Хорошо известны его портреты: «Ненецкий школьник». «Портрет профессора хирурга Г.А. Орлова», «Сказочник Степан Писахов», «Президент Новой Земли Тыко Вылка», «Сказительница Марфа Крюкова», «Портрет оленевода Н.Е. Ледкова». «Портрет основателя и художественного руководителя Северного народного хора А.Я. Колотиловой». «Капитан сейнера «Пескарь» А. Малыгин», «Портрет писателя Н. Телешова», «Портрет народной артистки СССР А.К. Тарасовой», «Портрет писателя и публициста Саввы Тимофеевича Морозова (внука)», «Геолог А. Шило», «Поэт Алексей Марков». «Землепроходец, капитан карбаса «Щельи», помор Д. Буторин», «Кукольница Ульяна Бабкина» и многие, многие другие. Михалёв обращался в своем творчестве и к историческим портретам, так им были созданы: «Основатель русского флота Петр I», «Портрет полярного художника А. Борисова», «Портрет исследователя Арктики В. Русанова», «О.Ю. Шмидт». «Писатель Лу Синь», «Китайский художник Ци Байши» и др. Есть в его творчестве немало и тонких лирических портретов – проникновенных женских образов: «Кира», «Портрет дочери», «Музыковед Пекинской консерватории Ли Инхуа», «Школьница из Шанхая» и др. Хорошо известны композиции Валентина Михалёва, выполненные в самых разных скульптурных материалах – дереве, граните, мраморе, кованой меди, бронзе, такие как: «В космос (Юрий Гагарин)», «Под небом тундры», «На крайнем Севере». «Рыбаки Заполярья», «В Мурманском порту», «Эхо войны» («От Советского информбюро») и др. Валентин Михалёв является также автором ряда монументальных проектов: в Архангельске на берегу Северной Двины сооружен Памятник воинам-северянам, погибшим в годы Великой Отечественной войны 1941-1945 гг. (1969 г.; соавтор Ю.Л.Чернов); в Архангельске же им создан ряд памятников-мемориалов на воинских захоронениях, надгробие писателю Г. Суфтину и др. В Котласе воздвигнут памятник Северодвинской флотилии 1918-1920 гг.; в Вологодской области (деревня Блудново) скульптором сооружен памятник на месте захоронения поэта Александра Яшина и др.
В 1972 году В.А. Михалёв вместе с семьёй переезжает на постоянное жительство в Москву и становится членом Московской организации Союза художников Российской Федерации. Но, уже живя в Москве, Михалёв продолжает работать над «северными» образами, часто созданию новых работ предшествуют поездки в Вологду, Петрозаводск. Мурманск, Нарьян-Мар, Диксон… Скульптора всё больше увлекает тема героев Арктики, мужественных людей, посвятивших жизнь единоборству с вечным ледяным безмолвием. Блестящий портретист, Михалёв умеет выделить в портрете главные черты, суть характера человека, бесстрашно вступающего в борьбу со стихиями природы, неизменно побеждающего. Среди его портретируемых есть, действительно, «люди из легенды»: первые покорители Северною полюса, землепроходцы, полярные капитаны и лётчики, а также те, кто совершил первый героический перелёт через Северный полюс в Америку. И ценно то, что он успел их вылепить с натуры, что они приходили позировать в его мастерскую, что он смог запечатлеть их для будущего, ведь эти люди принадлежат истории XX века. Это и «Кавалер Золотой Звезды №1, генерал-майор авиации А.В. Ляпидевский», и «Генерал-полковник авиации, Герой Советского Союза Г.Ф. Байдуков», и «Заслуженный штурман СССР, флаг-штурман полярной авиации В.И. Аккуратов», и «Генерал-майор авиации, Герой Советского Союза И.П. Мазурук», и «Доктор географических наук, лауреат Государственной премии СССР, Герой Советского Союза Е.И. Толстиков», и «Капитан ледокола «Георгий Седов» Э.Г. Румке», командовавший этим ледоколом в годы войны, когда там служил юнгой Валентин Михалёв, и многие, многие другие достойные, знаменитые, известные люди – покорители Арктики. Есть в «арктической» серии работ Валентина Михалёва и обобщённые аллегорические образы-символы: «Арктика», «Полярная ночь», «Северный Ледовитый океан», «Реквием (памяти Георгия Седова)» и другие композиции, в которых скульптор стремится пластически отобразить могучие силы природы – одновременно загадочной, угрюмо-таинственной и, по-своему, красивой. В результате напряжённой работы, в 1982 году в Москве состоялись персональные выставки художника на «арктическую» тему, получившие большой резонанс. На торжественном открытии выставок сначала в Политехническом музее (выставка «Наша Арктика»), а затем в Музее Морского флота СССР (выставка «Арктика»), присутствовали многие портретируемые, вставшие на вернисаже рядом со своими скульптурными портретами. Это получилось трогательно и незабываемо.
В.А. Михалев и А.В. Ляпидевский рядом с его скульптурным портретом (выставка «Наша Арктика», Москва, Политехнический музей, 1982 г.)
В центральной прессе было немало высоких отзывов, вот один из них: «... Грустен и весел вхожу, ваятель, в твою мастерскую...» Почему и впрямь вспоминаешь пушкинские слова и приходит лёгкая, невесомая грусть, стоит начать разглядывать, узнавать людей в череде портретов, над которыми работает ваятель – Валентин Михалёв? Не оттого ли, что все эти люди – властители дум моего далёкого детства, моей юности, и неужели это правда, что герои тоже стареют? Но нет, они всё те же – они из давней Страны Легенды, но только годы идут, и годы берут своё. Ляпидевский, Водопьянов, Мазурук, Черевичный, Папанин, Байдуков... ...Люди из легенды – художник лепит их с натуры. Их лица несут на себе печать особой нравственной пробы... Папанин очень хорошо сказал: «Россия издавна заворожена Арктикой». Недаром вся серия портретов замышлена так, что её символически открывает образ великого помора Михаилы Ломоносова: «...Колумб российский между льдами спешит и презирает рок». И неспроста входит в эту череду портретов Георгий Седов – подвижник и победитель суровой Арктики... ...Здесь видишь, сколь непреходяще жив портрет психологического наполнения, портрет-характер человека, а через него нравственный лад, духовную атмосферу эпохи... Вот она, слава истории, которой прошагала страна, – люди, сегодня среди нас живущие… И потому прочь её, грусть, – весел, ваятель, вхожу я в твою мастерскую!» (Газета «Советская культура» от 29 июня 1982 г. из статьи В. Ольшевского «Из легенды (В мастерской скульптора!)»). А вот что сказал сам скульптор Михалёв о своей портретной «арктической» галерее: «Хочу, чтобы жили мои портреты дольше, чем одну минуту зрительского восприятия. Не о себе забочусь: тот извечный вопрос, заданный поэтом перед своим творением: «Ты им доволен ли, взыскательный художник?» - кто из нас вправе на него ответить утвердительно? Но если уж мне посчастливилось в юности быть свидетелем славных дел всех тех людей, которые в нынешние свои годы прошли через мою мастерскую, то я хочу, чтоб их знали и в наши дни, чтоб остались они в искусстве...». О творчестве скульптора Михалёва писали многие искусствоведы и художественные критики, высоко оценивая его произведения. Дорогого стоит оценка художника, принадлежавшая Е.Ф. Белашовой – известному советскому скульптору, народному художнику СССР, лауреату Государственной премии СССР, профессору, председателю Союза художников СССР, назвавшей Валентина Андреевича Михалёва «...настоящим русским талантом...» (дарственная надпись к каталогу собственной персональной выставки, 1967 г.). А старейший, прославленный скульптор, академик Л.Е. Кербель так писал В.А. Михалёву: «...Ваятелю северных широт, с удовольствием за то, что не подвел мои надежды, когда впервые поверил я в тебя, как художника. Это было давно, а теперь ты маэстро и за это тебе спасибо. Твой Лев Кербель. 10.02.1978 г.».
Как уже было отмечено, Михалёв многие годы работал над «китайской» темой, которая прочно вошла в его творчество еще в конце 1950-х гг. после первой поездки скульптора в Китай. Свои впечатления об этой стране, ее искусстве, древней истории обогатились у художника и во время второй, знаменательной для него поездки в 1985 году. В.А. Михалёв долгие годы был членом Центрального Правления Общества советско-китайской (затем российско-китайской) дружбы. Он много общался с китайскими деятелями культуры: художниками, искусствоведами, артистами, писателями, театральными деятелями. Романтическое восприятие художника помогло ему запечатлеть живые черты современного Китая, передать восторг перед великими тружениками, бережно сохраняющими свои вековые традиции и памятники, дошедшие «из глубины веков», – как и назвал он серию своих барельефов, выполненных в шамоте на темы глубокой китайской древности. Работы Михалёва на «китайскую» тему получили широкую известность и признание: «Хранитель Кантонского храма», «Уличный музыкант из Ханчжоу». «Писатель Лу Синь», «Художник Ци Байши». «Старейший скульптор Нанкина Лю Яфан». «Хранитель храма Пятисот будд», «Актеры китайской Национальной оперы» и др. С работами «китайского» цикла скульптор выступал на нескольких персональных и групповых выставках: передвижная выставка «Китай – Корея» (совместно с Д.К. Свешниковым; Архангельск – Северодвинск – Москва – Ленинград, 1959 г.): выставка московских художников «Советские художники о Китае» (совместно с известными художниками Д. Шмариновым, О. Верейским и др.) в Доме дружбы с народами зарубежных стран (Москва, 1984 г.); персональная выставка в Центральном институте искусств Китая (Пекин, 1985 г.); персональная выставка «По Китаю» в Культурном центре Агентства печати «Новости» (Москва, 1987 г.); персональная выставка «Китайские мотивы» в Доме дружбы с народами зарубежных стран (совместно с китайским художником Шао Вейка; Москва, 1987 г.). И, наконец, как итог почти сорокалетнего труда художника Михалёва на «китайскую» тему, в 1989 году в Москве, в Центральном Доме художника состоялась его большая персональная выставка «Образы Китая». Вскоре значительная часть этого цикла работ экспонировалась в залах Третьяковской галереи на выставке соискателей Государственной премии России им. И.Е. Репина, номинантом которой был и В.А. Михалёв. Выставка «Образы Китая» принесла автору большой успех, о ней много писали известные искусствоведы, такие как: Н. Воронов, В. Ольшевский. Ю. Нехорошев и др.
Писатель Лу Синь (бронза, 1985 г.) Древние мелодии Ханчжоу (бронза, 1985 г.)
Высоко был оценен цикл «китайских» работ Валентина Михалёва и уже посмертно в статье-некрологе «Прощание с мастером» членов Российской Академии художеств (Л.Е. Кербель, Ю.Г. Орехов, М.М. Мечев): «...В Москве и Пекине прошли большие яркие выставки работ Михалёва. Об этих выставках много писали. О том, что скульптор видел сверхзадачу своего китайского цикла в создании пластической поэмы, вобравшей в себя мелодику современную и традиционную, ритмы эпические и лирические, образы жизненно конкретные и подсказанные ассоциациями, навеянные тысячелетней культурой страны. Как тут не вспомнить слова великого нашего писателя об «удивительной отзывчивости русского таланта к радости и заботам, делам и дням иных земель, народов и стран». Благородная напряжённая работа Михалёва в течение многих лет над «китайской» темой может служить примером творческой самоотдачи и целеустремлённости для других художников. Некоторые работы цикла «Образы Китая» вошли в собрание Государственного Русского музея и Третьяковской галереи были удостоены Серебряной медали Академии Художеств...» Валентин Михалёв хорошо известен и как прекрасный рисовальщик. Он всегда много и увлечённо рисовал с натуры. Он оставил большое собрание рисунков (тушь, перо, карандаш, фломастер): портретов, натюрмортов, пейзажей, жанровых мотивов, путевых зарисовок. Валентин Михалёв всегда был «пишущим» художником. На протяжении многих лет его статьи часто появлялись в газетах «Культура», «Известия». «Труд». «Литературная Россия». «Правда Севера», в журналах «Искусство», «Художник», «Творчество», в альманахе «Панорама искусств» и др. В последние годы жизни художник начал писать литературные воспоминания, публицистические статьи и заметки. В этих его статьях – размышления о богатом творческом опыте, творческих изысканиях, об интересных поездках, о людях, оставивших яркий след в жизни художника. В 1991 г. Михалёв совершил дальнюю поездку в США. И об этом своем путешествии он успел написать образно и живо. Так им был создан сборник статей и воспоминаний «Сполохи», издать который самому не довелось, это сделали его земляки уже после смерти художника.
13 мая 1998 года В.А. Михалёв умер, он похоронен в Москве на Троекуровском кладбище. На надгробии установлен его автопортрет, выполненный скульптором в бронзе в последние годы жизни. На безвременную кончину скульптора Михалёва Академия Художеств Российской Федерации откликнулась статьёй «Прощание с мастером», где дана высокая оценка всему творческому наследию Михалёва, его произведениям, посвященным Северу, его портретному мастерству, циклу работ на «китайскую» тему. Завершается текст статьи очень важным посланием ко всем нам – наследникам его творчества: «...Валентина Андреевича Михалёва не стало... Наследие его достойно высокого уважения и не должно пропасть. С именами известных мастеров реалистического русского искусства уходит в прошлое история нашего столетия. Их произведения не только знамение эпохи, но и школа постижения сущности Человека XX века. Сохранить это искусство для грядущего почётная задача Министерства культуры, Союза художников России и многих общественных организаций и меценатов. Настало время решить проблему сохранения художественного наследия мастеров России кардинально, оперативно, осмысленно. Это наша святая обязанность». (Вице-президент Академии художеств России, действительный член Академии художеств России, народный художник России, лауреат Ленинской и Государственных премий СССР, профессор, скульптор Л.Е. Кербель; Вице-президент Академии художеств России, народный художник России, лауреат Ленинской и Государственных премий, скульптор Ю.Г. Орехов; Член-корреспондент Академии художеств России, заслуженный художник России, лауреат Государственной премии России им. И.Е. Репина, график М.М. Мечев). Своего рода завещанием будущим художникам стали слова скульптора В.А. Михалёва из вступления к его сборнику статей «Сполохи»: «Я глубоко убеждён, что в грядущем тысячелетии (а оно уже на пороге) в искусстве сохранится Красота, достоинство и уважение к Человеку, что художник не перестанет восхищаться природой нашей маленькой планеты Земля, видеть в ней неиссякаемый источник вдохновения, благословенный Богом...».
В космос (Юрий Гагарин, гранит, 1961 г.)
Северова Зоя Ивановна
Пожар на теплоходе «Старый большевик» в Баренцевом море. - Огненные походы: Мурманское морское пароходство в годы Великой Отечественной войны: — Мурманск: Кн. изд-во, 2005.
Северянке удивительной судьбы довелось четыре раза побывать на южной макушке планеты Зою Ивановну Северову, по мнению ее сослуживцев, было бы правильней называть «Юговой» или «Антарктидиной». Потому как она была участником четырех антарктических экспедиций, одна из которых - кругосветная, вокруг Антарктиды. За ее плечами 17 лет работы на судах Северного морского пароходства, плавания по 25 морям, посещение 6 континентов, 20 государств, 30 портов мира. Зоя Северова от рождения была привязана своей родословной к нашим суровым северным местам и к флоту. Ее отец и дед ходили на знаменитых «макарках», так что тяга к пароходам у нее, можно сказать, в крови. В тяжелом 1943-м году юнга Северного морского пароходства Зоя впервые ступила на палубу судна. Было ей тогда 15 лет. Не раз случалось попадать под бомбежку. Но пароход «Мудьюг», где она была палубной ученицей, оказался для нее счастливым. Осталась жива. Видела, как горел на острове Шпицберген уголь, подожженный фашистами. В 1949 году, когда отмечали 70-летие Сталина, Зоя находилась в Антверпене. Бельгийские коммунисты передали для вождя свои подарки. А одна девочка принесла для товарища Сталина щенка, американского спаниеля. Собачка жила в каюте капитана теплохода, а кормила ее Зоя. В Риге, куда прибыл теплоход, все подарки были переданы по назначению. И все же самые яркие впечатления в жизни остались у Зои Северовой от антарктических экспедиций.
Продолжение следует.
Пожалуйста, не забывайте сообщать своим однокашникам о существовании нашего блога, посвященного истории Нахимовских училищ, о появлении новых публикаций.
Сообщайте сведения о себе и своих однокашниках, воспитателях: годы и места службы, учебы, повышения квалификации, место рождения, жительства, иные биографические сведения. Мы стремимся собрать все возможные данные о выпускниках, командирах, преподавателях всех трех нахимовских училищ. Просьба присылать все, чем считаете вправе поделиться, все, что, по Вашему мнению, должно найти отражение в нашей коллективной истории. Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru
Военно-морская практика, к моему удовольствию завершилась весьма приятным событием. За несколько дней предупредили, что на готовившийся к дружескому визиту в Албанию и Югославию крейсер «Михаил Кутузов» возьмут и нас курсантов. Вот здорово! Для тех счастливчиков, кто попадёт из нашего класса на крейсер, это будет первый дальний поход в Средиземное море. Мы все находились в трепетном ожидании своей удачи. Наконец, объявили списки и, как всегда в таких случаях делается, в экстренном порядке переправили на крейсер «Михаил Кутузов». В группе счастливчиков, в том числе из других классов, оказался и я, иначе даже не мог себе представить.
СПРАВКА: Легкий крейсер пр.68-бис "Михаил Кутузов" был заложен 23.02.1951 г. в Николаеве. Спущен на воду 29.11.1952 г., вступил в строй 30.12.1954 г. Всего совершил 15 дальних походов. Нанес визиты в Сплит (Югославия) в 1956 и 1964 гг., Дуррес (Албания) в 1956 и 1957 гг. и в Варну (Болгария) в 1964 г. На Черноморском флоте первым стал выполнять задачи боевой службы в Средиземном море и Атлантике в период "холодной войны". Исключен из состава ВМФ 03.07.1992 г. В августе 2001 г. был переведен в Новороссийск и 28 июля 2002 года, в День ВМФ, был открыт как корабль-музей. Из запланированных 25 единиц проекта. 68-бис типа «Свердлов» флот пополнили лишь 14 крейсеров данного проекта, ставшие основными кораблями в ядре надводных сил ВМФ: «Свердлов», «Дзержинский», «Орджоникидзе», «Жданов», «Александр Невский», «Адмирал Нахимов», «Адмирал Ушаков», «Адмирал Лазарев», «Александр Суворов», «Адмирал Сенявин», «Молотовск» («Октябрьская революция»), «Михаил Кутузов», «Дмитрий Пожарский», «Мурманск». Строительство крейсеров в различной степени готовности от 40% до 80% было прекращено: «Щербаков», «Адмирал Корнилов», «Кронштадт», «Таллин», «Варяг», «Козьма Минин» («Архангельск»), «Дмитрий Донской» («Владивосток»). Заказы на остальные лёгкие крейсера, намечавшиеся к постройке, были аннулированы. В итоге, к настоящему моменту все крейсера данного проекта и его модификаций отправлены на слом, кроме одного – «Михаила Кутузова», ставшего
Крейсер ещё несколько дней стоял на внутреннем рейде в Севастополе, тщательнейшим образом готовясь к визиту. Мне казалось, что на корабле не осталось ни одного сантиметра, чтобы не покрасили, почистили, обновили, забелили. Наш плавающий богатырь в итоге выглядел на загляденье, как с иголочки, настоящий образец военно-морской культуры и боевой мощи! Нас тоже привлекали к корабельным работам, вместе с тем, мы добросовестным образом готовили свою форму одежды. Не было дня, чтобы крейсер не посетила какая-нибудь комиссия с проверкой. Говорили, что обязательно будет высокая правительственная делегация, но вскоре оказалось, что статус визита значительно снизился, членов правительства не будет, да и визит ограничится посещением только одного порта Дуррес в Албании. Высокая политика в тот момент как-то меня не очень интересовала. Ясное дело, что кто-то из высшего руководства на крейсере оказался, но это, скорей всего было для протокола. Наконец, на крейсере появился Ансамбль песни и пляски Черноморского флота, членам которого отвели большой кубрик, где у них продолжались спевки, пляски и всякое другое музицирование, что свидетельствовало, что время визита неотвратимо приближается. Из гостей, кроме штатных корреспондентов из газет и одного фотокорреспондента, самой заметной, важной и колоритной фигурой был чрезвычайно популярный тогда, не столь давно получивший Государственную премию писатель Аркадий Алексеевич Первенцев (1905-1981). Он имел привычку и на стоянке в Севастополе, и на переходе морем часто и важно прохаживаться по верхней палубе, будто у себя в Переделкино на даче, в цветастых рубахах с непременной трубкой в руках. Вскоре после завершения нашего визита, в газете «Правда» была опубликована большая на целый подвал статья за его подписью о горной стране Албании, смелых и гордых, как свободные и независимые орлы, её жителях – албанцах.
Нам-то хотелось как можно скорей пойти в плавание: увидеть новое и неизвестное. После того, как на крейсер прибыла значительная группа адмиралов, говорили, что они в основном из политуправления, визит в дружественную Албанию начался. Крейсер «Михаил Кутузов» вышел в море, подняв на стеньге фок-мачты брейд-вымпел Командующего эскадры Черноморского флота. К большому удовольствию нас, курсантов, расписали на сигнальный мостик, где представилась возможность, не мешая матросам-сигнальщикам нести вахту, самим наблюдать, пеленговать, записывать, делать зарисовки, запоминать всё, что касалось навигационной обстановки и условий плавания. Помнится, я делал какие-то пометки в своей ЗКШ (записная книжка штурмана). Такие книжки нам ежегодно выдавали на практику. Сегодня этих книжек у меня не сохранилось, поэтому воспользуюсь тем, что ещё осталось в моей памяти. Запомнился первый проход проливом Босфор. Наш крейсер «Михаил Кутузов», огромный, мощный и красивый, сбавив ход, как и положено, при прохождении проливной зоны, уверенно шёл этим, как мне показалось, чересчур узким проливом. Тогда ещё не был построен гигантский мост, соединяющий азиатский и европейский материки. В это солнечное утро я как раз оказался на сигнальном мостике. Все бинокли, визиры и даже пеленгаторы были разобраны штатными вахтенными матросами и откуда-то появившимися неизвестными офицерами, которые буквально впивались своими взглядами, всматриваясь в Стамбульские гавани, причалы и прилегающие к ним территории и даже пытаясь фотографировать, чтобы не пропустить что-то важное.
В те годы международная обстановка не была спокойной, в том числе и на Чёрном море. Турция всеми силами стремилась вступить в НАТО и предоставила возможность для посещения своих баз и портов американским кораблям, вплоть до авианосцев, с большой интенсивностью налаживала американскую систему разведки и наблюдения за базированием, проведением учений и испытаний новейшего морского оружия и боевой техники, постоянного слежения за деятельностью Советского Черноморского флота. Увидеть, засечь, зафиксировать и сфотографировать пока ещё неизвестный нам американский авианосец, который как раз в эти дни находился в Стамбуле, была бы большая удача для нашей разведки. Мне не известны результаты проделанной работы, но могу предположить, что задача была решена успешно. Значительно позже, когда наши надводные корабли и подводные лодки стали выходить на океанские просторы, эти американские авианесущие монстры не были в диковинку, но всегда оставались главными объектами оперативного интереса нашего флота. Может, по своей ещё неопытности и отсутствия в руках каких-либо оптических средств мне не удалось качественно разглядеть этот авианосец, но в принципе какие-то возвышающиеся надстройке среди множества прочих кораблей в глубине одной из бухт, кажется, заметил. В тот момент, когда наш крейсер проходил вблизи городской набережной и городских кварталов, перед моими глазами промелькнули картины типичного восточного города: глинобитные заборы; старики, застывшие в неподвижности на корточках у стен домов на узеньких улицах; идущие женщины в чадре с огромными кувшинами на головах; медленно бредущие ослы с поклажей на спинах. Ныне, говорят, Стамбул выглядит как современный европейский
Ежедневно в течение всего перехода во время приёма пищи днём по корабельной трансляции давалась исчерпывающая и заранее тщательно подготовленная политическим отделом информация на исторические темы, оценка современного положения и политическая ситуация в ближайших по нашему маршруту странах. После преодоления проливной зоны, когда крейсер вышел на чистую воду, по трансляции кратко, но с большим значением выступил командующий эскадрой Черноморского флота – старший на переходе, отметив героические победы русских моряков под командованием Ф.Ф.Ушакова на Чёрном и Средиземном морях, он завершил свою речь буквально такими словами: «Поздравляю весь личный состав корабля с выходом в НАШЕ Средиземное море!». Такие слова, прямо скажу, вселяли гордость за нашу страну, гордость за наш мощный Военно-морской флот! В общем и целом, переход до Албании и обратно прошёл весьма успешно, без каких-либо происшествий. Пребывание в порту Дуррес было не более трёх суток. Крейсер «Михаил Кутузов» стоял на внешнем рейде. В один из дней нашего визита было организовано посещение корабля гражданским населением. Желающих оказаться на крейсере было много, особенно интересовалась жизнью наших моряков албанская молодёжь, многие из них знали в разной степени русский язык. Взрослые албанцы были сдержаны, закрыты для контактов, но явных недружелюбных или враждебных случаев в отношении нас не допускали. Нас отпускали в увольнение, предупредив ходить группами по пять человек. Мне удалось сойти на берег только один раз. Городок показался маленьким, центральная часть - чистая и аккуратная, с невысокими домами, достопримечательностей каких-либо я не запомнил. Побродив немного по улицам в плотном окружении назойливых албанских босоногих и плохо одетых мальчишек, кричащих, пристающих и что-то выпрашивающих, которых грубо отгоняли от нас взрослые, и ребят постарше, наша сформированная перед увольнением «пятёрка» в полном составе решила отдохнуть и посидеть в ресторанчике или кафе. Надо сказать, что перед увольнением нам дали несколько албанских леков, деньги не ахти какие, но хватило, чтобы в маленьком кафе заказать какого-то виноградного вина и немного фруктов.
Посещение кафе по неизвестным нам причинам вызвало лёгкое замешательство среди обслуживающего персонала, и мы долго сидели в маленьком полупустом помещении, под потолком которого с шумом крутились огромные лопасти вентилятора, разгоняя горячий воздух. Наконец, к нам подошёл официант, которому с трудом удалось объяснить, что мы хотим заказать. Подсчитав свои ресурсы и ориентируясь на цены в прейскуранте, решили заказать помимо фруктов, что-нибудь посущественнее, поскольку аппетит приходит во время еды. Этот этап переговоров чуть ли не с самим заведующим (может быть, владельцем) кафе прошёл с ещё большими трудностями. Однако мы дождались того момента, когда нам принесли на больших тарелках одиноко и жалобно смотревшиеся малюсенькие-премалюсенькие котлетки без всякого гарнира. А хлеб? В недоумении возмутились мы, подобно тому киногерою, требовавшему компот, из популярной кинокомедии. Просьба принести хлеб окончательно привела в состояние глубокого шока весь персонал кафе. Но мы были непреклонны. Дождались-таки хлеба! Нам принесли каждому по малюсенькой ржаной булочке-просвирочке на один зубок. На эту затянувшуюся трапезу у нас ушло почти всё увольнительное время. Немудрено, что мы всегда считали и думали: «Хороша страна Албания, но Россия лучше всех!». Стоит ли говорить о неудобствах, встретившихся при посещении пункта питания? Оказывается, вскоре на крейсере обнаружились среди матросов более неприятные последствия от близкого общения с местными албанскими женщинами. В корабельном лазарете день ото дня прибавлялось количество матросов, как негласно говорили, с признаками лёгких венерических заболеваний. Не зря политработники настойчиво твердили: «Матрос! Будь бдительным на берегу! Не подвергай себя опасности!». На корабль из увольнения мы возвращались таким же порядком, как и отправлялись на берег. Тут следует дать пояснение. За два года военно-морской практики на крейсерах мы уже привыкли к тому, что крейсера всегда вставали на якорь на рейде, во всяком случае, я ни разу не был свидетелем швартовки какого-либо крейсера к стенке – весьма сложной и даже опасной корабельной операции. Наверное, поэтому, когда корабли совершали заходы в иностранные порты и выполняли швартовку, то этому моменту уделялось повышенное внимание, по которому оценивалось морское мастерство командира корабля, согласованные и слаженные действия всего экипажа.
Так вот, для отправки на берег и приёма из увольнения, во всяком случае, для нас, курсантов, использовался корабельный выстрел, по которому надо было пробежать, как опытная гимнастка по бревну, и спуститься по штормтрапу или тросу с мусингами в катер или баржу для отправки на берег. Точно также мы возвращались на крейсер, только всё проделывалось в обратном порядке. Даже у тех, у кого кружилась голова от выпитого в увольнении вина, подняться по штормтрапу и преодолеть узкую ширину выстрела и перелезть на борт корабля не вызывало трудностей. Только считанные разы нам предоставлялась возможность воспользоваться рабочим трапом. Командирский трап - святая святых - только для командира корабля и вышестоящего командования. Во время пребывания в Дурресе наши начальники устроили на крейсере «Михаил Кутузов» приём для высшего командования Албанской Армии. Командирский катер метался от берега к крейсеру и обратно, доставлял и отправлял почётных гостей. После продолжительного тёплого и горячего приёма албанские гости стали разъезжаться и, надо же такому случиться, что один генерал (говорили, что это был командующий Береговой обороны Албанской Армии), не твёрдо ступая по командирскому трапу, оступился и вместо того, чтобы перейти в раскачивающийся на волнах катер, не удержал равновесие и упал в воду. Матросы, находящиеся на командирском катере, готовые к любым непредусмотренным протоколом действиям, отпорными крюками подтащили барахтавшегося в воде генерала и втащили в катер. К чести наших моряков, которые в этот момент стояли на палубе и рострах крейсера и видели случившийся казус с албанским генералом, не засмеялись и не злорадствовали, но, вероятно, подумали, что изрядно перебрал хмельного этот генерал.
Продолжение следует.
Пожалуйста, не забывайте сообщать своим однокашникам о существовании нашего блога, посвященного истории Нахимовских училищ, о появлении новых публикаций.
Сообщайте сведения о себе и своих однокашниках, воспитателях: годы и места службы, учебы, повышения квалификации, место рождения, жительства, иные биографические сведения. Мы стремимся собрать все возможные данные о выпускниках, командирах, преподавателях всех трех нахимовских училищ. Просьба присылать все, чем считаете вправе поделиться, все, что, по Вашему мнению, должно найти отражение в нашей коллективной истории. Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru
Мы возвращаемся к теме - Подготовительные училища ВМФ. Горьковское, Саратовское ВМПУ. Часть 1. Часть 2. Часть 3. Часть 4. Часть 5. Часть 6. Часть 7. Часть 8. Часть 9. Часть 10. Часть 11.
В развитие темы - изданные в 2001, 2004 и 2008 годах сборники воспоминаний саратовских подготов. Они посвящены подросткам 1950-х годов XX века, обучавшимся с 1947 по 1952 годы в Саратовском военно-морском подготовительном училище, окончившим затем Высшие военно-морские училища Советского Союза и укреплявшим во второй половине XX столетия морскую мощь Родины. Предлагаем читателям нашего блога избранные места из последнего по времени сборника.
Светлой памяти соловецких юнг Валентина Саввича Пикуля и Георгия Николаевича Авраамова
«Иди дорогою любви По жизненному кругу И не назло врагу живи Живи на радость другу»
М.Дудин
«Всё, что случилось с нами в жизни - было ПОТОМ, а сначала была Саратовская подготия»
Юрий Васильевич Солдатенков (ЮВС)
1. Немного истории
Школы ФЗУ, школы юнг и спецшколы, военно-морские и летные, были образованы в самые тяжкие дни войны. К 1944 году некоторые из них были преобразованы в подготовительные, нахимовские и суворовские училища. Саратовское военно-морское подготовительное училище (СВМПУ) было образовано в 1947-1948 годах в г. Энгельсе Саратовской области на базе Педагогического института немцев Поволжья.
Родное подготовительное училище. Энгельс (фото Воронова Р.Е.).
В этом здании в нескольких школах готовились младшие специалисты для всех флотов. Новый набор в Горьковское военно-морское подготовительное училище (ГВМПУ) в составе одной роты проучился в г. Энгельсе год, а в августе 1948 года к ним присоединили роту из Владивостокского ВМПУ. Решение Советского правительства о преобразовании ГВМПУ в СВМПУ было вынужденным из-за берегового оползня, разрушившего в г. Горьком (ныне вновь Нижнем Новгороде) здание ГВМПУ. Знамя у нас было «Горьковское военно-морское подготовительное училище», но само училище называлось «Саратовским», что подтверждено документами (аттестаты зрелости и печати на них и на грамотах). Позднее, после преобразования Первого Балтийского ВВМУ в 1-е ВВМУПП знамя осталось прежним (Первого Балтийского). 8 апреля 1998 года мы видели это же знамя на плацу училища.
Владивостокский подгот Виктор Литошенко (СВМПУ 1950).
Педагоги.
Некоторые группы обучались университетскими преподавателями, чем объясняется огромное число медалистов выпуска 1950 г.- не менее десятка! Но выпуск 1951 года помнит математика по имени «Отрезок КЕ». Известно, что в учебнике Киселева любая задача начиналась словами: «Возьмем отрезок АБ») - остальное понятно. Наш КЕ невозмутим, как черепаха, но умён и с юмором. В середине урока достает ключик, открывает ящичек письменного стола и достает учебник «Магницкого» (математика для гимназий). Мы цепенеем от ужаса: там очень трудные задачи. Зато в высшем училище на занятиях по маневрированию любой из нас мгновенно и безошибочно в уме производил тригонометрические преобразования углов. На контрольных он давал каждому воспитаннику индивидуальный листочек с задачами, но некоторым удавалось решить свой вариант и ещё 6-8 вариантов вокруг. КЕ это знал и видел, но не препятствовал и не наказывал, только продолжал гонять, как всех. Историк Рзянин: «Течет ли в наших жилах скифская кровь?». Его занятия с нами были исключительно увлекательны и интересны. У ЮВС был полный подробный конспект по истории, который попросил на память сам Рзянин.
Рзянин Алексей Андреевич, капитан. Участник войны, был ранен, преподавал в Саратовском подготовительном училище, училище ПВО ВМС, с 1952 в Тбилисском нахимовском и в 1955 перевелся в Ленинградское, кандидат исторических наук (В.К.Грабарь).
А вот другая историчка, Капустина, всегда говорила фразу: «Германия пришла к столу империалистических яств, когда все кушанья были разобраны». Учительница русского языка и литературы Кузнецова, замечательный педагог, умница с отличными внешними данными. Влюбилась в лейтенанта Полудницына, который по десять раз на день говорил по нашему адресу: « ...-ть, дети!». В лагере на острове каталась с ним на лодке. Он великолепно играл на баяне. 2. Были у нас интереснейшие практики, например, в 1950 г. в Севастополе (правда, везли нас в теплушках долго туда-обратно: по три недели!), был спорт, художественная самодеятельность - все на большой высоте, были песни «Москва-Пекин», но и когда в зале некоторые женщины плакали.
Звуковые письма представляли собой обычную по размерам почтовую открытку которая складывалась пополам. Снаружи она и выглядит как привычная открытка - строчки Куда, Кому, Отправитель... Но открыв ее застываешь от удивления. С внутренней стороны наклеена обычным клеем миниатюрная
3. А вот еще коротенький рассказ воспитанника о том, как он носил в санчасть конспект: "Сижу это я в роте. Приходит дневальный и говорит: "3вонил Саня Харламов, просил принести ему конспект по истории». - "А где он?" - "В санчасти". Прихожу туда: "Ой, Саня! Как тут у тебя тихо и тепло!" - "Хочешь полежать?" -"Да хотелось бы!" - "Галочка! Сделай ему температурку!". Залег это я в санчасть. На следующий день Саня выписался, а я заболел по настоящему и пролежал еще неделю". 4. Короткий рассказ Геныча про учебу в СВМПУ. Преподаватель экономической географии - человек гражданский и, вдобавок, женщина. Попала, вероятно, случайно, поскольку иметь дело с нормальными учениками средней мужской (в те времена) школы - это одно, а совсем другое - заниматься с воспитанниками военно-морского училища, где, как нынче принято говорить, иные моральные ценности, и одно из них - исключительный коллективизм. Преподаватель имела солидную фигуру, поэтому дежурный по классу неизменно ставил перед столом преподавателя два стула, а по причине ее неизменного костюма свирепо-зеленого цвета заслужила кличку (свидетельство того, что из зоологии мы что-то помнили). Не обладая достаточным педагогическим опытом, в бессилии совладать с нами, она совершила непростительный поступок: попыталась жаловаться начальству. Переписав на бумажку фамилии наиболее явных нарушителей, она пообещала передать ее командиру роты. Святая наивность! Бумажка тут же была похищена со стола и заменена другой, на которой Ян Смирнов написал что-то другое. Сцена у командира роты: «Вручаю вам список нарушителей 114 класса. Примите меры». Командир роты каплей Дедович читает список, в котором такие фамилии: Вертибутылкин, Всвоивороталупидзе и т. п. 5. Алиса Васильевна Великанова, преподаватель английского языка, по облику - настоящая англичанка: рыжая, длинноногая (за нею серьезно ухаживал Гена Лобанов). Вилли Чертков в перерыве задрал ногу на парту, а когда она вошла в класс, не успел принять нормальное положение. Она: «Чертков! Что было бы, если бы я так села?» - А Виля: « О-о-о! Это был бы отличный пий ...заж!» (рассказал Ю.М.Ищейкин).
А вот и он сам! Ищейкин Юрий Михайлович.
6. Эпизодик из практики 1949 года: на острове у левого берега Волги помню палатку, в которой проверяли противогазы хлорпикрином. Кто-то выполз из-под нее! 7. И, наконец, о необычной просьбе командира роты. Ноябрь 1949 года, в г. Энгельсе - необычайный холод. Сидим в классе на самоподготовке. Вдруг входит командир роты. Ну, конечно, как и положено, команды. Он командует: «Вольно!», а затем говорит: «Сынки! Город замерзает. Нас просят о помощи. Надо разгрузить баржу с углем. Нужны добровольцы. Кто готов, выходи строиться в коридор». Вышел весь класс. И помню: двое на барже клали на спину куль с углем весом в 45 кг, каждый из нас карабкался по обледенелой лестнице (простите, трапу) на 40 метров вверх, где нас поджидали тоже двое и забрасывали этот куль в кузов грузовика. Уже после первого рейса никто из нас друг друга не узнавал. Но дело сделали.
Добавления Олега Филатова: «Начальство было довольно, а воспитанники после помывки несколько дней ходили с чёрными разводами под глазами, и тоже очень довольные. Запомнились не все работы, а тяжёлые, выполняемые при очень неблагоприятной погоде. Например, разгрузка дров (одна из них - на острове), укладка их и погрузка на машины зимой. Под ногами - снежная каша, резкий ветер... Ещё помнится разгрузка на товарной ж/д станции из вагонов картофеля и погрузка его на машины в слякоть, холод, пронизывающий ветер поздней осенью под дождём со снегом. Уставали физически очень сильно, однако, никто не жаловался и не «сачковал». Эти выездные работы вырабатывали товарищескую спайку, неизменную взаимную поддержку». А в отместку за это доброе дело учащиеся строительного техникума 3 декабря 1949 года учинили драку с нашими воспитанниками. Вероятно, нас в городе Энгельсе очень хвалили, и они решили пройтись по нашим благородным физиономиям своим строительским кирпичом. Каждый человек всю жизнь исподволь или явно тоскует по родителям, каждому недостаёт отца и матери. Две категории нашей жизни в какой-то степени приближают индивида к правильному мироощущению: морское (летное, танкистское, шахтерское...) братство и познание образцов мировой культуры. Нам нетрудно было пропитаться юношеским братством, ведь в наших генах - соборность, присущая русским людям, передаваемая предками от поколения к поколению. Подготы! Наша история уйдет вместе с нами. Оставим ее потомкам! Звоните и пишите!
До 1975 года начало набережной и улицы Максима Горького было таким. Обелиск Победы в честь горожан, сражавшихся на фронтах Великой Отечественной войны был поставлен 7 мая 1975 года. По обеим сторонам от обелиска находилась аллея Героев Советского Союза. -
Продолжение следует.
Пожалуйста, не забывайте сообщать своим однокашникам о существовании нашего блога, посвященного истории Нахимовских училищ, о появлении новых публикаций.
Сообщайте сведения о себе и своих однокашниках, воспитателях: годы и места службы, учебы, повышения квалификации, место рождения, жительства, иные биографические сведения. Мы стремимся собрать все возможные данные о выпускниках, командирах, преподавателях всех трех нахимовских училищ и оказать посильную помощь в увековечивании памяти ВМПУ. Просьба присылать все, чем считаете вправе поделиться, все, что, по Вашему мнению, должно найти отражение в нашей коллективной истории. Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru
Мне кажется, что мало в каких семьях пишется история семьи. Дети немного знают о своих родителях, а уж о бабушках с дедушками и говорить не приходиться. А жаль, что мы не занимаемся своими родословными, не пишем историю своих семей. По большому счёту история любой семьи отражает и историю нашего государства. Я очень жалею, что не занялся своевременно этим вопросом. Многие из родственников уже ушли в мир иной и их не спросишь об их жизни. А ведь жизнь каждого человека —это и повесть, и поэма , и роман. Попробую вспомнить кое-что о жизни своих родителей и, пока не забыл, немножко рассказать о своей жизни. Я думаю, что это будет интересно знать нашим детям и нашим внукам. Они должны знать свои корни и гордиться ими.
Медведев Виктор Михайлович со старшим внуком Игорем, слушателем академии.
Итак, я Медведев Виктор Михайлович родился 6 августа 1941 года в многодетной семье. Всего у моих родителей родилось девять человек детей: Ваня, Вася, Коля, Рита, Галя, Зоя, Петя, Маня, Витя. По неизвестным причинам пятеро из них умерли в младенчестве. К моменту моего рождения в живых были трое: Рита, 1929 г.р., Галя, 1930 г.р., Петя, 1937 г.р. По рассказам сестры отца тёти Нади моё появление на свет было как бы помягче сказать несвоевременным и не очень желательным. Уже началась война, у мамы на руках трое малолетних детей, а тут ещё я появился, здравствуйте Вам, вот он я. По рассказам сестры матери тёти Маши мать просила господа нашего прибрать меня к себе, но он не внял её просьбам, и я остался жить. Хотя вся деревня очень удивлялась, почему это я живу, в чём душа держится. Есть во время войны почти что нечего было, ни яиц, ни масла, ни молока, ни хлеба не было, тем не менее, мы, четверо детей выжили, выросли, выучились, завели свои семьи, родили своих детей, и у всех уже есть внуки.
Родился я в Кировской области на станции Гостовская. Хотя моя старшая сестра Рига мне говорила, что я родился не в августе, а в последних числах июля, а записали в августе в связи с неразберихой начала войны, но это уже несущественно, так как всё равно по гороскопу я лев. У всех моих предыдущих братьев и сестёр были простые имена, а меня отец назвал Виктор. По рассказам моих тётушек отец не сомневался в том, что мы победим немцев в войне, поэтому дал мне такое имя, которое связано со словом «победитель».
Отец мой Медведев Михаил Васильевич родился в 1901 году в селе Залазна Омутнинского района Кировской области. Я его конечно же совсем не помню. По рассказам мамы, его братьев и сестёр он был очень весёлым, добрым, трудолюбивым, правдивым и честным человеком. В молодости служил срочную службу, воевал в Гражданскую войну, как и все его сверстники. После демобилизации всю оставшуюся жизнь работал лесорубом. Работник был хороший, у него была бронь, т.е. он мог бы не пойти на войну, так как лес был очень нужен фронту. Но, имея опыт военной службы, он не мог оставаться в тылу. когда надо было защищать свою Родину. Он добился призыва в армию и в сентябре 1941 года, оставив жену и четверых детей, убыл па фронт. Воевал он в составе 1077 стрелкового Панфиловского полка Полк имел на своём знамени 2 ордена Боевого Красного знамени и орден Богдана Хмельницкого. Дивизия формировалась в городе Алма-Ата и осенью 1941 года была направлена на защиту г. Москвы, откуда и начался её боевой путь А он был нелёгким и длительным. Вот его маршрут: Москва. Ростов, Северный Кавказ. Кубань. Киев. Житомир, Проскуров, Тернополь, Польша. Румыния, Венгрия. Югославия, Австрия. В полку 10 человек были удостоены высокого звания Героя Советского Союза, среди них Моженко Филипп Устинович, Косицын Александр Павлович, парламентёр капитан Остапенко Несмотря на то, что в пехоте шансов уцелеть было меньше всего, мои отец воевал до декабря 1944 года. В декабре 1944 года в боях за город Будапешт он погиб в местечке Созхаламбата, где похоронен в братской могиле. На этом месте поставлен памятник, на котором выбито 14 фамилий, среди них и фамилия моего отца. Об этом нам удалось узнать благодаря омским красным следопытам из клуба «Поиск» из школы № 3 и их вдохновенной и неутомимой руководительнице Ирине Михайловне Затворницкой. Огромное им спасибо за то, что они в течение длительного времени разыскивали воинов-сибиряков, устанавливали их боевой путь и места захоронений погибших воинов. Не знаю как сейчас, но в своё время Омская область дружила с венгерской областью Пешт, благодаря чему красным следопытам многое удалось узнать о судьбе наших воинов и получить фотографию памятника на братской могиле.
Отец мой родился в многодетной семье. В те времена в деревнях у всех было много детей, рожали столько, сколько получалось. Мои дедушка Василий и бабушка Мария родили и воспитали Таисию, Надежду, Марию, Филиппа, Ивана, Петра, Михаила. Вроде были ещё дети, но я их не знаю. По рассказам тёти Нади отец женился очень рано, но с первой женой прожил совсем недолго, хотя у них был ребёнок. О них нет никаких сведений. С моей матерью он познакомились в поезде, очевидно так понравились друг другу, что с поезда сошли вместе и решили больше не расставаться, приехали к родителям отца и там поженились. Конечно, его родителей такой скороспелый брак не очень обрадовал, но против сына выступать не стали. Следует отметить, что отец работал во многих местах нашей страны: на Севере, на Урале, В Сибири. Одно время наша семья жила даже в г. Адлере, купили там дом, но отца начала сильно трепать малярия, так как ещё не была осушена Колхидская низменность, место было болотистое, много было малярийных комаров. Пришлось оттуда уехать в Кировскую область. У нас в семье все дети родились в разных местах: Рита - в городе Анжеро-Судженске Кемеровской области, Галя - в городе Чусовой Пермской области, Пётр - в городе Коноша Архангельской области, Витя - в Кировской области. После Адлера семья приехала на родину матери в деревню Полатово Черновского района Кировской области. Отец был мастер на все руки, он построил большой дом с сенями, с горницей, хозяйственные постройки, ворота с крышей, двор был выложен деревянной шашкой. Деревня находилась далеко от ближайшей станции железной дороги Шабалино. Недалеко находится
Места необыкновенно красивые и богатые дичью, всякими животными, грибами, ягодами. Только благодаря обилию грибов и ягод мы и выжили в войну. Все на зиму заготавливали много солёных и сушеных грибов, бруснику, клюкву, чернику. Сахара не было, вместо него обходились сушеной черникой, вкусно и полезно. Отец был хороший охотник, неоднократно ходил на медведя, из мяса которого потом делали пельмени. Как рассказывала тётя Надя, процесс приготовления пельменей отец не доверял никому, всё делал сам: готовил и раскатывал тесто, начинку из мяса, лепил сотни пельменей, замораживал их, а потом угощал ими своих родных и друзей. Наверное, эта любовь к пельменям передалась мне по наследству, потому что я тоже очень люблю готовить пельмени, и все, кто их пробует, говорят, что они очень вкусные. Моя мать, Медведева Елена Савватеевна девичья фамилия Данилова, родилась в 1898 году в деревне Полатово Черновского района Кировской области. Когда получала паспорт, то не было какой-то справки с указанием года рождения и ей записали в паспорт год рождения мужа - 1901. В общем-то это никого особо никогда не волновало. Её родители, мой дед Савватей и бабушка тоже имели много детей. Я немножко помню своих теток Пашу, Маню, Нию, Авдотью, знаю, что у них было ещё четверо или пятеро братьев, моих дядей, но, к сожалению, за давностью лет не знаю ни их имён, ни то, как сложилась их жизнь. У всех у них как по линии отца, так и по линии матери, также было помногу детей. В итоге мои тёти, дяди, двоюродные братья и сестры, не говоря уже о троюродных, живут почти во всех уголках Советского Союза: в Москве и области, в Белоруссии, в Казахстане, на Украине, на Севере, на Урале, в Сибири, в Иванове, на Дальнем Востоке и, естественно, в Кировской области.
Моя мама после ухода отца на войну, оставшись с четырьмя детьми на руках, младшему из которых был всего месяц от роду, не опустила рук, не пала духом, а продолжала жить без мужа. Всю войну проработала в колхозе. Пришлось её очень нелегко, как и всем людям её поколения: пришлось и детей растить, и хлеб выращивать, пахать, сеять, жать, косить. Мужиков в деревне оставалось раз, два и обчёлся, да и те старики или инвалиды. Как мы жили в войну, я не помню, слишком мал был, а после войны помню, как женщины толпой таскали плуг и бороны по полю, впрягшись вместо лошади. Помню, как пала лошадь, но её нельзя было пустить в пищу- надо было обязательно зарыть, составить какой-то акт, а дальше уже властей не касалось. Вся деревня потом делила это мясо после актирования. Но такое случилось только раз. Ещё помню, как кто-то из деревенских резал какую-то живность, мы, ребятишки, подставляли миски под струю крови, потом эту кровь варили на костре и ели с большим удовольствием. Летом было легче, на лугах собирали всякие съедобные травы, пестики, сейчас и не вспомнить, что это было. Так вот эти травы сушили, толкли и пекли из них лепёшки. Вообще питались плохо, всё время хотелось есть, животы у всех детей были вспученные. Хлеб пекли из мякины, добавляли туда немного муки . Магазинную буханку хлеба я впервые увидел в 1948 году в Шебалине, когда мы с матерью уезжали из Полатова. Тогда же я впервые увидел паровоз и железную дорогу. Шла война, а в тылу жизнь продолжалась. Старшая сестра Рита училась в школе, к концу войны сестра Галя была в няньках в одной семье, брат Петя был некоторое время в детском доме. Детский дом был расположен в селе Наяново, недалеко от нашей деревни, поэтому мама при любой возможности забегала туда навестить сына. Хотя брат пробыл там недолго, он вспоминал жизнь в детдоме как очень хорошее время: ему нравился директор и воспитатели, которые старались создать ребятишкам нормальные условия для жизни, очень нравились ребята. Когда его забрали из детдома, он в течение долгого времени говорил: « А вот у нас в детдоме...». Неизвестно, удалось ли бы нам выжить, если бы мы жили в Полатове одни.
Но в этой деревне жили мамины сестры и братья, родные и двоюродные, и другие родственники, в общем родни было много и все старались как-то помочь друг другу. Тётушки стремились всегда чем-нибудь угостить, передавали друг другу какую-то одежонку для детей. Хотя это было свойственно не только родственникам, а и всем остальным жителям деревни. В один год, помню, был небывалый урожай черёмухи. Напротив дома тёти Нии росла огромная черёмуха, высокая, ветвистая. Я был ещё маленький, мне на неё никак было не залезть, так мои двоюродные братья сначала мне набрали целую корзину ягод, а уж потом стали собирать для себя. Поскольку у всех ребятишек отцы воевали на фронте, то нас называли по именам матерей: Мишка Паранькин ( сын Парани), Колька Авдотьин и т.д. Во время войны во всей округе не было случаев воровства, дома совсем не запирались, только дверь входная притворялась, чтобы куры или какая другая живность не забрела в дом. Только уже в конце войны произошёл трагический случай, когда какими-то залётными негодяями были зарезаны мать и бабушка подруги моей сестры Риты Галины Кудреватых. Они пустили на ночлег этих мерзавцев. Тем показалось,что в этом доме хорошо живут, можно поживиться. В благодарность за гостеприимство мать и бабушка были убиты. Чем эта история закончилась, я точно не знаю, но шум был очень большой, всякого начальства понаехало очень много: и милицейского, и районного, и областного. Кстати, дружба Галины Кудреватых и Риты продолжалась всю жизнь, до последних дней Риты. Галина была очень красивая, и меня часто спрашивали, не хочу ли я на ней жениться. Мне было мало лет, я был дистрофик и рахитик, но очень серьёзно отвечал, что жениться-то я бы на ней и не против, да только мне кормить её нечем. Меня она так и не дождалась, вышла замуж и уехала жить в город Муром, у неё прекрасный муж, есть дети, не знаю сколько.
Продолжение следует.
Пожалуйста, не забывайте сообщать своим однокашникам о существовании нашего блога, посвященного истории Нахимовских училищ, о появлении новых публикаций.
Сообщайте сведения о себе и своих однокашниках, воспитателях: годы и места службы, учебы, повышения квалификации, место рождения, жительства, иные биографические сведения. Мы стремимся собрать все возможные данные о выпускниках, командирах, преподавателях всех трех нахимовских училищ. Просьба присылать все, чем считаете вправе поделиться, все, что, по Вашему мнению, должно найти отражение в нашей коллективной истории. Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru
Перевозчик-водогрёбщик, Парень молодой, Перевези меня, пожалуйста, На ту сторону – домой...
Переложение народной песни вслед за Твардовским.
Исповедь начинающего мемуариста
Чтобы подготовить читателя к знакомству с продолжением моих тяжеловесных записок и как-то смирить его с их несовершенством и многочисленными недостатками, нужно честно описать, каким образом произошло моё грехопадение и превращение в изготовителя домашних воспоминаний. В марте 1995 года, после скоротечной раковой болезни, умер мой одногодок и коллега по службе в Сибирском отделении Академии наук отставной подполковник авиации Иван Климентьевич Гусар. За считанные месяцы здоровый и здравомыслящий потомок сибирских белорусов сначала превратился в немощного старика, а потом и вовсе распрощался с нашей постоянно перестраиваемой жизнью. Как на грех, случилось это вечером в пятницу. Сын Гусара – Слава (тоже авиационный инженер в звании капитана, с которым у меня были общие компьютерные дела), позвонил мне и сообщил о смерти, которая уже ни для кого не была неожиданностью: несколько последних дней Иван плохо ел и постоянно впадал в забытьё. Началась обычная в таких случаях похоронная суета, с тем только отличием, что пришлась она на выходные дни. В частности, дежурный по военкомату ничего не смог (или не захотел) сделать, чтобы покойному были отданы положенные почести, этим делом должно было заниматься местное военное училище, но там не было холостых патронов и ещё чего-то. Однако Слава успел нанять гробовщиков, которые наладили свой промысел с минимумом «капиталистического» сервиса, и оповестил военную приёмку в СибНИА, до увольнения в запас Климентьич был там начальником. В понедельник немногочисленные провожающие погрузились в автобус и какие-то другие машины и вслед за покойником отправились на дальний конец интенсивно разрастающегося кладбища. Из нашей Секции прикладных проблем (военной конторы при Академии наук, где некоторое время служил Гусар) были только Алексей Владимирович Прокопенко – отставной капитан 2 ранга – и я. Гроб с покойным выставили на заготовленные табуретки, началась тягостная сцена прощания с ним убитой горем жены, её как могли, поддерживали старшая дочь и Славик. Никто из военных с голубыми погонами или других людей не сказал ни единого слова. Когда я понял, что никаких слов и не будет сказано, гроб уже шустро волокли к яме. Молча все бросили по комку земли, споро заработали лопаты, и вскоре, обровняв свежий холмик, могильных дел мастера побежали к следующей скорбной кучке людей... Добавьте к этому пасмурный и по-сибирски холодный день, раздолбанную дорогу в снегу, из которой с трудом выбрались наши замызганные машины, и недостойная картина завершения так называемого «жизненного пути» советского человека будет почти законченной. Соответственно, никто даже и не подумал запечатлеть её на фотоплёнке. За кормой трясущегося автобуса остался только холм свежевывернутой мёрзлой земли с казёнными искусственными венками... На поминки я не пошёл. Надеюсь, читатель не заподозрит меня в том, что я очередной раз струсил перед лицом ожидающего всех нас конца. Увы, похорон на моём веку было уже немало, так что я успел «натренироваться», и теперь не разберёшь, где мудрое восприятие бытия, а где простая привычка, которая, по словам гения, многое нам заменяет. Конечно, как и все мы, Иван со своими медными медалями никаким героем не был. Но он совсем молодым парнем успел побывать учителем математики в глухой сельской школе, потом (по призыву Родины, у которой было несметное число врагов) окончил авиационно-техническое училище и таскал самолёты за хвосты. Уж не знаю как, попав в военную приёмку в Новосибирске, заочно окончил местный электротехнический институт и вполне достойно представлял свой героический вид вооружённых сил перед академиками и прочей научной братией. Заодно вырастил дочь и сына (направив его по собственному пути), ворочал землю на так называемой «даче», ломал нажитый только к концу службы «Москвич», в общем – совершал все положенные советскому человеку своего времени дела, и не хуже, а иногда и получше других. Все эти анкетные и человеческие сведения буквально жгли меня, когда я, проклиная себя очередной раз за отсутствие находчивости (кто мне-то мешал сказать всё это вслух?), возвращался со злополучных похорон. Тягостное всепоглощающее чувство к нескладной стране и её людям, ощущение невозвратного времени и ещё какие-то подобные материи властно схватили то, что расположено внутри, и уже, наверное, не отпустят никогда на ту свободу, которая была, например, в прекрасном детстве. Прошёл некоторый период всё залечивающего времени, жизнь природы и людей, как водится, внешне никак не отреагировала на очевидный факт пусть и малой, но убыли. Во мне же произошла ещё одна перемена, которая с неумолимой последовательностью двигает нас по долгому пути постижения времени и людей и позволяет сегодня делать то, что ещё вчера казалось неважным или вовсе постыдным. Короче, я написал заметки, которые уже знакомы читателю под названием
По мере изготовления своих автомобильных воспоминаний я знакомил с ними домашних и институтских критиков из числа родственников, друзей и знакомых, а в конце работы и вовсе осмелел: отпечатал сочинение на лазерном принтере, снял десяток копий и разослал территориально удалённым родственникам и друзьям. Последствия этого самозванства не заставили себя долго ждать – в миниатюре повторилась история любого настоящего литературного произведения: от тех, кто удостоил работу своим вниманием, на меня посыпался град замечаний и пожеланий, знакомый всем по басне советского классика «Слон на вернисаже». Сравнивая свою работу с литературными произведениями, я сразу прошу учесть, что таковым она, безусловно, не является: попробуйте вообразить упоминание о лошадиных силах, кубических сантиметрах, поршнях или шестерёнках в произведениях Л.Н.Толстого. Что уж там безусловный гений. Максу Фришу критики не простили и простого любования его героя машинами в романе «Homo Faber». Как бы подводя итог критическим разборкам моего сочинения, одна знакомая просто назвала его отчётом, скорее всего, имея в виду те бесчисленные горы испорченной бумаги, которые явились главным итогом деятельности нашего Академгородка. На критику обижаться не положено, но, к большому своему огорчению, с помощью заинтересованных читателей и самостоятельно, я обнаружил существенные изъяны памяти на имена и даты, уж совсем недопустимые даже для изготовителей отчётов, если они не потеряли элементарной добросовестности в работе. Бог с ними, с деталями. Сочинение моё воспринималось как полухудожественное руководство по автомобильному делу или туризму, а парень, помогавший мне в распечатке текста на казённом лазерном принтере, прямо спросил, не шофёр ли я. По-видимому, я оказался совершенно неспособным донести до читателей то главное чувство времени, необратимости человеческой жизни и утрат (будь то кончина одного человека или бойня в Чечне), которое «схватило» меня на старости лет и было истинной причиной моих позорных графоманских занятий. Благоразумный человек, не потерявший полностью уважения к себе, после такого открытия, наверное, и на километр не приближался бы к приспособлениям для изготовления текста. Но хоть я уже не раз каялся в дурном природном упрямстве, исправление не произошло. Следуя этой отрицательной черте своего характера, я решил, вопреки здравому смыслу, предпринять ещё две попытки одолеть неприступные вершины человеческого понимания: написать о своей военно-морской службе и работе в Академии наук. Таким образом, я совершаю заведомую ошибку, отнеся неудачи своего сочинения в адрес ни в чём не повинных автомобилей и мотоциклов и наивно полагая, что подводные лодки и темы научных разработок в большей степени развлекут читателя и помогут ему понять наше бесталанное время и людей. Тем не менее, посмотрим, что из этого получится.
Начало
Хотя мои заметки о морской службе названы по месту, где проходили основные события этого периода жизни, нам придётся начать рассказ с 1946 года, чтобы объяснить появление свежеиспечённого лейтенанта на дальневосточных рубежах нашей Родины семь лет спустя – осенью памятного («холодного») 1953-го. Поскольку меня уже уличили в пристрастии к формальностям псевдонаучных отчётов (а я, действительно, изготовил немалое число таких «произведений»), начать описание казарменной училищной жизни следует с хоть какого-то обзора литературы. Господи! Кто только не писал на эту тему. Множество российских гениев, от Пушкина до Куприна и Достоевского, прошло через горнило всяческих казённых лицеев, кадетских корпусов и военных гимназий.
Хорошо хоть, что вышедшие из стен нашего училища и А.Кирносов, превратившиеся в разного калибра писателей, не очень любили вспоминать о своей Alma Mater (разве только Конецкий, но, всё равно, – я ему не соперник). Ну ладно, Россия, с её пристрастием к военному сословию. Но ведь и Чарли Чаплина в детстве помещали в военизированный приют. Поэтому я не стану тревожить память графа Игнатьева, который по приказу Сталина налаживал воспроизводство военной касты в советском государстве, и приступлю к рассказу о воспитании наших военно-морских кадров, так сказать, с близкого расстояния... После Великой войны ни у кого из мальчишек нашего поколения не возникало и малейшего сомнения в выборе направлений жизненного пути. Сверкающие орденами герои раз и навсегда разрешали эту сложнейшую проблему бытия. Никто из нас ни на минуту не задумывался, что Война окончена и наступил Мир. Всё достойное внимания мужское население носило форму с разнообразными погонами, а вокруг было полно империалистических врагов славного социалистического отечества. К виду многочисленных калек все мы давно привыкли, а о положенной на поле брани лучшей части населения страны и тем более не принято было вспоминать. Чтобы раз и навсегда покончить с теоретической стороной дела, следует сознаться, что я очень не люблю игру в детские военные и иные «специализированные» школы и считаю их проявлением нечистоплотности (или недомыслия) корыстно заинтересованных взрослых в отношениях с поставленными в неравные условия младшими. Но так я думаю сейчас, а в 1946-м у меня за плечами были уже две неудачные попытки поскорее начать военную карьеру. В 1944 году уставший от надоедливых мамаш офицер в военкомате объяснил мне с матерью, что я уже «староват» для юного суворовца, и мне лучше через год поступить в спецшколу, такие авиационные, артиллерийские и военно-морские заведения имелись в стране с 1939 года. А в 1945-м я даже поступил в авиационную спецшколу в Москве, но быстро сдался перед трудностями проживания вчетвером в 12-ти метровой комнате у тётки Сони и уехал в свою родную подмосковную деревню Фомино к матери, которая к этому времени после тяжёлой и длительной болезни вышла из больницы и опять начала работать учительницей. Надо сказать, что авиационная спецшкола, при всей моей любви к самолётам и голубым погонам, даже за короткий срок пребывания в ней произвела впечатление очень плохо организованного заведения. Может быть потому, что при ней не было казармы, и воспитанники после уроков уходили по домам, как простые смертные. Харчи и форма, правда, были казённые, но последнюю я так и не успел получить. В момент особого обострения московских квартирных скандалов к тоске по матери добавилась заметка из газеты об условиях приёма в Ленинградское военно-морское подготовительное училище. Я решил, несмотря на отсутствие особых чувств к профессии моряка, вернуться домой, повторно закончить седьмой класс с хорошими отметками (у меня был «запас» возраста, так как я в качестве сына учительницы поступил в первый класс шестилетним) и поступить в заведение, где уж точно должен быть «порядок». Как и многие другие дурные затеи, всё это было выполнено. Летом 1946-го я получил в военкомате литер (талон на железнодорожный билет) до Ленинграда и втиснулся со своей похвальной грамотой в переполненный плацкартный вагон. Желанное училище в Ленинграде, увы, являло собой несколько другую (флотскую) разновидность всё того же советского беспорядка (одно говорится, и со-о-всем другое делается), который был уже знаком мне по авиационной спецшколе, но отступать на сей раз было уже некуда. Тем более, что стало проясняться повсеместное распространение указанного уклада жизни. Располагалось заведение в специально построенном здании бывшего приюта принца Ольденбургского возле Балтийского вокзала, напротив славной школы гвардейских подпрапорщиков, воспитавшей, в своё время, Лермонтова. Поскольку сейчас поэты, в основном, готовятся другими способами, в бывшей школе подпрапорщиков находился военно-педагогический институт, предназначенный для повышения образования офицеров-политработников. Закуток Лермонтовского проспекта, где находилось училище, так и назывался Приютской улицей, позднее ему дали более приличное название. Здание было огромным и содержало все необходимые аксессуары закрытой школы, включая отгороженную территорию большого двора. Во время войны немецкая артиллерия разрушила перекрытия между этажами, восстановлены они были скверно: доски прогибались и скрипели, особенно при движении обитателей строем. Забегая вперёд, следует сказать, что впоследствии на базе подготовительного училища было создано 1-е Балтийское высшее военно-морское училище, и, таким образом, большинство из нас проучилось в этом здании семь лет. Изрядный срок для быстро проходящих детства и юности. На одно место приехало со всех концов страны чуть ли не тридцать шесть претендентов. Чтобы справиться с сортировкой такой массы людей, её разбили на несколько потоков. Иногородних разместили в опустевших от курсантов кубриках – больших спальных помещениях с двухъярусными койками. Но эти самые курсанты выпускного курса (то есть окончившие 10 классов, которыми в то время завершалось среднее образование) перед уходом в отпуск успели показать нам («салагам») основы морской иерархии. В частности, они бесцеремонно сдирали с нас на сдачу при расчёте с училищем недостающие мелкие предметы амуниции. Ко мне, например, подошёл симпатичный парень крепкого телосложения (что дополнительно исключало какие-либо пререкания) и отобрал брючный ремень.
Здание нашего Училища («Чудильник»).
Парня этого я запомнил, звали его Юрой Маклаковым, в дальнейшем наши флотские пути несколько раз пересекались. Несмотря на сложившиеся между нами дружеские отношения, как мне показалось, злополучный ремень смущал воспоминания и старшего лейтенанта, и капитана 1 ранга Юрия Николаевича Маклакова. Так что данный пример может служить наглядной иллюстрацией неэффективности любой экспроприации. Достаточно вольное отношение к собственности, естественно, царило и в остальных слоях сообщества будущих офицеров, так что оставалось только спать одетым и крепко привязывать к телу шнурки драных ботинок, чтобы не пришлось на следующем экзамене шествовать босиком. Очень быстро у всех абитуриентов появились многочисленные вши, но начальство отложило борьбу с ними до окончания процедуры отбора, тем более, что после каждого экзамена порядочные контингенты неудачников покидали наше временное пристанище с двухъярусными койками и подозрительным бельём. Саму процедуру сдачи экзаменов я напрочь забыл. Очевидно, после длительной подготовительной работы (напомню, что в седьмом классе я проучился дважды) и при хорошей природной памяти очередные грамматические, арифметические и иные упражнения не представляли для меня особого труда. К слову говоря, выяснилось, что повторно курс седьмого класса я штудировал напрасно: окончивших восьмой класс приняли сразу на второй курс, там уже образовалась недостача курсантов из-за естественной убыли. Но в этом случае, как свидетельствует Брэдбери со своей не к месту убитой бабочкой, и все другие события моей жизни пошли бы другим маршрутом. При одной мысли, что при таком повороте судьбы я не сошёлся бы с моими однокашниками и друзьями и не встретился бы с моей верной подругой Лёлей, как говорится, мороз идёт по коже, и я задним числом благодарю прямолинейный ход моих тогдашних карьерных планов, всё-таки, что Бог ни делает, – всё к лучшему. Больше экзаменов запомнилось мне начало формирования нашего мальчишеского сообщества. Все пацаны быстро сгруппировались по сходству интересов и привычек в большие и малые группы, причём, в соответствии с характером вожака, не всегда безобидные.
Курсантский кубрик. Не правда ли, слегка похоже на тюрьму (без решёток на окнах)?
В одной из таких шаек верховодил некто Городенский, который преподнёс мне запомнившийся урок братства народов. Надо заметить, что к 14 годам я уже чётко себе представлял, что газетные и книжные прелести социализма, в том числе и равенство наций, не совсем соответствуют реальной действительности. Но в такой форме, как это случилось в августе 1946 года, никто раньше (и потом) мне лекций на эту тему не читал. Безошибочным чутьём уличного подонка распознав во мне примесь иудейских генов, без какого-либо повода к конфликту с моей стороны, Городенский объявил, что он побьёт «жида», выволок меня на середину кубрика и пару раз врезал по физиономии. Я позорно заревел, не столько от боли, сколько от ненависти и обиды. Справедливости ради и в подтверждение диалектических законов следует сказать, что в данной отвратительной сцене были представлены не только отрицательные, но и положительные силы. Сначала «независимый» крепкий ярославский парень Вова Гарин на свой страх и риск отогнал от меня оказавшегося трусливым шакала. А потом Илья Эренбург («маленький племянник великого дяди») на правах официального представителя еврейской нации занялся моим утешением. Тема «дружбы народов» относится к числу очень не любимых мною, и поэтому в дальнейшем я постараюсь поменьше беспокоить ею читателя, отсылая его к другим, более авторитетным источникам, например, - к прекрасным запискам Вадима Сидура. А чтобы покончить с данным конкретным эпизодом отметим, что Городенского в училище не приняли, и он остался в моей памяти просто как очередной подонок. Как позже узнает читатель, Володя Гарин до своей кончины сыграл ещё одну роль в моей судьбе, уже без помощи кулаков. А наш курсовой поэт отставной интендантский подполковник Илюша Эренбург до наших дней способен утешать людей своими одами по случаю юбилеев выпуска и молниеносными эпиграммами на соответствующих банкетах. Я перечитал описание этого далёкого и единственного в своём роде эпизода и мысленно сравнил его с дикими сценами издевательств над молодыми солдатами и другими «прелестями» современной казармы, которыми пестрят сегодняшние газеты. На таком фоне пара оплеух с расистским уклоном может показаться недостойной упоминания. Но я решительно не желаю ни на йоту менять точки отсчёта своего жизнеописания: пускай нынешние люди живут в своём диком (хоть и сытом) мире, а мы останемся там, где всегда были. Моим товарищем на период поступления в училище стал тихий парень Кулясов (по кличке «Кореш») – сын раненого и дослуживающего в военкомате капитан-лейтенанта. С ним мы таскались «в город», спекулировали билетами в кино (их покупка представляла собой адский труд сопротивления давке в очередях), а полученные таким образом деньги тратили на мороженое (32 рубля за стограммовый брикет). Впоследствии «Кореша» зачислили в другой класс (взвод), так как мы отличались ростом, и наши жизненные пути разошлись. А на втором курсе он попался на мелком воровстве и сгинул из училища. Примерно в это же время и я обзавёлся кличкой – «Киса», и даже спустя множество лет контр-адмирал Толя Кюбар («Барон»), встретив меня в коридорах Главного морского штаба, радостно вопрошал вслед за Остапом Бендером: «Ипполит Матвеевич, как Вас звали в детстве?» Читателям, лично знакомым с автором записок, следует самостоятельно определить так ли уж был прав в данном случае Н.В.Гоголь относительно справедливости прозвищ, тут я им не помощник. Как мудро заметил библейский царь Соломон, «всё проходит». Прошло и короткое тёплое августовское время поступления в училище с его вольницей, радостями и огорчениями. Полили непрестанные ленинградские дожди. Подавляющая часть неудачливых абитуриентов, как говорится, для нас канула в Лету. Грешен, я их всех, этих несостоявшихся моих товарищей, уже забыл. Как несправедливо, – кроме подонка Городенского. А ещё не выходит из памяти белорусский мальчишка в солдатском обмундировании и с медалью «Партизану Великой Отечественной войны». Он хорошо сдал экзамены, но не прошёл собеседование. Наверное, в нём заподозрили хорошо замаскированного шпиона... Кроме пришедших с «гражданки», к нам добавили нескольких ребят, отлично окончивших школу юнг. У отобранных будущих защитников Отечества вывели вшей, остригли наголо волосы, обрядили нас в брезентовую робу и тяжёлые флотские ботинки («гады» – сокращение от «г....давы»), и мы начали свою службу Родине. На плечах у нас красовались погончики с белым кантом и красным якорем, а также синий воротник с тремя белыми полосками в честь славных побед русского Флота.
Это я в 1946 году. Что ещё может пожелать мальчишка через год после Великой Победы?
Продолжение следует.
Пожалуйста, не забывайте сообщать своим однокашникам о существовании нашего блога, посвященного истории Нахимовских училищ, о появлении новых публикаций.
Сообщайте сведения о себе и своих однокашниках, воспитателях: годы и места службы, учебы, повышения квалификации, место рождения, жительства, иные биографические сведения. Мы стремимся собрать все возможные данные о выпускниках, командирах, преподавателях всех трех нахимовских училищ и оказать посильную помощь в увековечивании памяти ВМПУ. Просьба присылать все, чем считаете вправе поделиться, все, что, по Вашему мнению, должно найти отражение в нашей коллективной истории. Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru
