Очередная, 54-я встреча подготов, выпускников 1-го Балтийского ВВМУ у памятника «Стерегущему» прошла великолепно!
Таково общее мнение всех присутствовавших, ветеранов флота, их близких, друзей, а также и гостей.
Надо ли говорить о том, что много раз было сказано на предшествовавших ежегодных встречах?
Надо ли лишний раз называть имена тех, кто всесторонне обеспечивал Встречу.
И сумел сделать её столь тёплой, сердечной, живописной?
Мы старались и достигли желаемого.
Подумать только, уже 54-я встреча у "Стерегущего" - встреча друзей-однокашников, выпускников 1БВВМУ 1953 года.
Можно лишь удивляться их крепкой дружбе и стойкости флотских традиций.
Но удивляться преждевременно!
Эти же друзья-однокашники в октябре прошлого года имели честь и удовольствие отметить истинно редкостный юбилей - 60 лет со дня выпуска из родного училища!..
Да, нам по 80 с хвостиком.
Но вглядитесь в лица, прибывших к "Стерегущему" и в то, что они с собой принесли.
И станет очевидно: ни тяготы флотской службы, ни нелёгкий век не снизили оптимизма этой встречи.
Надеемся, так будет и в дальнейшем, на всех последующих встречах!..
Некоторые подробности о легендарных подготах
Сборник воспоминаний «О времени и наших судьбах». В книгах Сборника опубликованы воспоминания офицеров Военно-Морского Флота, выпускников 1953 года Первого Балтийского высшего военно-морского училища, ставшего через год училищем подводного плавания.
В училище все делается для того, чтобы вышел из тебя человек с большой буквы, как у Горького. Хочешь быть образованным разносторонне — в твоем распоряжении книги. Не все, конечно, прекрасны, есть и муть среди них и скучнятина, но ведь муть ты можешь всегда сдать обратно. Тебе непонятна серьезная музыка? Иди на лекцию; в училище приезжают и лекторы и артисты. Послушаешь — и поймешь. На каждый день увольнения есть билеты в театр. Иди и бери. Хочешь в Русский музей, в Эрмитаж — пожалуйста. Выскажи только желание. Кинофильмы показывают выдающиеся, хорошие, средние. Средние я не очень люблю. Особенно не терплю плохие комедии. Кинематографисты из сил выбиваются: «Смейся!» А мне не смешно. «Смейся!», а я не хочу. Интересуешься спортом — смотри телевизор. Показывают хоккей и футбол. И на стадион иди, если хочешь... В человеке, говорят, все должно быть прекрасно. Я с этим согласен. Но когда нам предложили провести комсомольский диспут на эту тему, я призадумался. Может ли каждый похвастаться, что в нем все прекрасно? Как бы не так! На нем, скажем, надета прекрасная флотская форма, у него отличная выправка, может быть даже располагающее лицо. А под формой что? Бывает душа чернее сажи. А лицо — только маска. Что прекрасного, скажем, в Валерке? Заносчив, нахален, груб. Не любит училища, не любит товарищей. Никого, кроме себя самого. Послала же мне судьба подобного двоюродного братца! А Самохвалов? Я его как-то спросил: — Где ты такого, Роберт, нахватался? — Чего? — Выступаешь ты здорово!
— У батьки. Ох и любит же он выступать! Его всюду всегда приглашают: превосходный оратор! Он все газеты перечитает, потом репетирует. Перед зеркалом. А я смотрю на него и учусь. А я-то все удивлялся: откуда он вырос такой? Так вот и судите, прекрасно ли все в человеке, который в магнитофон превратился?.. А что прекрасного в нашей физичке, Вере Игнатьевне? Вызовет да начнет гонять так, что любой споткнется. Мне кажется, ей удовольствие доставляет загнать человека в тупик и влепить ему двойку. Может быть, я ошибаюсь? Может быть. Но ребята придерживаются такого же мнения. Вот адмирал наш, по-моему, может стать нам примером. Он добр? Нет, он строг. Доброта не всегда человеческое достоинство. Будешь добр, скажем, к Валерке — он тебе на голову сядет. Ох, гусь! Адмирал строг, но всегда справедлив. Ведь это он разобрался в обилии двоек по физике. И, говорят, был серьезный разговор на совете. Я, пожалуй, поставлю в пример Алексея Алексеевича Бенина. Тоже строг. Вышиб Морщихина в прошлом году из училища. Но когда тот исправился, принял обратно. Значит, он справедлив и в наших делах разбирается. Дай волю майору Ермакову — он бы за «Злой перископ» из училища повыкидывал да по комсомольской линии дело пришил. А Бенин осадил Ермакова: «Криминала не вижу». Значит, не все в Ермакове прекрасно? Ну нет! Подозрительный, настороженный человек и во всем и везде видит крамолу. А Мельгунов? Мелкая душонка! «Мне думается об этом должен узнать товарищ командир нашей роты». Что же прекрасного в нем?
Диспут-таки состоялся. Самохвалов показал . Все в ладошку заглядывал — он, как отец его, тщательно обирает газеты. По нему выходило, что каждый из нас к концу года должен выбросить на помойку свои недостатки и стать ангелом с крылышками. Здорово было завинчено, но никто не поверил в столь скорое перерождение. Каждый из нас знает грехи свои собственные и знает, в чем грешен сосед. О, мы вовсе не ангелы и ангелами так быстро не станем! После Самохвалова выступила физичка Вера Игнатьевна. Поблескивая очками, сказала много красивых слов, которые пролетели мимо наших ушей. Ее обидели: сказали, что она нарочно занижает оценки. Это было бестактно, конечно, и физичка обиделась. Вот Вадим хорошо выступал: мол, красивая, мужественная душа была у Николая Островского — он Павку Корчагина написал, несомненно, с себя. Все прекрасно было в Василии Чапаеве, даже когда он в академии профессору нагрубил. От души он грубил — ведь каждый день жизнью своей рисковал. А не прекрасен ли был Кожух? Уж он-то не был тем ангелом, которых нам тут рисовали Самохвалов и Вера Игнатьевна. А Зоя? А Никонов, который в лицо крикнул гитлеровцам: «Я коммунист!»? А те, кто грудью бросались на доты, кто телом своим прикрывал командира, хотя знал, что жизнь ему дана всего один раз? Нет, друзья мои, прекрасное в человеке не появится по заказу, оно рождается в больших испытаниях. Вадим — молодец; от мелочей перешел к обобщениям. Пустословие сразу померкло. Да, в человеке все должно быть прекрасно. К этому нужно стремиться. А не по команде: «Раз, два, и построились все прекрасные душой человеки».
КТО — РЫЦАРЬ, КТО — ТРУС
Мы с Вадимом с дневного симфонического концерта пошли на Марсово поле. У писателя было полно молодежи: всё поэты и поэтессы. Они читали стихи; один так барабанил, что звенело в ушах, другой подвывал, третий заикался от волнения и неопытности, а четвертая тоненьким голоском чирикала о любви. Сначала мне это показалось смешным. Но, говорят, не каждый поэт умеет читать свои стихи. А эти, молодые, еще волновались, читая свои творения уважаемому учителю. Писатель внимательно слушал их, указывал на слабые места, давал советы. Заговорили все поэты, критикуя друг друга. Стало оживленно и интересно. Вика шепнула Вадиму: — Ты знаешь? Папа пристроил в «Неву» твой рассказ о нахимовцах в плавании. В «Неву», понимаешь? Держи выше нос! И смотрела она на него с обожанием. Вадим расхрабрился и прочел свой рассказ всем поэтам. Писатель с довольным видом покачивал головой, ведь Вадим— его крестник; поэты хвалили. Бледный кудлатый поэт не отходил от Же-же; я был счастлив: не будет она ко мне приставать со своими глупыми разговорами.
Вика не отпускала нас, но нам надо было навестить Дмитрия Сергеевича — он обещал показать свою коллекцию марок. Мы вышли на . Было темно, кружился пушистый снежок. Снег хрустел под ногами. Мы шли через Кировский мост. В Неве чернели полыньи. На памятнике «Стерегущему» лежала толстая корка снега. А вот и знакомый дом на проспекте Горького. Но что это? Из темных ворот выбегает какой-то парень в меховой куртке и истошно орет: — Помогите! На помощь!.. . Это Валерка!.. Ну конечно же, он! — Что с тобой? — Там... там... там... Мы вбегаем во двор. Мне кто-то подставляет подножку. Я перекувыркнулся, упал. Поднимаюсь и вижу: Вадим лежит ничком на снегу, у ног прижавшегося к стене Дмитрия Сергеевича... И какой-то верзила устремился к воротам. — Коровин, у него нож! — предупреждает Дмитрий Сергеевич. Ну погоди же! . — Стой! Верзила на ходу оборачивается: — Не подходи, сволочь, убью! . — Фашист проклятый! Бандюга!.. Недаром я изучил самбо в училище: рука хрустнула и повисла. Нож падает в снег. Я бандита бью в подбородок.
И тут на призыв Валерки с улицы вбегают . Они хватают верзилу. Пожилой усатый дружинник спрашивает: — Фамилия убитого? Убитого? Нет!.. Я кидаюсь к Вадиму. Он тихо стонет. — «Скорую помощь»! — Уже вызвали. На улице воет сирена милицейской машины. Старшина освещает верзилу фонариком. — Допрыгался, Абакумов?! Теперь твоя песенка спета! А вот и «скорая». Врач осматривает Вадима. Расстегивает шинель, осматривает, ощупывает. Кажется, перевязывает... — Несите! Его счастье — чуть ниже сердца. И Вадима уносят. Вот так уносили, наверное, раненых с поля боя.
Я хочу проводить его до больницы, но старшина останавливает: — Подождите, товарищ нахимовец! Был с бандитом еще кто-нибудь? — Меня свалили подножкой. — Кто? — спрашивает усатый дружинник Валерку. — Василий Фазан. — Ах, Фазан? — оживляется старшина.— Это тот, который картежник? Дмитрий Сергеевич рассказывает, что он вышел подышать воздухом. На него кинулся этот верзила — он живет в этом доме, он из совсем приличной семьи. («Милый мальчик»,— подумалось мне.) — Я, видите ли. не слишком твердо стою на обеих ногах... — Знаем, товарищ капитан третьего ранга. — Я отбивался палкой, палка упала...
Вадим прикрыл собой Дмитрия Сергеевича, схватил бандита за руку, но поскользнулся, и Абакумов ударил его в бок, закричав: — Не один, так другой!.. — Ну скажите, ну что я сделал ему?— спрашивает Дмитрий Сергеевич. — Вы? Ничего,— отвечает ему старшина.— Они проиграли вас в карты. — Как — проиграли? — Подонки, что с них возьмешь! Первого, кого встретит, проигравший обязан прирезать. Таков их волчий закон! Вот вы и подвернулись... — Да ведь это чу...чу...чудовищно! Дмитрий Сергеевич так потрясен, что стал заикаться. — К сожалению, товарищ капитан третьего ранга, на нашем свете еще ! И этот «мальчик из хорошей семьи» уже имеет приводы. Тунеядец. И кличка его — «Барбарис».
***
Продолжение следует.
Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус.
