаевичу, он хорошо о них отзывался и частенько хвалил меня перед классом.
Благодаря ему на конкурсах детского рисунка, в том числе и в городе, я занимал призовые места и награждался грамотами. Так было на конкурсе, посвященному А.С.Пушкину Это был рисунок по мотивам «Руслана и Людмилы». Тогда я занял 1-е место. В нашем училище, благодаря инициативе Леонида Николаевича и при его личном, участии издавался рукописный журнал «Нахимовец». С какой тщательностью подходил Леонид Николаевич к его оформлению. Писал текст своим каллиграфическим почерком, делал обрамление, заставки, виньетки. Каждая страница была произведением искусства. Наше участие выражалось в том, что воспитанники, преподаватели писали небольшие заметки, статьи и отдавали Леониду Николаевичу. Он давал нам, художникам, задание нарисовать эскиз на заданную тему. Проверял, уточнял, редактировал, подсказывал и затем уже мы с особой осторожностью, чтобы не запачкать лист, заполняли оставленное чистое место своим рисунком. Журнал переплетался, делался типографский оттиск на титульной и лицевой стороне обложки и «выходил в свет!» Всегда это было настоящее событие в жизни училища: мы были участниками, о нас шла речь, все культурные и спортивные события освещались и, конечно, писалось о тех, кто был нашей гордостью – лучших преподавателях, воспитателях, нахимовцах!
"Сванетия. Гора Лайла-Лехоли". 1962 г. Работа Л.Н.Потапова
В настоящее время местонахождение этих журналов вряд ли кому известно. Они стали историческим раритетом, поэтому находятся у кого-то из коллекционеров, возможно, в каком–нибудь литературном музее «Самиздат», если такой есть вообще на белом свете. Уже много лет спустя, в 1978 г. на встрече по случаю 35-летия образования ТНВМУ мы встретились с Леонидом Николаевичем у него дома. Вспоминали за чашкой чая о тех буднях и годах, когда мы были молоды и зелены. Каждому из нас Леонид Николаевич нашел, что сказать и подарил на прощанье свои работы. К всеобщему удивлению он достал старые пожелтевшие папки, на каждой из которых стояли имя и фамилия. По фамилиям он их и раздал. Досталась и мне моя папка. Когда я ее открыл, там находились мои рисунки, начиная с 1944 года - практически с момента моего поступления. На каждом рисунке рукой этого замечательного человека и педагога написано: год, фамилия, сколько лет. Вот так: 1944 г. Курако Ю., 9 лет. Это поразительно бережное отношение к своим ученикам. На протяжении стольких лет хранить и сохранить мог только Леонид Николаевич, человек высочайшей гражданственности, культуры и преданности своему любимому делу, которому он посвятил всю свою жизнь. Через несколько лет он ушел из жизни. Светлая память об этом прекрасном Человеке с большой буквы и замечательном преподавателе сохранится в наших сердцах - навсегда!
ПОТАПОВ. Роберт Гуревич, выпускник 1952 года.
Говорят, что, когда создавали первые суворовские и нахимовские училища, Сталин распорядился сосредоточить в этих учебных заведениях лучшие педагогические кадры. Одним из таких преподавателей, которых республика оторвала от сердца и подарила тбилисским нахимовцам, был учитель рисования и черчения Леонид Николаевич Потапов. В Тбилиси его любили и помнили учащиеся многих поколений. Ещё с довоенных времён он водил в походы своих учеников по горам и долинам Грузии, где ребята рисовали старинные замки и сказочную природу древней страны. За время учёбы в нахимовском я ни разу не помню Леонида Николаевича в плохом настроении, раздражённым или просто усталым. Так, конечно, не бывает, но он вспоминается только таким: постоянно брызжущим весёлой энергией, остроумным, мгновенно реагирующим на любую нашу реплику. А ведь пришёл он к нам уже немолодым человеком Высокий и худой, с неизменными круглыми очками на длинном носу, Потапов входил в класс и тотчас же весело прерывал суровую монотонность наших учебных будней на те сорок пять минут, которые ему предоставлялись расписанием занятий. Уроки рисования и черчения у нас проходили так: Леонид Николаевич давал задание на урок, и пока мы работали, что-нибудь, рассказывал. Чаще всего это были истории из жизни выдающихся людей от древности до наших дней. Он ходил по классу, заглядывая в наши альбомы, и время от времени прерывал свой монолог, чтобы сделать короткое замечание тому или другому по поводу его работы. Мы слушали затаив дыхание и с досадой воспринимали звонок, возвещавший окончание урока.
Некоторые из рассказов навсегда врезались в память. Чтобы было представление о чём речь, вспомню один. Художник, изобразил на трёх картинах, притчу о пойманном льве, который полюбил свою хозяйку - прекрасную девушку. Пришло время, и у неё появился молодой человек. Лев девушку к нему приревновал. Когда девушка в очередной раз вошла ко льву в клетку, он убил несчастную, после чего не подпускал к ней никого. Живописцу долго не удавалось правдиво изобразить мёртвую. Как ни старался, не получалось. Однажды на картину села муха. И художника осенило. Он изобразил на картине муху на лице покойной, после чего изображение стало настолько выразительным, что, казалось, от него исходит запах тления. Все свои истории Леонид Николаевич рассказывал так, что мы не только видели героев, но и окунались в историческую эпоху, которой они принадлежали. География его рассказов была - весь Земной шар. Помню легенду о Конфуции, которого много лет уговаривали покинуть чрево матери, или истории о царице Клеопатре, отнюдь не красавице, покорявшей, однако, сердца известных своих современников. От Потапова мы узнали об Анатоле Франсе, Бернарде Шоу, Альфонсе Доде и других выдающихся представителях европейской культуры. При этом рассказывал он о каждом из них так живо и ярко, что хотелось тут же побежать в библиотеку и взять книгу писателя, что мы и делали. Под его влиянием многие из нас познакомились с выдающимися произведениями мировой классики, которые в ту пору не были включены в программу обучения. Нравилось и то, что Леонид Николаевич вёл с нами беседу, как со взрослыми, не обходя и, так называемых, запретных тем. В его рассказах нередко говорилось о любви и даже "про это", но, помню, в наиболее щекотливых местах он тактично прибегал к помощи иронии.
Однажды на уроке после разговора о Рубенсе возник спор, меняются или нет со временем критерии женской красоты. Леонид Николаевич буквально за минуту изобразил на доске двух учениц в школьной форме, современную школьницу и гимназистку времён своего отрочества. Девочки, нарисованные слегка шаржированно, разнились не только покроем одежды и причёской, но и фигурой. Мечта гимназиста отличалась от мечты нахимовца (спортсменки и комсомолки) неземным обликом, то бишь худобой, которая, я бы сказал так, сильно напоминала современную супермодель. Все мы были страстными футбольными болельщиками. В отличие от большинства наших педагогов мужчин, Леонид Николаевич этой страсти не разделял и, более того, над нею посмеивался. Но, однажды по нашей просьбе нарисовал на ватмане великолепный кубок, который мы, играя в футбол, использовали, как переходящий командный приз. Часто он приносил в класс репродукции картин художников и обсуждал с нами манеру письма и средства, с помощью которых художник достигает поставленной задачи. По какой-то странной избирательности памяти запомнились две таких картины: "Ворошилов на лыжной прогулке" Исаака Бродского с замечанием Леонида Николаевича о том, что пейзаж на дальнем плане написан под влиянием поздних фламандцев, и "Март" Игоря Грабаря; эту картину с фиолетовой тенью деревьев на снегу сопровождал подробный рассказ о том, как художник, замечательный колорист, добился ощущения весны в ещё зимнем по сути пейзаже.
Кто такие эти самые фламандцы, я в ту пору знать не знал, но через много лет, увидев репродукцию Питера Брейгеля "Охотники на снегу", вспомнил и тот урок с картиной Бродского, и замечание нашего учителя рисования, с которым, конечно же, не мог не согласиться. Что касается Игоря Грабаря, то, помню, в нашей замечательной библиотеке я набрёл на дореволюционную многотомную "Историю искусства" под его редакцией с парадным портретом Николая Первого, его же кисти, (явно упущенного советскими цензорами). С тех пор мне нравится творчество этого не самого знаменитого, но тем не менее прекрасного русского художника. Я об этом так подробно вспоминаю, чтобы было понятно, каким образом Потапову удавалось возбудить в нас, мальчишках военной поры, отнюдь не склонных к созерцательности, интерес к искусству. Не все мы обладали способностями к рисованию, но Леонид Николаевич находил повод, чтобы каждому досталось его доброе слово. Однажды он похвалил одного из наших ребят, которого за учёбу, прямо скажем, хвалили, не часто. Леонид Николаевич сказал приблизительно следующее: "А вот этот пейзаж у вас получился гораздо лучше, чем всё, что мы с вами делали до сей поры". Вдохновлённый похвалой воспитанник стал всё свободное время рисовать пейзажи и с гордостью повторял: "Природу-то я хорошо рисую". Недавно, собравшись в Москве, мы, поредевшая горстка нахимовцев ТНВМУ выпуска 1952 года, вспоминали и этого, уже ушедшего от нас, товарища, и его, раньше казавшиеся смешными, а теперь ставшие трогательными слова, и, конечно, нашего замечательного Леонида Николаевича. Одно время под его руководством в училище выпускались тематические альбомы, посвящённые активно пропагандируемым в те годы проектам экономического развития страны. Один из них, в работе над которым я принимал некоторое участие, назывался "Сталинский план преобразования природы". Для альбома требовалось выполнить большое количество рисунков, карт, виньеток, каллиграфических надписей и т.п. Я не силён в рисовании. И таких, как я, было немало. Нас просто, как магнитом, тянуло к общению с Потаповым. Рядом с ним не угасала атмосфера творчества, причём для всех, - хорошо ты рисуешь или не очень. Леонид Николаевич искренне радовался каждому пришедшему, находил посильную работу а, главное, давал понять, что она очень нужна. Интересно, что когда дело касалось черчения, либерализм нашего любимого преподавателя куда-то улетучивался, и нам предъявлялись довольно жёсткие требования. До сих пор вспоминаю, сколько приходилось мучиться с чертежами и, особенно со шрифтами, прежде чем Леонид Николаевич принимал работу. Зато позднее, в Высшем училище и Академии, когда эти навыки пригодились, его придирчивость вспоминалась с большой благодарностью. Я уже писал о том, что он с нами разговаривал очень доверительно, а порой и обсуждал "взрослые дела", так по крайней мере нам казалось, и это очень подкупало. Однажды Леонид Николаевич сокрушённо рассказал о педсовете, на котором было принято решение об отчислении одного из нахимовцев старшего курса. Особенность этого дела заключалась в том, что воспитанник был участником войны, награждённым боевым орденом. Отчислили его за недисциплинированность и случаи хулиганства, причём последний, помню, заключался в том, что юноша забрался в склад учебных пособий и взял там какие-то тетради и что-то ещё. Потапов был категорически против отчисления. Он нам рассказывал: "Я им говорю: "Hе исключено, что вы отчисляете будущего Валерия Чкалова!" - но меня не послушали".
“— Перед вами Чкалов, известный нарушитель полетов и довольно частый обитатель гауптвахты — есть в авиации такое заведение. Мечтаю стать испытателем ваших истребителей. — Вашу биографию знаю достаточно полно, — улыбнулся Поликарпов. — Слышал и про Троицкий мост через Неву, под которым вы удачно пролетели. Знаю, что при лобовой атаке никогда первым не сворачиваете, а штопорить любите до самой земли. — Вижу, ваш отдел кадров не дремлет, — чуть смутился Чкалов. — Вас мой послужной список не пугает? Доверите мне свои истребители? — Конечно, Валерий Павлович. Именно о таком, как вы, испытателе я, честно говоря, давно мечтаю”.
Продолжение следует.
Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru
С вопросами и предложениями обращаться fregat@ post.com Максимов Валентин Владимирович
Слова «чёрный ворон» я ранее слышал, хотя и не знал тогда их истинного значения, а слово «такси» для меня прозвучало впервые и могло иметь какой-то магический смысл. После уверенных слов папы разговор постепенно возобновился, и всё стало на свои места. Для меня трёхлетнего малыша, навсегда врезались в память, что «чёрный ворон» - это плохо, а «такси» - не страшно. Теперь интересно, какое смысловое значение вложил папа в слово «такси»? Можно предположить, что он имел ввиду автотранспорт, осуществляющий доставку почты. Действительно, на противоположной стороне улицы располагалось здание почты. Вероятнее всего туда и направлялась машина. Весьма сомнительно, что в Угличе тогда существовали легковые такси в нынешнем нашем понимании. Грузовые-то машины в городе были редкостью. Основным видом транспорта являлся гужевой. К дому, в котором мы проживали, примыкала обширная территория, где находился большой двор с хозяйственными постройками и огороженный легким забором сад с беседкой среди клумб с цветами, за которой располагались кусты сирени, жасмина и разных плодово-ягодных насаждений: красной и черной смородины, малины, барбариса, крыжовника. Было предусмотрено место для посадки репы, помидор, огурцов, лука и другой всякой зелени. Кроме того, по периметру сада росли деревья: береза, липа, черемуха, ясень, клен.
Основной дворовой постройкой являлся коровник, где можно было содержать, пожалуй, до пяти коров и телят, а также стойла не менее чем для трех лошадей. Хозяйство когда-то было богатым, но после экспроприации пришло в упадок. Теперь Фаина Васильевна содержала несколько кур и только одну корову, да и ту в начале войны пришлось пустить под нож, чтобы в очередной раз не отобрали. Основным доходом для неё стала сдача жилья нуждающимся для проживания, количество которых во время и после войны непрерывно увеличивалось. В младшем возрасте для меня место самостоятельных прогулок ограничивалось только дворовым пространством, в котором ничего интересного не было. В летние месяцы двор буйно зарастал крапивой, высоченной травой с трубчатым основанием, называемую нами в детстве ягелем, и другими сорняками. К тому же вызывала омерзительное отвращение вечно дурно пахнущая с кружащимися над ней сотнями тысяч здоровенных мух помойка, которая почему-то располагалась посредине двора. Во время войны всё свободное место во дворе, да и большая половина сада была отведена под посадку картофеля. Фаина Васильевна разрешала в саду только посидеть в беседке и обязательно в сопровождении взрослых. Однако несколько раз я, нарушив запрет, самостоятельно незаметно забегал в сад, где, не соблюдая тропинок, продирался сквозь цветочные и кустарниковые заросли, представляя себя каким-нибудь Миклухо-Маклаем, Робинзоном Крузо или даже Пржевальским, о путешествиях и приключениях которых я узнавал, рассматривая картинки в старых журналах «Нива», и по интересным рассказам взрослых, главным образом моих тётушек – старших сестёр мамы. Но такие дерзкие по смелости рейды в сад у меня, хотя и вызывали положительные эмоции, но были крайне редки из-за большой вероятности быть пойманным и жестоко наказанным.
Более доступный и менее наказуемый, но тоже рискованный способ провождения времени заключался в следующем. Меня тянуло, как магнит, посмотреть, что происходит на улице. Из окон второго этажа своих комнат, заставленных горшочками с цветами, сквозь занавески ничего толком увидеть не удавалось. Однако я как-то сразу хорошо усвоил, когда на стенах почтового здания, хорошо просматриваемого на противоположной стороны улицы, вывешивались портреты Ленина и Сталина – наступал первомайский праздник, иногда совпадающий по времени с христианской пасхой, а это значит, что на столе обязательно будут пироги, ватрушки и другая вкусная еда.
Но мой интерес заключался в том, чтобы узнать повседневную уличную жизнь ещё и потому, что мне было категорически, строжайше запрещено одному выходить на улицу. Чтобы попасть на улицу, для меня надо было совершить невероятное. Дело в том, что выход на улицу преграждали огромными тяжеленные двухметровые ворота, некогда пригодные для въезда лихой тройки лошадей, но теперь всегда находящиеся на запоре. Правда, ныне они обязательно открывались только четыре раза в сутки самой Фаиной Васильевной или Надеждой, когда рано утром выгоняли корову в стадо пастись, когда принимали ее на дневную дойку, когда вторично выгоняли пастись и, наконец, когда принимали вечером на ночной отдых. Для того, чтобы принять корову вовремя, чтобы она не стояла под воротами и не мычала или вдруг, обидевшись, что её не встречают, могла уйти куда-нибудь, а такие случаи бывали, что приходилось бегать по соседям в поисках своей бурёнушки, хозяева открывали ворота заблаговременно. В такие моменты, если мне удавалось находиться на прогулке, преодолевая страх, я выбегал за ворота на улицу, не удаляясь, правда, от дома на большое расстояние. Была и другая возможность оказаться на улице. В огромных воротах для прохода людей находилась калитка, которая закрывалась на щеколду. Но пользоваться калиткой мне также было трудно. Были случаи, когда калитка ломалась из-за неисправности щеколды или поломки петель. В таких случаях калитка вообще не закрывалась и я, находясь вблизи дома, мог спокойно наблюдать за уличной жизнью провинциального городка.
Улица - это не только пространство между двумя рядами домов, не только возможность беспрепятственного прохода и проезда для свободного общения, но, образно говоря, - это начальная школа жизни. Познать мне такое представилось несколько позже. На моей центральной городской улице вдоль домов таких же двухэтажных кирпичной кладки, до революции принадлежащих дворянским или купеческим семьям Скорняковым, Улисовым, Коровиным, Долматовым, Овсяниковым, Евреиновым, Серебренниковым, проходили узкие земляные тротуары, которые к средине улицы заканчивались неглубокими канавами, выполнявшими дренажную роль для стока дождевой воды. За канавами с обеих сторон проходили земляные пути, разбитые колесами телег, гужевого транспорта. Центральную часть улицы занимала неширокая мощеная булыжником дорога, для проезда самоходной техники (автомобилей, тракторов). Другие улицы города такого разграничения не имели, что позволяло нам беспрепятственно там, на проезжей части улицы, играть в разные подвижные игры. В те годы главным действующим лицом на улице, на мой взгляд, являлся гордый и самоуверенный пастух в бессменном для любой погоды дождевом плаще, сапогах и с длиннющим кнутом, переброшенным через плечо, конец которого тащился за ним по пыльной дороге ещё несколько метров. Этот реальный персонаж изо дня в день по четыре раза появлялся перед моими глазами.
Поэтому немудрено было услышать от меня ответ, когда кто-то из взрослых однажды спросил: - Коленька, скажи, кем ты будешь, когда вырастешь? - Пастухом! - отвечал я гордо. Своим ответом, пожалуй, я несколько шокировал своих родителей, но они не приняли мои слова серьёзными и не стали переубеждать, а обратили всё в детскую шутку. И на самом деле, со мной никто никогда о профессиях не говорил, о космонавтах слыхом не слыхано было тогда, а тут перед глазами наглядный, положительный, живой пример. Наверное, мне импонировала, во всяком случае, внешняя независимость пастуха, никто его не прессовал, а даже наоборот, он был уважаем и почитаем всеми хозяйками, с ним заискивающе здоровались, непременно приглашали в гости. Пастух поочередно жил и столовался в каждом доме, где имелись коровы, в течение всего пастушьего сезона.
На полупустынной улице можно было видеть шумные группы цыганских женщин, сопровождаемых толпой чумазых ребятишек. По Волге цыгане перемещались с ранней весны до самых заморозков, довольно часто останавливаясь табором на временное житье на ближайших к городу привольных территориях. После таких наездов местные жители обнаруживали пропажу не только некоторого количества своего домашнего скота (лошадей, коров, коз, овец), но и личных вещей (одеяла, подушки, шубы, тулупы), как правило, развешиваемых во дворах для просушки под летним солнцем. Я уж тут не говорю о десятках, а может сотнях разочаровавшихся местных женщин, надеющихся на необыкновенное личное счастье, после очередного гадания энергичных цыганок.
Меня предупреждали, чтобы я ни с кем из цыган не вступал в разговор, а то, не дай бог, как мне говорили, могут украсть. Однажды я сам был свидетелем такого случая, когда одна цыганка, поймав зазевавшуюся курицу, которая даже кудахнуть не успела, вмиг свернула ей голову и ловко спрятала её себе под подол безразмерной по ширине цветастой юбки. Вот это «фокус», подумал я: - Может, цыганки таким же способом и детей воруют? Улица Карла Либкнехта брала свое начало от центральной (базарной) площади. В базарные и праздничные дни на улице становилось оживлённей. С утра пораньше на телегах летом и на санях зимой из ближайших деревень крестьяне везли на продажу результаты труда своего праведного. Сразу после войны базар на центральной площади ликвидировали. На площади установили памятник Ленину и площадь переименовали его именем, где стали проводить демонстрации и митинги. Много, что происходило на улице, было интересно для детского взгляда: встречались, например, старьёвщики, которые ходили по дворам и собирали разные старые вещи; продавцы каких-нибудь самодельных детских и недетских безделушек, которые сейчас называются сувенирами народного промысла; лудильщики, которые запаивали самовары, кастрюли и другую медную посуду; точильщики, оказывающие услуги по заточке ножей, ножниц и даже топоров, пил и лопат.
Порой эти кустари, занимающиеся индивидуальной трудовой деятельностью, оглашали тихие окрестности ближайших улиц неестественно дикими криками, извещая обывателей о своих услугах, делая, таким образом, себе рекламу. На фоне радостной пропаганды всеобщего энтузиазма по строительству социализма и выполнению очередных пятилеток за четыре года, когда «жить стало лучше, жить стало веселей», в реальности все было по другому. С конца 1938 года условия жизни резко ухудшились. Смело, как метлой, с полок магазинов большое количество продуктов питания и продовольственных товаров, мгновенно исчезли: мука, крупы, макароны, вермишель, сахар, мясо, мясные консервы и даже мыло. Выпечка хлеба почти прекратилась. Опять за продуктами выстраивались километровые очереди.
В 1940 году в связи с всё усиливающимся дефицитом продуктов питания в СССР были введены нормы продажи на одного человека: хлеб и крупа – 1 кг, мясо и колбаса – 500 г, сахар – 500 г, молоко – 1 л, яйца – 1 десяток, овощи – 1 кг и так далее по другим видам питания и предметам обихода. А в это время, когда наш народ испытывал крайнюю нужду в промышленных товарах и продуктах питания, на запад, в Германию сплошным потоком, один за другим направлялись железнодорожные составы не только с углем, нефтью, железной рудой, древесиной, но и с зерном, хлопком, мясом, молоком и другим продовольствием в огромном количестве. Таким путём, оказывается, Сталин хотел «перехитрить» Гитлера, задабривая и подкармливая усиливающийся экономический и военный потенциал фашистской Германии.
Вторая мировая война началась 1 сентября 1939г. вторжением Германии на территорию Польши. 3 сентября 1939г. Великобритания и Франция объявили войну Германии, но не оказали Польше военной помощи. Сталин, продолжая хитрить, поддержал Гитлера не только экономически, но и политически. В этой череде событий был заключен Советско-Германский договор о ненападении.
Продолжение следует.
Обращение к выпускникам Тбилисского, Рижского и Ленинградского нахимовских училищ.
Пожалуйста, не забывайте сообщать своим однокашникам о существовании нашего блога, посвященного истории Нахимовских училищ, о появлении новых публикаций.
Сообщайте сведения о себе и своих однокашниках, воспитателях: годы и места службы, учебы, повышения квалификации, место рождения, жительства, иные биографические сведения. Мы стремимся собрать все возможные данные о выпускниках, командирах, преподавателях всех трех нахимовских училищ. Просьба присылать все, чем считаете вправе поделиться, все, что, по Вашему мнению, должно найти отражение в нашей коллективной истории. Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru
Зал, к сожалению, уже отличался от первоначального, многие детали были давным-давно утрачены. Наборный паркетный пол уже в послевоенное время был заменен стандартным и безликим, «шашечками». Однако по-прежнему внушал уважение дубовый балкон, а вдоль стен можно было часами ходить и рассматривать бело-голубые изразцы, выполненные под старину, и пытаться прочитать начертанные на них изречения Петра Великого.
Примеры надписей: “Мир хорошо, однако притом не дремать надлежит”, “Пульки бояться — не идти в солдаты” Фигурный камин и фрагмент керамических панелей Главного вестибюля.
В первые годы нашего обучения в зале проводились спортивные занятия, по стенам тут и там стояли гимнастические снаряды, и для их растяжки в полу были сделаны прорези с крючками. В углу стояли брусья со стопкой матов. Но главным назначением зала было проведение в нем концертов и просмотр кинофильмов. Нахимовское училище славилось своей самодеятельностью. Работали: драмкружок, художественного слова, танцевальный. Продолжали заниматься музыкой те, кто еще в школе освоил какой-либо инструмент. Популярны были и оркестры: народных инструментов и духовой. Обязательным почти для всех было участие в хоре под управлением М. А. Кочетовой. Для талантливых ребят Маргарита Анатольевна устраивала индивидуальные занятия, своеобразные классы игры на фортепьяно. Отбор кандидатов производился в ротном коридоре, где стоял инструмент. Она вызывала кандидата, нажимала на клавишу, и будущий ученик должен был спеть прозвучавшую ноту. Как показалось Сереже Мельниченко, с этим заданием он отлично справился, но, по мнению педагога, слуха у него было недостаточно, и в то время в пианисты он не попал. «Позднее, - вспоминает Сережа,- учитывая мое усердное пение в хоре, она смилостивилась и взяла меня в свой класс, где я пробыл целый год, изучив исполнение гамм и аккордов двумя руками. Дальше этого дело не пошло, так как мой растущий организм требовал движения, а сидение часами за клавишами энтузиазма не прибавляло». Был еще и кружок русских народных инструментов, эти «балалаечники» сидели повсюду и чего-то там дрынькали. Дима Аносов прилично освоил домру. Однажды Калашников Слава произнес в адрес руководителя известную фразу «балалаечка без струн, кто играет тот...». Был скандал, подробности которого Слава скрывает.
Но, когда эти ребята собрались все вместе и заиграли, получился настоящий оркестр. Руководил кружком Мирон Филиппович Зубахо. Для многих он запомнился только своей редкой фамилией, ведь умением играть на балалайке не похвастаешься. Но способные ребята с благодарностью вспоминают и оркестр и его руководителя, потому что там они впервые взяли в руки гитару. Мирон Филиппович показал Сереже Мельниченко первые аккорды и научил играть “Цыганочку”. В дальнейшем Сережа предпочитал играть на гитаре классику. Примерно та же картина наблюдалась и в самодеятельном духовом оркестре. Полынько играл на корнете, за что его отовсюду гоняли; Поросятников пытался освоить трубу, и надоел всем до чертиков. Монахов пожелал было освоить игру на кларнете, как отец, но оркестр очень скоро прекратил свое существование. Тот, кто хорошо декламировал на уроках, автоматически попадал в самодеятельность, и с ними ставили литературно-художественные композиции на юбилейные темы. В старших классах работал драмкружок. Горелик, Мирошин, Сиротинский и Валера Иванов разыграли пьесу «За власть Советов» о подвиге нашего разведчика в белогвардейском тылу. Роль разведчика играл Мирошин, а Сиротинский, конечно же, был белогвардейским офицером, причем, играл его с удовольствием. Репетировал в этой постановке и Сергей Мельниченко, но по ходу пьесы надо было обниматься с дамой. А на женские роли были приглашены девушки, самые настоящие. Сережа по неопытности не смог заставить себя хотя бы прикоснуться к партнерше. Пришлось ему перейти в звуковое оформление, и по ходу спектакля он громыхал за сценой куском жести, имитируя артиллерийскую канонаду, и кричал ура, изображая приход красных в город. Но сцена манила, и Сережа разучил пантомиму под названием “Хирург”, которую подсмотрел на студенческом вечере в институте им. А.И.Герцена. Ее он исполнил один только раз. «Хирург» начинает делать операцию, достает у больного все внутренности, промывает в тазике и запихивает обратно. А, когда у больного пропал пульс, то он ему вставил часы, и все заработало снова. Этакий черный медицинский юмор. В зале хохот. Но жюри эту прекрасную сценку не одобрило, и дебют тут же превратился в закат артистической карьеры Сергея. Как ни покажется странным, мы любили выступления училищного духового оркестра (не нашего любительского, а штатного профессионального). Особенно, когда они исполняли классическую музыку. Училищный оркестр в 1959 году занял 1-е место по Ленинградскому военному округу. В 1960 году его возглавил капитан В.А.Евсюков, и в этом же году было подготовлено 14 концертных программ, дано восемь концертов популярно-тематической музыки и шесть лекций-концертов в училище.
ДК имени И.И.Газа. Дирижер, заслуженный артист России, полковник Василий Евсюков на концерте в ДК имени И.И.Газа в Санкт-Петербурге, в котором участвовали военные дирижеры-ветераны - участники Великой Отечественной войны и сводный оркестр высших военно-морских учебных заведений Санкт-Петербурга. - Игорь Потемкин/Интерпресс
В сопровождении этого оркестра старший нас на год нахимовец А.Забелло, исполнял 1-ю часть фортепьянного концерта Бетховена. Старшиной оркестра в наше время был мичман В.П.Зыбин, солисты главные старшины В.Г.Астахов, А.А.Веккер и Н.И.Небогов и кларнетист – отец нашего Юры Монахова Владимир Васильевич. Василий Афанасьевич Евсюков руководил училищным оркестром до 1976 года, а затем был назначен старшим военным дирижером ЛенВМБ (на штате дирижера ВМедА). Наиболее устойчивым самодеятельным коллективом в нашей роте был танцевальный. Туда сначала записалось довольно много народу – все, естественно, хотели научиться танцевать «Яблочко». Руководил кружком Иван Михайлович Селиванов, и ему действительно удалось обучить всех этому морскому танцу. С ним кружковцы впервые и выступили на концертах. Но в то же время из этого большого числа выделились ребята посноровистей: Миша Голубев, Володя Грабарь, Витя Жидких, Слава Калашников, Миша Московенко. Они стали разучивать более сложный и быстрый румынский танец.
Витя Жидких привел в кружок способного Володю Полынько, а сам в 1962 году по причине болезни ушел из училища. Общее число осталось тем же. Эту группу сначала прозвали румынами, а, когда основная масса, как это бывает почти во всех кружках, рассеялась, и остались только эти ребята, их иначе как танцорами никто и не называл. Под этим именем они прошли по жизни. Руководитель кружка И.М.Селиванов работал с ними целых три года. Симпатичный пожилой человек, он запомнился тем, что как-то раз продемонстрировал нам одно заграничное новшество – шариковую авторучку. Она вскоре потекла, и мы потеряли к ней интерес. С 1962 года ансамблем руководил Александр Сергеевич Голубков, который за характерную форму фигуры и лица получил имя Папа Конус. К тому времени от всех участников кружка оставалось только пять человек. Из части движений былого матросского танца для них был поставлен танец «Машина».
Танцоры на сцене актового зала училища исполняют танец "Машина", самый популярный в их репертуаре. Слева направо: В.Калашников, М.Голубев, В.Полынько, В.Грабарь, М.Московенко. 1964 год.
Разучили также танец венгерских наездников «Пантазо». Одно время танцевали молдавский танец, причем с девочками, солистка Таня Бакланова. С выступлениями этого ансамбля связано множество случаев. Танцоры выступали на многих площадках города, начиная от ступеней театра Ленинского комсомола и цехов разных фабрик и фойе кинотеатров, а кончая лучшей в то время и самой большой сценой города – Дворца культуры им. Ленсовета.
На вечере празднования 45-летия ВЛКСМ. Литературно-хореографическая композиция, посвященная орденам, которыми был награжден комсомол. Выступление в честь пятого ордена — ордена Ленина за освоение целинных и залежных земель. Вверху в костюме покорителя целины В.Грабарь, внизу хлопают танцоры В.Полынько и М.Голубев (справа), у края сцены (слева) стоит чтец И.Задворнов. Октябрь 1963 года
Ежегодно в училище проводились смотры художественной самодеятельности. Сначала в каждой роте. А затем уже сводный. В эти годы «английский» хор нахимовцев (ребята пели на английском языке) выступал по радио. Запевали наши: Витя Жидких и Саша Иволгин. Кроме того, избранные номера из нахимовской самодеятельности транслировались из нового Ленинградского телевизионного центра. Из наших туда попали танцоры и Боря Горелик с чтением стихов.
Борис Яковлевич Горелик на встрече с однокашниками в 2005 году. Те же страсть и мастерство!
А перед новым годом – итоговый училищный концерт. Королями сцены были старше нас на год пианист Толя Коломиец, и из младшей роты Сережа Бабанов, исполнявший песни из репертуара Робертино Лоретти: «Мама» и «Санта-Лючия». Наша рота выдвинула только баяниста Витю Смирнова, да и тот, кроме «Полонеза» Огинского, ничего не исполнял. А при случае он аккомпанировал на своем «банане» нашим танцорам. В конце января 1964 года танцевальный коллектив, один из всей самодеятельности училища, выступал во Дворце культуры им. Ленсовета на вечере, посвященном двадцатилетию снятия блокады Ленинграда. Изображали модный в то время «оживающий» памятник погибшим морякам-героям. Нахимовцы выступали в одном концерте с профессионалами. В вестибюле за сценой толпились многочисленные ансамбли, распевалась потрясающая Рубина Калантарян, хорошо известная в то время эстрадная певица. Готовился к декламации сам Павел Кадочников. Уже в кулисах к танцорам подошел тогда ещё молодой певец Иосиф Кобзон. Его выступление шло за нашим, и он поинтересовался, сколько же времени займет у ребят их номер? Но наша пятерка в «окровавленных» тельняшках уже выходила на исходную позицию. Вот они застыли в центре огромной сцены. Когда открылся занавес, зал взорвался аплодисментами! Время остановилось! Юные нахимовцы являли собой молодость тех, кто сидел тогда в зале. Ветераны вспоминали погибших и приветствовали идущих им на смену. Это был настоящий триумф! В результате их короткий номер значительно растянулся.
Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru
В интернете появились актуальные для подводников стихи Рудольфа Александровича Голосова вместе с небольшими, к сожалению, фрагментами из его книги " Продуть балласт".
Жаль, что в интернете нет всей книги полностью. Из всех мемуаров, которые я читал, это самая содержательная, честная и поучительная книга воспоминаний опытнейшего ветерана-подводника. В воспоминаниях кратко излагаются важнейшие события из на редкость разнообразного и обширного опыта плавания в морях и океанах на подводных и надводных кораблях, одиночно и в группах, во льдах и под ними, в Заполярье и в тропиках. Все содержание книги подтверждает правильность размышлений об отношениях начальников и подчиненных, которые должны строиться на взаимном уважении и сохранении человеческого достоинства во всех жизненных ситуациях. Подкрепляется и тезис о важнейшей роли командиров кораблей в успешности всех флотских мероприятий. В книге отмечены все светлое в жизни и службе подводников и все трудности и недостатки, которые омрачали быт и службу подводников, причем без модного для многих воспоминаний очернительства всего советского, а с анализом причин возникновения недостатков и мер, которые помогли бы их сократить. Важно, чтобы книга попала в руки молодых действующих подводников и после прочтения хранилась у них на полках. Когда придет потребность и возможность у российского ВМФ совместного плавания подводных и надводных кораблей в однородных и смешанных тактических группах, а опыт советского ВМФ будет подзабыт, эта книга с творческим подходом автора к решению таких проблем окажет существенную помощь. Ветеранам интересно с помощью книги вспомнить флотскую службу, пополнить знания ранее недостаточно освещенных событий и другими неизвестными фактами. Несмотря на то, что я пришел на подводные лодки на 8 лет позже Рудольфа Александровича, я с удовольствием вспомнил Тарью Камчатскую и переходы 125-й бригады из Бечевинской в Моржовую и обратно - в зависимости от ветра - на С-178, на которой я начинал службу командиром рулевой группы в 1957-1959 годах, Западную Лицу, где командовал ПЛАРК К-104 в 1970-1973 годах, Свиноустье и Конакри, куда я заходил с курсантами много позже Рудольфа Александровича. Мне было очень интересно прочитать, как выглядели эти порты и пункты базирования до моего появления в них. Вспомнил и всех своих начальников, упомянутых в книге. А главное, с удовлетворением отметил то, что готов подписаться, практически, под всеми размышлениями, выводами и мнениями уважаемого среди подводников автора о службе в советском ВМФ и событиях в стране.
Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru