Средь нас, друзья, в чинах и в силе Капраз ученый - В.Васильев
А.Генкин
ВАСИЛЬЕВ Владимир Михайлович, капитан 1-го ранга в отставке. Корабельный артиллерист, затем специалист по корабельному ракетному вооружению. Служил на различных кораблях, прошел путь от командира 100-мм батареи крейсера до офицера штаба дивизии ракетных кораблей северного флота, - направленца по эксплуатации и боевому применению ракетного оружия. В 1969 г. окончил Военно-морскую академию. Его дальнейшая судьба надолго связана с академией, где он вел научно-исследовательскую и преподавательскую работу около 30 лет. Военно-морской теоретик, кандидат военно-морских наук (1973 г.), доцент (1977 г.), был объявлен лучшим преподавателем академии (1982 г.). На кафедре тактики надводных кораблей занимал должности от адъюнкта до тактического руководителя курса кафедры. Около 15 лет был одним из ведущих специалистов академии в вопросах обороны соединений надводных кораблей и объединений разнородных сил ВМФ. В 1989 г., после увольнения в запас, работал в одном из авиационных ЦНИИ МО, где разрабатывал вопросы боевого применения авианесущих кораблей. В 1995 г. возвратился в академию, где по 2007 г. трудился в Научно-исследовательском центре оперативно-тактических игр. В конце 2007 г. уволился на заслуженный отдых.
Автор монографии «Первый в мире ракетный крейсер «Грозный». Самостоятельно и в соавторстве опубликовал более 120 учебников, пособий и других научных работ. Его перу также принадлежат несколько десятков статей и рассказов на военно-историческую и военно-патриотическую темы.
(Отрывок из автобиографической книги "Нахимовцы. Курсанты. Офицеры";)
"Моряки пишут плохо, но достаточно искренне...
И.Ф.Крузенштерн
Автор надеется на благосклонное снисхождение читателя
21 июня 1944 года вышло постановление Центрального комитета ВКП(б) и Совета народных комиссаров; "Удовлетворите просьбу Ленинградского комитета ВКП(б) и Наркомвоенморфлота о создании в г.Ленинграде Нахимовского военно-морского училища..." Наша вторая рота первого набора в Ленинградское Нахимовское училище была в основном сформирована 10 октября 1944 года. Она тогда состояла из двух взводов. Учебная программа соответствовала шестому классу средней школы с учетом особенностей обучения будущих офицеров флота. Оба взвода построили и повели в столовую. За длинным столом помещалась вся рота. На каждые шесть человек стояла новенькая блестящая алюминиевая кастрюля с супом (по-флотски "бачок";). Таких новеньких сверкающих кастрюль мы ни разу не видели за три года войны. Кто-то щелкнул ногтем по бачку и сказал: - Ну, ребята! Если кроме самолетов из алюминия стали делать кастрюли, значит, скоро победа и войне конец! Окружающие дружно и одобрительно загудели. Потом нас построили и объявили, что каждому присвоено воинское звание "воспитанник". Затем представили командование роты и взводов. Командиром роты был назначен капитан-лейтенант Туркин Владимир Иванович. Офицерами-воспитателями стали лейтенант Жутов Сергей Андреевич (командир первого взвода) и лейтенант Гаврилов Иван Гаврилович (командир второго взвода). Помощниками офицеров-воспитателей были назначены старшины 2-й статьи Пелевин Альберт Леонидович (в 1-й взвод) и Аранович Иосиф Яковлевич (во 2-й взвод), старшиной роты - старшина 1-й статьи Кумов Валентин Павлович.
Альберт Пелевин и Иосиф Аранович
Забегая вперед, подчеркнём, что наибольшим авторитетом и симпатией у нахимовцев нашей роты пользовался командир - молодой, симпатичный капитан-лейтенант В.И.Туркин. Он воевал под Сталинградом в 1942-1943 годах, где командовал матросской штрафной ротой (по другим данным - батареей гаубиц). Был тяжело ранен 21 января 1943 года в разгар наступления. После госпиталя направлен в тыловые части. Затем назначен в Тбилисское Нахимовское училище (образовано во второй половине 1943 года), а оттуда к нам. Когда ему приходилось раздеваться вместе с нами (при заплывах на Неве или купании в озере), мы с уважением тайком разглядывали на его крепком теле бледно-лиловые рубцы - последствия ранения. При всем этом он хорошо плавал, неплохо играл в волейбол и обладал отличной строевой выправкой. Относился к нам внимательно и строго, заботился о нашем быте, прививал аккуратность, приучал к исполнительности. Сам был всегда тщательно одет, носил хорошо сшитую и отутюженную форму. Грубости и нудных поучений мы от него никогда не слышали. Многие из нас встречались с Владимиром Ивановичем уже в офицерских званиях. Встречи были очень теплыми.
Капитан 2 ранга, начальник строевого отдела В.И.Туркин.
Что касается старшин, помощников офицеров-воспитателей, это были наши "дядьки", делившие с нами все радости и неприятности повседневного быта, денно и нощно своим присутствием влиявшие на наше поведение. Наиболее значительной фигурой среди них был Альберт Пелевин. Физически очень сильный, опрятный, приветливый, он пользовался большим авторитетом и уважением. В свободные минуты он изучал немецкий язык (!) и еще листал какие-то учебники. Нетрудно было догадаться, что, окончив срочную службу, он собирался поступать в вуз. А вот в какой? Этого никто не знал. Кроме нашей роты, в училище была уже сформирована ещё одна (седьмой класс средней школы), а также кадровая рота, которая выполняла хозяйственные работы. Матросы и старшины были еще довоенного призыва и по возрасту годились нам чуть ли не в отцы. В основном это были моряки, списанные с кораблей и из войсковых частей по ранению, болезни и другим причинам. Они носили широченные брюки "клеш" (предмет нашей зависти) и позвякивали медалями. Некоторые были награждены орденами. Вечерами в хорошую погоду нахимовцы и матросы выходили во двор прогуляться. Встречая кого-нибудь из нахимовцев, матросы похлопывали его по плечу и говорили: - Ну, воспитон! Долго тебе еще служить! Вытянешь ли?
"Питончики". Атмосфера 1946 года. Выпуск 1953 года.
Иногда нахимовцы и матросы собирались в кружок. Говорили о войне, флотской службе, житейских проблемах. В этих беседах они тоже называли нас воспитонами. Иначе говоря, они первыми трансформировали звание "воспитанник" в более короткое и звучное "воспитон". Это самоназвание быстро перекочевало в роты нахимовцев и уже в 1945 году трансформировалось в еще более короткое "питон". А Нахимовское училище несколько позже стало "страной Питонией". В 1944 году несколько нахимовцев Тбилисского училища (уроженцы Ленинграда), узнав о создании в Ленинграде Нахимовского училища, написали рапорта с просьбой перевести их туда. Их просьба была удовлетворена. Здесь они быстро освоили местные порядки, включая терминологию "питон" и "Питония". Естественно, они поддерживали тесные контакты со своими друзьями в Тбилиси. Благодаря этому новая терминология перекочевала в Тбилисское училище. В 1946 году было основано Рижское Нахимовское училище. Во время набора в Ленинградское училище в 1946 и в 1947 годах многие юноши не прошли по конкурсу. И тогда эти группы отправились в Ригу и поступили, поскольку там был недобор. Кроме настойчивого желания и мечты учиться в военно-морском училище, они привезли в Ригу самоназвания "питон" и "Питония". Таким образом, эти два "морские термина" прижились и стали символами братства во всех трех Нахимовских училищах.
Второй выпуск у знамени училища
С 27 по 30 мая 1994 года Ленинградское Нахимовское училище праздновало 50-летие со дня его основания. Завершением праздника был концерт в большом зале Дома культуры им. Ленсовета. Актовый зал училища не мог вместить всех гостей. В ходе концерта Слава Солуянов - выпускник-нахимовец нашей роты - прочитал свое стихотворение:
Я сидел в зале в офицерской форме в одном ряду с юными нахимовцами и спросил своих соседей: - А вы питонами друг друга называете? И вообще, что это за слово "питон"? Откуда оно взялось? Оба дружно ответили: - Да, мы все питоны. А питон - это змея. Вы разве не знаете? Они водятся в дебрях Амазонки.
О вечном. Юрий Юрьев, выпускник 1968 года.
Их разъяснение сразило меня наповал. Естественно, я не стал с ними спорить. Но именно тогда у меня впервые появилась мысль, что надо взяться за перо и рассказать - кто они, питоны? Это были патриоты флота. Флот залечивал раны после окончания войны. К началу 1950-х годов было построено более 70 эсминцев и около 100 подводных лодок. Тогда эти цифры нигде не публиковались. Но в 1948 году на летней практике мы с восторгом наблюдали в районе Кронштадта испытания новых эсминцев на максимальном ходу. Бурун от форштевня поднимался почти до верхней палубы. Зрелище было эффектное и незабываемое. А в 1950-х годах началось проектирование и строительство ракетно-ядерного океанского флота. Это были романтики моря, солнца над морем и походов под парусами. На парусной шхуне каждый нахимовец знал свое место и исполнял определенные обязанности, т, е. чувствовал себя членом экипажа и участвовал в управлении кораблем. Здание Нахимовского училища после блокады требовало очень серьезного ремонта. Поэтому в середине сентября было решено временно отправить принятых в училище нахимовцев в летний лагерь. Он находился на Карельском перешейке на берегу большого озера Сулло-Ярви в 12 километрах от железнодорожной станции Каннель-Ярви.
Продолжение следует.
Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru
'Рота, вывернуть карманы!" Командир роты и офицеры-воспитатели, осматривали нас, проходя вдоль строя. Мы стоим с вывернутыми карманами: в правой руке расчёска, в левой - чистый носовой платок. Во время экзаменов никаких других предметов иметь в карманах не разрешалось. После команды "Заправиться" нас строем повели в актовый зал. В зале, на расстоянии двух - двух с половиной метров друг от друга стояли новенькие индивидуальные белые столики, рядом - такая же беленькая табуретка. - Всего 36 столиков (6х6.), по числу экзаменуемых.
В ТНВМУ идет письменный госэкзамен.
На каждом столе: чернильница с чернилами, ручка, два пера, отточенный карандаш, точилка, резинка, промокашка, линейка, по три листа беловой и черновой проштемпелёванной бумаги, две скрепки и большой конверт, а во время экзаменов по математике ещё и транспортир, треугольник и циркуль. На сцене за длинным столом, покрытым красной скатертью, рассаживались члены государственной комиссии. Нас развели по столам. По команде мы сели, нам раздали листочки с заданием. Два варианта задания были розданы в шахматном порядке, хотя и без этого никакой возможности (а в большинстве случаев и желания) подглядывать, переписывать, подсказывать или пользоваться шпаргалками не было. Вставать с места не разрешалось. В случае возникновения вопроса или просьбы (например, кончилась бумага), надо было поднять руку. При крайней необходимости, выйти из зала можно было только в сопровождении начальства, но такой необходимости ни у кого не возникло. Забавный случай с госэкзаменом получился у меня при сдаче английского. С заданием я справился хорошо, ответил на все дополнительные вопросы. "Родная" учительница Бухбиндер, которая с 8 класса считала меня отстающим, по инерции поставила мне "тройку", ленинградцы поставили мне "четыре балла", а представитель ГорОНО, который оценивал по общешкольным меркам, поставил 5. Бухбиндер была очень удивлена, но в аттестат пришлось поставить 4 (четыре).
"Казённые тройки" по логике и психологии можно считать завышенными оценками, потому что этих предметов мы фактически не изучали. Молодой преподаватель К.Э.Кшондзер, поступивший на работу в ТНВМУ в 1948 году, был подобием "Пал Ваныча". На уроках логики и психологии, демонстрируя своё прекрасное знание французского языка, он читал нам в подлиннике новеллы Ги де Мопассана и тут же переводил каждую фразу на русский язык. А в конце урока он указывал нам страницы учебника, которые следует прочитать, дескать, там всё хорошо сказано. Этих страниц почти никто не читал, так как знали, что "Козёл" (К.Э.К. носил бородку) "добрый", всё равно поставит тройку, и в воскресенье можно будет пойти на увольнение. В хорошую погоду КЭК любил играть с воспитанниками в волейбол, им он ставил "четвёрки". В Ленинградском НВМУ, как я знаю, логику и психологию не включили в аттестат зрелости. Кончились Государственные экзамены. В Училище был организован роскошный выпускной бал с пирожными и прохладительными напитками, выпускникам разрешили проводить своих "дам" до дома, а местных: Ушанги Мчедлишвили, меня и Толю Сальникова (за него ручались мои родители) отпустили в увольнение с ночёвкой. Дома и у Мчедли и у нас с Толей были напитки, на сей раз горячительные. Утром, вернувшись из увольнения, мы опоздали на памятное фотографирование, которое было проведено по принципу: "Семеро одного не ждут".
Второй выпуск ТНВМУ, июнь 1949 года. Наутро после выпускного бала. Баранов, Никитенко, Волков, Ефимов, главный старшина Федчин, лейтенант Ченчик, Клочков, Горожин, Кадыгробов, Гавриш, Хаблиев, Бурцев, Павлов, Голицын, старшина 2 статьи Пантак, Вершинин, Сидоренков, Жучков, Починков, Бакин, мичман Безуглый, начфин, Колбин, Еремин, Черный, Шавин, Третьяков, Шкабич, Николаев, Петров, Хлебников, Русин, ?, главный врач, преп. Штейнберг, преп. химии, капитан й ранга Поляков, капитан 1 ранга Алексеев, капитан 1 ранга Аверлюков, капитан 2 ранга Таршин, преп. Бухбиндер, преп. Бурунсузян, преп. Стась, капитан 3 ранга Баков, Винокуренко, Тихонов, Жуков, Илларионов, Сашин, Витушкин, Яковлев. Нет Азрумелашвили, Сальникова и Мчедлишвили - опоздали из увольнения.
Из 36 выпускников пятеро по разным причинам были отправлены по домам, а 31 поехали в лагерь, в родной Фальшивый Геленджик. В лагере я подружил с "Павликом"', с Ростиславом Васильевичем Павловым (в дальнейшем имя Павлик я буду писать без кавычек, т.к. иначе никто из товарищей его не называл). Мы с ним учились в разных классах, и поэтому сравнительно мало общались, но теперь мы были в одной группе, группе выпускников. Нас объединяла схожесть характеров (лёгкая ленивость, открытость и бесхитростность), быстрая ходьба (на прогулках никто не мог за нами угнаться) и склонность писать стихи. У меня был фотоаппарат и ручные часы, у Павлика бинокль (подарки родных в честь окончания). Однажды в довольно-таки ветреную погоду мы вышли к берегу моря прогуляться. Вода была тёплая, волны ещё не успели разгуляться, но на пляже никого не было, кроме одного спящего матроса. Мы прошли мимо него ещё метров тридцать, выбирая место по- живописнее, и остановились. Вдруг я увидел, что у буйков кто-то плавает. Глянул в бинокль и не поверил своим глазам: - «Тишка!». В этот момент Павлик острил на тему: как мне подходит бинокль. Я сказал: - "Павлик, у буйков Тишка!", - а он мне: - «Бинокль тебе очень подходит, но он очень вредно действует на твоё зрение». Я ещё раз глянул в бинокль, чтобы убедиться: действительно Тишка, то чуть отплывёт, поднимая кучу брызг, то вновь хватается за буй. А Павлик продолжает острить, какую мне позу принять, чтобы быть похожим на Нахимова. Тут я рассердился: - "Хватит паясничать! Там Тишка тонет!". В этот момент он щёлкнул аппаратом.
Ругаю Павлика
Я дал ему бинокль и стал снимать часы. Павлик глянул: - "Точно, Тишка!". Разделись мы одновременно и бросились в воду. Я чуть обгонял Павлика, но, увидев, что Тишка нас заметил и держится за буй, убавил скорость, и мы подплыли к бую одновременно. Я плавал лучше Павлика, поэтому мы решили, что буксировать Тишку буду я, а подстраховывать - Павлик. Но не успели мы отплыть от буя, как Тишка стал хватать меня за что попало, и, если бы не Павлик, неизвестно, чем бы всё это кончилось. Мы вернулись к бую. Успокоившись, я строго сказал Тишке, чтобы он лежал на спине и шевелил только ногами, что, если он посмеет дотронуться до меня рукой, мы бросим его и уплывём. Это его испугало, и он в дальнейшем вёл себя послушно, и мы благополучно доплыли до берега. Стали одеваться. Оказалось, что одёжа, спасённого нами Лёвы Тихонова, лежит под головой у того спящего матроса из дивизиона торпедных катеров, который нанялся быть тренером Тишки по плаванью. Мы чуть не побили этого "тренера". О случившемся узнали немногие, мы старались не распространяться, чтобы это не дошло до начальства, ведь Лёве Тихонову крепко бы досталось, и хотя он этого вполне заслуживал, но и мы выглядели бы не в лучшем свете. Лёва Тихонов был способным и трудолюбивым парнем, но физически слабым, и не столько слабым, сколь нерешительным и трусливым. Он хорошо учился, глубоко изучал английский язык. Он уже в 10-м классе овладел стенографией, чтобы потом записывать лекции. Из него, возможно, вышел бы крупный учёный, но не моряк. Как тогда нам стало известно, он и в Училище пошёл по настоянию матери, которая хотела, чтобы её сын хоть немного возмужал. Не умея плавать, тогда, как остальные товарищи были "морскими волками" в этом деле, он заходил в воду не глубже, чем по грудь, боясь при этом, что его кто-то дёрнет за ноги, и он утонет. Над ним все смеялись, а это ещё больше усиливало его недоверие к товарищам. Вот он и решил нанять тренера и, подкармливая его фруктами и сладостями на деньги присылаемые мамой, учиться плаванью тогда, когда товарищей нет на пляже. Плавать он кое-как научился. И вот однажды, подбадриваемый тренером, он вошёл в воду и поплыл к буям, а тренер уснул. Вот так выбившийся из сил и испуганный он повис на буе. После случившегося он стал чуть больше доверять товарищам, но храбрецом не стал никогда и окончил ВВМУ им. М.В.Фрунзе в звании лейтенанта запаса.
Юность
ВВМУ. 1-й курс
13 июля 1949 года. Фальшивый Геленджик, стадион ТНВМУ. Принимаю присягу.
13 июля года второй выпуск ТНВМУ в торжественной обстановке принял военную присягу. С этого дня начиналась наша действительная военная служба. В конце июля мы разъехались в отпуска. Толя Сальников поехал на этот раз к родственникам в Уфу. В Тбилиси поехали втроём: Заур Хаблиев, я и москвич Боря Баранов. Драки в Училище были большой редкостью. Ни Хаблиев, ни Федотов, ни те трое, что поступили к нам в 10 класс, не дрались никогда, но мне "везло". Как-то в 9 классе повздорили мы с Барановым. Он сказал: - "Будем драться". Я ответил: - "Будем". - "Только ты учти, я тебе не Ерофеев". Я гордо ответил: - "Учту", - хотя знал, что Боря занимается боксом. Дрались в гараже, при секундантах. Профессионализм взял верх над дилетантизмом, и Боря расквасил мне нос. По заслугам. После мы подружились, и он ехал ко мне в гости, но у Бори в Тбилиси были знакомые девицы, общество которых было ему предпочтительнее общения с моими родителями, хотя надо отдать ему должное, он несколько раз приходил к нам домой. В начале отпуска я случайно встретил свою одноклассницу, ещё с первого класса, Ингу Амираджиби - "марковку" (по отцу - Маркович). Она была умная, волевая, смелая девочка (теперь уже девушка), с развитым чувством юмора, хорошо разбиралась в литературе, особенно в поэзии, писала стихи и, как и я, очень любила Маяковского. Даже на Куру купаться мы ходили с фолиантом В.В.Маяковского. Там я ей демонстрировал своё умение переплывать с кирпичом, поднятым над водой, но она называла это опасным мальчишеством.
Родители наши были знакомы ещё с 1939 года и не препятствовали нашему общению. Мы встречались ежедневно, то у меня, то у неё дома, даже к родственникам -и к её, и к моим -мы иногда ходили вдвоем. Те, кто мало знал нас, считали нас женихом и невестой, но мы были просто настоящими друзьями, единомышленниками. Отпуск быстро кончился. Я, Зарик и Боря уезжали в Ленинград. Выехать решили на четыре дня раньше. На этот раз Боря пригласил нас погостить у него в Москве. Провожающих было много, и снеди на дорогу - тоже. До станции Самтредиа состав тянул электровоз, а дальше, до самой Москвы - паровоз. Белые голландки пришлось снять и спрятать. Жара и сажа. Перед въездом в туннели закрывали окна, но дым всё-таки проникал. На коротких остановках у моря некоторые авантюристы умудрялись окунуться в воду, рискуя отстать от поезда. Было, что и отставали. Когда проехали Кавказ, меня поразило однообразие бескрайнего степного пейзажа (сталинский план преобразования природы был ещё в проекте, никаких полос полезащитных лесонасаждений ещё не было). Я затосковал и стал сочинять:
Ровно, ровно, ровно, ровно ... Ни холмов, ни гор, А насколько глаз хватает, Всё - . Нету зелени изящной Виноградных лоз, По степной дороге катит Дымный паровоз, А кругом простор безбрежный С жилами дорог. Если б пил, то я со скуки Водку б выпить смог...
Продолжение следует.
Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru
С вопросами и предложениями обращаться fregat@ post.com Максимов Валентин Владимирович
Здесь разных быть не может мнений. Мечтал в те годы наш Евгений, Ловил он образы и мысли... Пусть скажет он: мечты сбылись ли?
А.Генкин
Бондовский Евгений Венедиктович родился в 1931 году, отчислен по здоровью из ВВМУ им. М.В.Фрунзе (по другим сведениям, по неуспеваемости, "не пересдал семестровые экзамены, он всегда не любил математику". - А.П.Наумов), окончил ЛИИЖТ в 1955 году, работал на Крайнем Севере, руководитель бригады в институте Гипроникель, Санкт- Петербург.
Наш класс на самоподготовке, занимается, по-моему, один Коля Никитенко. Так в действительности и было. Три часа самоподготовки гробили кто на что, пока нас не поджимало, но мы многих и не досчитались на 1-м куре: Женя Бондовский, Эмиль Ноль, Русин, Коля Кухтин, позднее Юрка Зубарев. (Архив А.П.Наумова, ЛНУ, выпуск 1949 года)
Женька Бондовский очень хорошо рисовал, запечатлен именно за своим любимым делом.
Бутко Борис Анисимович
Бутко Борису -
В сем джентельмене нелегко Узнать вчерашнего Бутко, Но шик постиг он в стиле онном, Конечно, будучи Питоном.
А.Генкин и В.Солуянов
Бутко Борис Анисимович окончил ВВМУ им. М.В.Фрунзе в 1953 году, СКОС в 1962 году, офицер-воспитатель ЛНВМУ, капитан 3 ранга, военный переводчик 3 класса, Санкт-Петербург.
Фото 1964 и 1970 гг.
Грабарь В.К.
По штату училища на троих воспитанников приходится один взрослый. Но несмотря на это, работа офицера-воспитателя никогда не была лёгкой. Он повсюду находится со своими подопечными - играет в футбол, катается на катке, ловит рыбу в лагере, купается в озере, учит ребят гребле, хождению под парусом, строевому шагу. К нему обращаются по всем вопросам. Кто-то заскучал по дому, кому-то чего-то не хватило, кто-то пакует шинель в посылку. Чтобы бабушка пришила пуговицы. Разобраться во всём дорогого стоит. Должность у офицеров-воспитателей – очень сложная и ответственная. Абсолютно отвечать высоким требованиям этой должности могли, наверное, только офицеры, сами в прошлом бывшие нахимовцами. Жаль, что таких воспитателей было за историю училища немного. В 1955 году пришли Александр Нилович Старичков, Борис Анисимович Бутко и Борис Афанасьевич Кузнецов – все выпускники 1949 года. Затем, из тех, кто прослужил в училище не один год, можно назвать лишь Вячеслава Валерьяновича Сафронова и Виктора Ивановича Строгова. Бывшие нахимовцы пользовались у воспитанников неизменным и вполне понятным авторитетом, им не надо было искать друг с другом общий язык.
Нам ведь надоедало целый день маршировать в рядах по 24! И мы развлекались, как могли. "Детки" застоялись и сейчас ломают друг другу косточки. Борька Будко крайний слева. (Архив А.П.Наумова, ЛНУ, выпуск 1949 года)
Как говорится, ничто человеческое... И умение пошалить, и ошибки, а также их осознание и преодоление...
В ротной стенной газете Боря Бутко был изображен верхом на транспортире!
"Подобных плаваний на карте Не делай на контрольных в марте".
Боб делал страшное количество "заходов" на кафедру навигации пересдать контрольные прокладки. (Спасибо А.П.Наумову, сумевшему сохранить такие "раритеты";)
Еще один отзыв: Бутко Борис Анисимович был офицером-воспитателем в нашей 4 роте, отличный офицер, без прибабахов в голове. (Как говорится, другое время, другой язык, хотя суть та же, как нам кажется).
Быков Аркадий Владимирович
Быкову Аркадию -
Ох, не легка «жистянка» наша! О том грустит в Крыму Аркаша, О том шумит приморский тополь - Хохлам отдали Севастополь.
В.Солуянов
Быков Аркадий Владимирович окончил ВВМУ им. М.В.Фрунзе в 1953 году, службу проходил на КЧФ, командир КрПЛ, награжден орденом Красной Звезды, капитан 1 ранга, Севастополь.
Его отец - Владимир С. Быков - один из командиров гвардейского минного заградителя «Марти», капитан 2 ранга.
Продолжение следует.
Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru
Дисциплина в Училище была высокая и укреплялась год от года. Самоволок не было после того, как в конце 1947 года одного из воспитанников за это отчислили из Училища. Были опоздания из увольнения, сон на дневальстве, курение табака и различные другие, как правило, редкие нарушения. Помню, как однажды старшина роты мичман Безуглый "застукал" Пашу Вершинина, курившего в туалете, но Паша, "хитрый мужичек", как называл его Начальник училища, ловко успел спрятать тлеющую папиросу в карман. Но в туалете стоял дым. - Вершинин, курили? - строго спросил мичман. - Никак нет, - хрипло ответил Паша. Хрипло потому, что говорил не на выдох, а на вдох. И в этот момент пламя вырвалось из его правого кармана - вспыхнула гуттаперчевая расчёска. Пришлось идти в санчасть. Вершинин получил солидный ожог и два наряда вне очереди. Но курить не бросил, т.к. курил с 1942 года, когда он был разведчиком партизанского отряда. Он был награждён медалью "За отвагу", но дисциплина была для всех одинакова.
Сусанна Вартановна Бурунсузян в центре.
А вот другой образец нарушения дисциплины и порядка. Я имел комсомольское поручение быть художником классной стенной газеты, и вот однажды, на уроке литературы я тайком рисовал какую-то карикатуру для стенгазеты. Преподаватель русского языка и литературы Сусанна Вартановна Бурунсузян заметила это: - Воспитанник Азрумелашвили, займитесь делом. Экзамены не за горами. Не теряйте времени зря. Вы же помните мораль басни Крылова "Стрекоза и муравей"? - Помню, "Рождённый ползать - летать не может". Тёмноголубые глаза Сусанны Вартановны увеличились, выражая крайнее удивление: - Как?! Это же главная идея "Песни о Соколе" Максима Горького! - Нет. Главная идея "Песни о Соколе заключается в словах: "Летай иль ползай, конец известен: все в землю лягут, всё прахом будет..." Сусанна Вартановна, конечно, понимала, что я просто хулиганю, но часто захлопала глазами, делая вид, что падает в обморок от моего ответа: - Всё! Двойка вам, в журнал!
Но двойку она не поставила. В этот раз. Двойку она влепила мне в другой раз, когда мы повторяли творчество М.Ю.Лермонтова. - Кто помнит наизусть стихотворение Лермонтова "На смерть поэта"? Я первым поднял руку. - Подойдите к столу. Читайте. Я начал, без пафоса: "Погиб поэт, невольник чести...", а дальше читал с выражением... иронии, изощрённо переставляя акценты. Сусанна, бедная наша Шушик, схватилась за голову и с ужасом смотрела на меня. Я продолжал. Её терпения хватило не надолго, оно лопнуло, когда я артистическим жестом разводя руки от груди в стороны, под хохот класса, с сарказмом произнёс: "Не вынесла душа поэта!...". - Всё! Хватит! Двойка! - и поставила мне жирную двойку в журнал. Моя кощунственная шутка обидела ее всерьез, и после урока мне пришлось извиняться. Сусанна Вартановна Бурунсузян была настоящим педагогом. Она не только глубоко знала и увлекательно преподавала свой предмет. Она не пропускала мимо ушей ни одного неправильно произнесённого слова, ни одного неправильно употреблённого выражения, она приучала нас к чистому литературному выговору и прививала любовь к великой русской литературе. В 101 классе этот же предмет преподавала Ольга Фёдоровна Грицак. Начальником цикла русского языка и литературы был майор административной службы Нинбург, он организовал драмкружок и пригласил режиссёра - актёра драматического театра им. А.С.Грибоедова Евгения Давидовича Цейм-Цымова.
Под его руководством мы в сорок восьмом году сыграли пьесу Б.А.Лавренёва "Разлом", в ней я играл роль боцмана Швача. На спектакль было приглашено много гостей. Спектакль прошёл с большим успехом. А в 1949 году мы сыграли две сцены из драмы А.С.Пушкина "Борис Годунов": "Корчма на литовской границе" и "Ночь. Сад. Фонтан". Роли исполняли: Григорий (Самозванец) - воспитанник 2 роты Ляндрес, Марина - О.Ф.Грицак, Варлаам - воспитанник 2 роты Королёв, Мисаил - воспитанник 1 роты Азрумелашвили, хозяйка - зав. библиотекой училища, фамилию, к сожалению, не помню, первый пристав - воспитанник 1 роты Мчедлишвили, второй пристав - воспитанник 2 роты, фамилию, к сожалению, не помню. Сыграли мы хорошо, всем понравилось. Жаль только, что потом "Марина" и "Самозванец" слишком вошли в роль.
1949 г. Верхний ряд: 1 пристав, хозяйка, Варлаам, Мисаил, 2 пристав, нижний ряд: Марина, кто-то из приглашенных, майор Нинбург и Самозванец.
Английский язык в 101 классе преподавал начальник цикла капитан Лебединский (кличка: Cratter Box), знаток английского и большой любитель анекдотов, а в нашем, 102 классе - Р.Бухбиндер - маленькая хрупкая женщина в больших круглых очках, очень рассеянная и единственный из педагогов, кто умудрялся опаздывать на урок. Всегда казалось, что она куда-то очень торопится. Главное внимание она уделяла переводу английского текста на русский язык. На произношение она не обращала внимания, её не смущали ни раскатистый русский звук "р" в английских словах, ни русский "х" вместо лёгкого выдоха, ни артикль "зы", а заглавную букву " ай" мы писали не сорванным колечком как это делают англичане, а так, как они пишут прописную букву "ти". Очень повезло нам с преподавателями математики. В 101 классе ее преподавал бывший офицер царской армии, старый математик Шкабич. Я ни разу не присутствовал на его уроках, но слышал о нём только самые лучшие отзывы. В 102 классе математику преподавал замечательный педагог и математик Владимир Михайлович Стась. Он умел впихнуть знания даже в такие математически бездарные головы, как у воспитанников Колбина и Баранова. Михаил Александрович отличался крайней требовательностью, за малейшую помарку или неточность он снижал оценку. Получить у него пятёрку было почти невозможно, четвёрка считалась достижением. Оправдывая это, он как-то, шутя, сказал: "Математику только Бог знает на пять, я знаю на четыре, лучший из вас - на три, средний - на два, худший - на единицу". Мы назвали это «законом Стася». Зато на выпускных экзаменах результат был феноменальным: из восемнадцати воспитанников 102 класса двенадцать получили оценку "отлично", четверо - "хорошо" и лишь двое - "удовлетворительно" (их направили в интендантское училище).
Занятия кружка математики ведет преподаватель математики и физики Владимир Михайлович Стась.
К своим учителям мы обращались не по имени и отчеству, а по-военному: "Товарищ преподаватель", "Comrade teacher" соответственно. По-моему это было неправильно, потому что мы порой не знали, а зная, часто быстро забывали имена своих учителей. Так, например, я не могу вспомнить даже фамилии нашей замечательной учительницы химии, не могу вспомнить имени и отчества нашего прекрасного физика Штейнберга и нашей великолепной Хачапуридзе, которая так красочно и вдохновенно описывала исторические события, что казалось, будто она сама была их участником или свидетелем. А Штейнбергу я благодарен за то, что он учил нас строго подходить к формулировкам, в которых должно быть лишь всё необходимое и достаточное. Как пример, во время государственного экзамена по физике один из членов комиссии задал мне вопрос:
- А вы могли бы съесть ТЕМ хлеба? (ТЕМ - это техническая единица массы, произносится как "тэм".) Я, не задумываясь, ответил: - Да, конечно. - А сколько это - ТЕМ? - 9,8 килограмм массы. - Как же вы съедите столько хлеба? - Так вы же не сказали,- за какое время. Больше вопросов не было, Штейнберг с одобрительной улыбкой смотрел на меня. Мы приступили к подготовке к выпускным экзаменам.
Тбилисская газета «Ленинское знамя» от 9 июня 1949 года даже опубликовала статью на целый газетный «подвал» «Нахимовцы на экзаменах» с фотографией двух воспитанников: В.Гавриша и Г.Азрумелашвили, готовящихся к экзамену. Кстати, газета дала небольшой обзор наших экзаменационных сочинений. Позволю привести себе её текст: «Вот работа выпускника Владлена Еремина. Аккуратным почерком выведен заголовок темы «Горький – великий сын великого народа». Воспитанник Еремин на всем протяжении учебы шел в ряду отличников (замечу, что и в училище Фрунзе, где Владлен учился вместе с нами, был примерным курсантом). Еремин любит нашу советскую литературу. Горький – любимый писатель будущего морского офицера. В своем сочинении он пишет: «Гордо звучат сегодня слова о признании советского писателя, сказанные А.М.Горьким: «Мы выступаем в стране, освященной великим гением Владимира Ильича Ленина, в стране, где неутомимо и чудодейственно работает железная воля Иосифа Сталина». До чего мы любили трескучие пустые фразы и вставляли их по делу и без. Конечно, мы не понимали, что все это приведет к краху. Так же звучит и мое сочинение. Газета писала: «Комсомолец Гиви Азрумелашвили правдиво изобразил основоположника социалистического реализма, обличителя «свинцовых мерзостей жизни» дореволюционной России»…Вот такие мы были, и не смеялись, как сейчас!
Аз на письменном госэкзамене.
Государственные экзамены на аттестат зрелости у нас были совмещены с приёмными экзаменами в ВВМУ им. М.В. Фрунзе, поэтому Государственная экзаменационная комиссия состояла из трёх групп, принимавших экзамены одновременно: - представители Училища, в том числе и преподаватель данной дисциплины; - представители Городского отдела народного образования (ГорОНО); - представители ВВМУЗ, приехавшие из Ленинграда. Настал день первого письменного государственного экзамена. После завтрака - построение. Присутствуют все наши воспитатели и командиры. Мы, одетые по форме №2, стоим в две шеренги. Старшина роты командует: "Первая шеренга, два шага вперёд шагом МАРШ!" "Кру-ГОМ!" Подошёл командир роты.
Продолжение следует.
Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru
С вопросами и предложениями обращаться fregat@ post.com Максимов Валентин Владимирович
Фамилии персонажей рассказа, естественно, изменены. Сделано это по двум причинам. Первое, из-за моего глубочайшего уважения к героям рассказа и, второе, из-за тех степеней и званий, которых они добились и на «гражданке».
Были у нас в училище двое курсантов Серков и Сардонов. Прибыли они из одного места, крепко дружили, были неразлучны, везде появлялись только вдвоём и, естественно, их так и звали: Сэр и Сар… В далёком 1950 году наш курс возвращался с летней практики на Чёрном море. Выделили нам товарный состав, состоящий из паровоза и «теплушек», то есть товарных вагонов с нарами для перевозки личного состава.
Одна из остановок нашего эшелона. Снимок на память. В. Брыскин «Тихоокеанский Флот». - Новосибирск, 1996-2010.
Кроме того, расщедрившись, Министерство путей сообщения выделило в каждый вагон по два ящика: один – для питьевого бачка, второй – для дневального; а также по гвоздю с фонарём «летучая мышь». Итак, жаркая южная ночь, двери всех теплушек открыты настежь, все спят. Бодрствуют только дневальные по вагонам, вооружённые нарукавными повязками и ракетницами на случай экстренной связи(?) с машинистом поезда. В третьем вагоне дневальным назначен Сар. Чтобы ему не было скучно, Сэр тоже не спит. Играют в шахматы. В это время в дверях мелькнуло что-то белое. Сэр передвигает фигуру и произносит: – Сар! Тебе шах. Кажется, упало полотенце. Сар хватается за голову, долго молчит, обдумывая очеред- ной ход, и, наконец, хлопнув рукой по ящику, радостно восклицает: – Во-первых, Сэр, не мне шах, а тебе мат, и, во-вторых, упало не полотенце, а Боря Ковров! –??? Немая пауза. Затем, зарядив ракетницу, Сэр и Сар пальнули в сторону паровоза. Как по команде из всех вагонов началась стрельба. Кто палил в сторону паровоза, кто в машиниста, а кто по кондуктору на площадке последнего вагона. Поезд остановился. Самое поразительное – во всех вагонах уже знали, что из третьего вывалился Боря Ковров. Выскочив из вагонов, с криками «Ищи его, ищи!» все бросились в обратную от движения поезда сторону. Нашли Борю в километрах четырёх. Оказалось, что он нарушил один из пунктов Правил по технике безопасности, гласящий: «При оправлении естественных надобностей одной рукой держаться за продольный брус, расположенный вдоль двери вагона». Боря же, в тот искомый момент, использовал обе руки. Инструкции пишутся не зря! Вагон качало. Это и привело к выпадению из него Бори. Отделался он легко: сломанная ключица и несколько ссадин. Но вот шуточное прозвище «Это тот Боря Ковров, который упал вместо полотенца» можно было в то время услышать довольно часто.
