"Интеллигент — гигиеническая прокладка между культурой и народом. К тому же, интеллигент — противник демократии, несмотря на то, что утверждает обратное. Судите сами: из народа, вступившего на демократический путь, неизбежно вылезает огромное количество дерьма. Вместо Чайковского он слушает Бутырку, вместо Шишкина — ищет камвхор, а вместо науки читает статьи на Луркморе, ЖЖ, дваче и прочей поебени, не собираясь учить английский. "(
Сразу многие комментаторы выделили в Владимира Валентиновича Меньшова слова: «Тогда мне была непонятна истовая ненависть к «Москве слезам не верит» со стороны элитной интеллигенции. Люди просто не могли подобрать слов, чтобы выразить степень своего презрения к картине и быдлу, которое её смотрит. Для меня природа этой ненависти открылась значительно позже. Она была абсолютно социальной. Сидя на кухнях, интеллигенция договорилась между собой, что здесь, «в этой стране», жить нельзя. Я тоже активно участвовал в подобных разговорах, но я-то думал, как переделать жизнь к лучшему! Читаешь сейчас мемуары апологетов перестройки, тех, кого можно считать нынешними победителями, и удивляешься: они просто тряслись от ненависти к стране. Они уверяют, что не принимали систему, но сквозь строки явственно проглядывает: они не принимали Россию, не принимали нацию, которая смирилась с безобразным социальным строем и с монстром Сталиным. Конечно, они не могли согласиться с картиной, которая доказывала: здесь можно жить, можно сделать карьеру, можно просто быть счастливым… С годами мне стало совершенно ясно: вступая на путь антисоветизма, ты непременно придёшь к откровенной русофобии. Человек, последовательно занимающий антисоветские позиции, неизбежно понимает, что эти взгляды народом не разделяются, и тогда он вынужден констатировать — народ не тот. С этим народом вообще ничего невозможно создать, это ошибка природы. Далее — чистый расизм: выкорчевать нужно этот народ, и только тогда человечество сможет двигаться семимильными шагами к счастью», перекликающиеся с моей заметкой «». Конечно, интервью необходимо прочесть целиком.
К концу «завтрашнего» рабочего дня, то есть к 18.00 часам понедельника я стал счастливым обладателем: десятикилограммовой банки, имеющей форму противотанковой мины, со свинцовым суриком, пяти регенеративных патронов (так просто, на всякий случай, может приспичет отдраить ванну), тридцати килограммов белой польской эмали, двадцати килограммов аварийной эмали ГДР-овского производства, пяти килограммов краски цвета морской волны, пяти килограммов шаровой краски, литровой банки желтой эмали и пяти штук различных кистей для покраски, успешно обменяв всё это всего на ноль/пять прозрачной валюты. Правда, была предложена ещё, за отдельный стакан, двухсотпятидесятилитровая бочка с краской для пирсов. Узнал от механиков, что эта краска вообще если и высохнет, то не ранее, чем через 3-4 недели, а от издаваемого ею аромата можно в замкнутом помещении запросто «склеить ласты». Пришлось от бочки вежливо отказаться. На этот стакан мы купили «УРАЛ», перевозивший с соседнего пирса на торпедо - техническую базу погрузочную балку. Вместе с нами, краска удачно приехала домой. Поужинали, чем Бог послал (Если интересно, Бог послал всё то же). К концу ужина подошел нагружено-печальный доктор Сарычев. Извлек из бумажного пакета три десятка яиц в фабричной таре, пару луковиц, банку томатной пасты (он, видите ли, не успел купить сок), металлическую фляжку ноль/пять «Просянкин на охоте» Северодвинского производства и две один/ноль бутылки с одинаково красивой надписью «Московская Особая». Но отчего-то содержимое стеклянных флаконов было резко-разного цвета. Немой вопрос перекосил застывшие от подозрений лица. Очнулся Лысов (он же Рыжий, он же Лысый, он же Самара ( потому, как оттуда), он же Тамара, он же - просто «Вовка»): ”Док! Да иди ты в задницу со своими коктейлями! Я ещё от твоего пантокрина не пришел в себя, до сих пор сердце трясется!” Присутствующий личный состав активно поддержал докладчика. Сарычев обиженно проблеял: ”Во, блин, бараны! Видно же, что в одной килограмм чистого медицинского, не татарин же я , а в другой- килограмм мебельного лака. Это не жрать и не коктейлить, это для пола, подарок. А во фляжке ректификат. Это потому, что я не могу пить медицинский. После него марлей и ватой отрыгивается. Никак не привыкну, сколько не пытался“. Из гальюна голос Аксёнова (он же Тося, он же Дуся, он же Долдон, он же Витёк): ”Меньше всякую хренотень пить надо с «дустами»!“ Тут обиделся Колесников (он же Хим, он же Дым, он же Дуст): ”Чего всё «дуст» да «дуст»! Я даже одеколон последний раз пил в училище! А хренотень вообще никогда!” Голос Вертинского (Верт, он же Гнус) из кухни: ”Тося, а хренотень это что такое?” Я (почему-то только Петрович, больше вообще никто!!! Аж обидно), посоветовал : ”Верт, всё просто - возьми килограмм «шила», на тёрке мелко натри хрен – это растение такое, потом свеклу, лук, чесночка зубочек, много нельзя, а то «букет» нарушить можно, парочку красных перчиков. Добавь лимонные корки, по штучки три гвоздички, корички. Ваниль обязательно, но только чуть-чуть, для запаха, а то горчить будет. Все это смешиваешь, затем осторожно вливаешь туда сырое яйцо и сверху 10 капель зелёнки. Настаиваешь две недели в теплом месте. Потом процеди через марлю и можно! ”Появился Аксёнов: ”Ну всё понимаю, должно быть вкусно. Вот только нахрена зелёнка с яйцами?!” Дикий хохот… Кочуров (он же Кочкин, он же Квочкин, он же Гнидович или просто Гнида) милостиво разрешил закончить прения: “Да хрен с ними, с доком и химом , не трогайте, пусть живут, а то доку и так плохо! Он КЛЮЧИ (!) от своей хаты сегодня потерял. А на пятый этаж через окно не полезешь. Навернёшься, по чертежам не соберут, даже в «ООН». Общий вопрос: А печать? А жетон??? Подводнику-Североморцу этот священный кусочек металла на шею вешать никак нельзя, так как «украшения» в любом виде категорически запрещены, включая обручальные кольца, которые с нас с Аксёновым, выламывая пальцы и потея до самого трюма, пытался стащить начальник штаба. По этой причине – «так больше некуда, не к ширинке же пристегивать!», жетон крепится к ключам на колечко. Но не приведи Господи, если его не окажется у тебя в кармане во время строевого смотра!. Измена Родине, по сравнению с этим, - сущий пустяк. Слава Богу, доктор печать получить не успел ещё, а жетон утром снял со связки, чтобы подкрутить в переборке каюты винт ( для доктора, что отвёртка, что жетон- один хрен. Надо же! Хирург-гинеколог в ластах!). Вот и забыл на столе. Да, потерять ключи это большое горе! Забывчивому ребенку мать вешает ключ от квартиры на шею при помощи шнурка, вытащенного из ботинка отца. Но подводник богат! У него есть ещё металлическая номерная печать размером с 3-х копеечную монетку, ключи от сейфа ( от 3 от10 штук), ключ от каюты- 2 или 3 штуки, пара-тройка ключей от квартиры в Западной Лице, от квартиры в Ленинграде или Севастополе, а возможно и в Северодвинске - еще пяток, от почтовых ящиков, от каюты на ПКЗ, от рабочего кабинета на береговой базе, плюс еще несколько, случайно найденных в трюме родного или соседского кораблей, по дороге в городок, в поезде, самолете, автобусе (да мало ли где!). Порой сам уже не помнишь что этим ключом можно открыть и вообще откуда он у тебя. Но любой ключ - вещь ценная и подводнику очень даже нужная. Он этот ключ никогда не выбросит, не оставит дома за ненадобностью, не подарит кому-нибудь. А потеряв, враз, лишается покоя. Мир просто переворачивается с ног на голову. Подводник ходит день, два, неделю хмурый, толком не ест, спать не может – ищет. Его никто, даже старпом, не трогает. Ведь и невооруженным глазом видно – беда у человека горькая! А найдет ключ какой-нибудь, даже другой, сразу же раз! И на кольцо! И успокоился. Всё! Справедливость восстановлена, можно спокойно продолжать службу. С жетоном же значительно сложнее. Его заменитель на дороге или в трюмах не валяется. На нём твой личный номер, отличный от других. Нужен он для установления твоей личности. Точнее идентификации с тобой того, что от тебя, в случае чего, останется. Потом из списка живых ТО будет вычеркнуто под твоей фамилией, а из списков многочисленных кадровых аппаратов различных уровней, где твоя фамилия абсолютно «до балды», по цифрам личного номера. Именно наличие этого жетона вызывает интерес в ходе строевых смотров у проверяющих. Но подводник о смерти не думает: жетон как жетон, ничего особенного. А если начнёшь задумываться над этим, так точно какая-нибудь дурь приключится и беда нагрянет. По команде: “Личному составу предъявить личные номера!”- перед проверяющим из глубокого и обычно дырявого (а зачем зашивать, все равно вся связка в дырку ни за что не пролезет) кармана медленно и торжественно извлекается металлический ёжик. В данным момент любопытно заглянуть в лицо офицеру-подводнику. Оно излучает умиление и нежность ко всем и вся на этом свете. Его глаза рассыпают перед собой, налево и направо радость, неколебимую уверенность в завтрашнем дне и в том, что пролетарии всех стран в конце концов когда-нибудь объединятся! Медленно перебирая, как чётки, ключи и ключики, пальцы пытаются нащупать требуемое и не выпуская своё богатство из рук, показать этому, стоящему напротив с мордой тылового дебила. Ничего не предвещает беды. И вдруг к офицеру – подводнику протягивается эта же тыловая холёная ручка и жестом требует передать ему ёжика, внутри которого матово уже проступает спинка упомянутого жетона! Покой резко сменился на тревожное беспокойство. Подводничья рука дрогнула и ладонь молниеносно захлопнулась. Иглы ключей торчат между пальцами. Робкая попытка договориться с проверяющим и тихий, почти шепотом, вопрос : ” Чи-иво…, виноват…?” Ответ: “ Предъявите Ваш личный номер !” И всего-то! Ну, слава Богу! Не ключи! Да на, не вопрос! А глаза автоматически ревностно-внимательно следят за действиями визави. Не украдет ли? Не снимет ли незаметно с кольца маленький, но самый любимый, ключик? Ведь он, хоть и проверяющий, но тоже, вроде бы, офицер! Значит может… вот же гад!…Как быстро он их крутит! Глаза не успевают отслеживать! Но нет, пронесло! Все ключи опять в твоей, влажной от пережитого шока, ладони! Покой медленно растекается по членам. Шум в голове утихает и начинает прослушивается тихий рокот прибоя. Солнышко. Натруженный далекий хрип буксира. Стая бакланов. Скоро обед, за ним «адмиральский час». Хороший человек его придумал, наш человек. Отосплюсь. А что у нас после обеда? Зачем же думать о плохом? Ключи, ключики-то в кармане! А теперь у доктора нет ключей! Дааа… Горе у доктора! И не просто у какого-то отдельно взятого Доктора, а у нашего, и не только Доктора, но и Друга. Без него, мы просто в неполном составе. А горе друга- это и твоё горе! Траурная минута молчания по докторским ключам. Клятвы: отыскать, помочь, убить эту прикарманившую сволочь! Ну и в том же духе, минут на десять - пятнадцать. Ключи нашлись на следующее утро, абсолютно случайно. На столе. Рядом с жетоном в каюте доктора и химика. От радости , Док двое суток не мог дойти до службы. На третьи, по приказу командира, установили предполагаемое место нахождения счастливца. Сам он был отловлен, приведен в божеский вид и доставлен внутрь прочного корпуса силами носовой швартовной команды. Попутно «обшмонать» Дока не пришло в голову никому. А зря, как показали дальнейшие события. Спустившись в каюту, он сразу же поделился остатками радости с Химом. Потом добавили радости из химического сейфа. На послеобеденном построении результат их совместной радости передался приказом старшего помощника всему экипажу. Отлавливали мы этот дуэт, гоняясь за ними по кораблю, часа два. Удалось выполнить приказ только к ужину. И лишь благодаря тому, что Док и Хим, забежали, сдуру, в шестой концевой отсек. Заблокировав за собой рукоять кремальерного кольца болтом, они, от плещущегося внутри счастья, совсем забыли о существовании аварийного люка. Блеснув знаниями устройства корабля, этим люком воспользовалась группа быстрого реагирования и немедленного ( сказал бы - без почести и славы) захвата вражеских сил и средств « изнутри личного состава». Брали этих сиамских близнецов уже в трюме шестого. Застрявшие между ящиками с ЗИПом РТС и БЧ-1, они во весь голос орали «Варяга». Очередное утро. Солнце. Залив. Любимый пароход пришвартован к четвёртому с зюйда пирсу. А напротив замерший строй людей в черных пилотках. Далекий голос:”…До подъёма Флага осталось,… На Флаг и Гюйс,… Товарищ командир, время вышло!... Подняты!,…Сделать объявления, … По плану разойдись!” Будничный, но вечный ритуал для людей, связавших свою судьбу с Морем. Людей, одетых в чёрное с золотом. Время шло, а палуба в квартире оставалась цвета немытой детской ночной вазы, причём- чужой!. Дни утекали, как вода из ладошек: то вахта, то патруль, то перегрузка или перешвартовка. И, наконец, целый день и вся ночь! Вот удача! Перед самым Днем рождения и Днем Флота! Сама судьба дарит подарок моей жене! Вот вы когда-нибудь ЛИЧНО покрывали краской полы в своем жилище пару раз ? Ну хоть раз? Ну хотя бы пол- раза? Если «нет», то вряд ли поймете тот ужас, который ожидает этого художника- передвижника подводных войск! Давайте представим на минуточку картину неизвестного и всеми давно невоспето-забытого шедевриста: Северный Флот. Середина лета. Тишина. Солнце во весь горизонт. Ещё рано, всего два- три часа ночи. Людей на улице нет (они все заняты своими делами в жилых, служебных , прочих крытых помещениях и открытых пространствах). Коты уже не орут, собаки не лают и не нюхаются ни с кем. Даже стройбатовцы подсчитаны своими сержантами и спят в жестких кроватках (или в комендантских клетках). Бакланы улетели к морю кормиться. Комары спят (или размножаются). РАЙ НА СЕВЕРНОЙ ОКОНЕЧНОСТИ РОДИНЫ!!! Но- стоп! Кто это крадётся опасливо? Откуда? Куда ? Зачем и для чего??? Кто посмел с мордой, сияющей как майская заря, нарушить природный паритет? А никто! А ниоткуда! А никуда! А просто так и, «ваааще», к себе домой. Шагает, озираясь, так как не желает спринтерского забега с гарнизонным патрулём, лейтенант Флота Союза Советских Социалистических Республик. На роже- счастье во весь рост. Ведь он идёт не просто домой. Он –домой по делу- красить!. В одном из уголков головного мозга ( у простого лейтенанта мозг ещё никак не может быть объёмно задействованным полностью) радуга природного исторического восприятия цветов. Лейтенант не только просто идет. Он в мозгах перемешивает «аварийку» со « слоновой костью», добавляя по капле и «шаровую», и «NEVY», и «белила цинковые», и польскую эмаль. Но, как не крути и не смешивай, всё получается сильно «розово». Зачем же было в училище целый год убивать на абстракцию начертательной геометрии? Да! Незадача… Бред сивой кобылы. Но, как не крути, всё равно- розово! Аж до рвотных позывов. Обидная безысходность. Глухая и ноющая. Вечные вопросы к своему второму «Я»- А ведь Я мог бы-… А зачем Я… А почему Я… А изнутри ответ :«Ты что? Лучше всех? Кто ты такой вообще? Кому ты нужен? Что ты умеешь? В училище целых пять лет тебя учили только убивать ! Где в нормальной жизни, которой живут все нормальные люди, ты, в соответствии со своей специальностью, выстрелишь торпедой по приказу в кого бы то ни было? Ведь ты просто орудие чьей-то политики. Но ты, как отличник боевой и политической подготовки, отвечаешь сам себе- как учили политорганы « Не надо меня агитировать! У нас Армия и Флот вне политики, а кто вдруг захочет - тот получит и незамедлительно»!… А полы всё равно, получаются только розовые!… Вдруг откуда-то сверху свист. Мысли сразу отлетают в сторону. Поднимаю голову и вижу в настежь раскрытом окне квартиры третьего этажа две очень знакомые личности Кочурова и Вертинского. На мой вопрос, что они там торчат, одновременный тихий ответ: “ Петрович, помоги. Мы «эта»,… Закрасились! “. Да, весьма и весьма пренеприятная вещь, даже если учитывать, что лак или краска у хозяина квартиры еще остались. Поднимаюсь на третий этаж. Ну точно, входная дверь и дверь в комнату- нараспашку. Убойная вонь «левого» лака для покрытия металлических поверхностей, который можно найти только в списанном виде на военном складе химической службы и применять его исключительно для наружных работ (это написано на банке красным по черному , чуть ниже очень белого , доходчиво ( даже для тупых) изображенного и ничего хорошего не предвещающего- черепа с костями. На кухонном столе пол- бутылки прозрачной жидкости, внешне напоминающей «шило», два недоеденных бутерброда, пустая банка из-под тушенки, колечки лука и пепельница с горкой окурков. Перед глазами возникает жуткая картина недавно развернувшейся драмы: Оба пришли, по просьбе Кочурова, к нему домой «лачить» полы около 3-4 часов назад, судя по количеству окурков. Пришли, перекусили. Исходя из количества оставшейся в бутылке жидкости и наличия всего двух огрызков бутербродов – это уже не первая бутылка, но последняя закуска. Затем, чтобы не «двинуть кони сразу» от «лачного» аромата, раскрыли все двери, окна, выполнив требования «Руководства по борьбе за живучесть», и создав видимость «наружности применения», надели противогазы. Начали от двери в комнату - в сторону окна (задами своими медленно приближаясь к свежему воздуху, иначе- сдохнешь!). За три часа они должны были «облачить» не менее 15-17 квадратных метров палубы. А комната-18! Всё, отступать им некуда. Точно закрасились! Эти мысли пролетают в голове молниеносно. Глаза уже сами знают в какой угол смотреть и кого где увидишь. Нежно поскуливая, члены «Бригады УХ!», имея неприятный цвет лица, находились в дистанции полутора метров друг от друга, схватившись за углы подоконника. Рядом, на всё том же подоконнике, валялись два противогаза, несколько галет, одна вилка, одна открытая банка «красной рыбы»- килек в томатном соусе и металлическая шильная фляжка. “Угу!”- сказал я. “Угу…”-ответил Квочкин. ”Хорошо, что тебя увидели. Как назло- никого. Даже ни одного патруля не прошло. Хотели уже стучать по батарее. Понимаешь, мы с Вертом красили-красили. Всё нормально. Как-то забазарились и забыли про шахматы. (поясняю пояснения : во время покраски или покрытия лаком полов в квартире, как правило, офицером Военно- Морского Флота используются шахматные фигурки для обозначения безопасных, с точки зрения прилипания, оставления следов ног и рук, путей отхода- как то: узкая тропинка, квадратик, прямоугольничек и т.д.) Вот и вляпались конкретно. Тропинка где-то должна быть, но где? Как выходит? Не знаем. А наугад топать - растворитель кончился, не отмоемся. Да и наследим ведь, работу жалко”. На мой вопрос- чем же я им могу помочь, Вертинский прохрипел: “ Если «невлом»,принеси воды, а то от чистогана уже горло дерёт. Чайник мы тоже закрасили. Он там, в углу за шкафом. Только осторожно, сам не прилепись!” “Как же я вам передам воду?” В ответ судорожное пожимание плечами и по-еврейски печальные глаза. Вот попал! Почему я пошел мимо квочкинского дома? Судьба…Но что-то надо делать. И делать незамедлительно. У самого дома краска «стынет». А уже ночь. Полярная. Значит, скоро зима. А пока- солнце. И оно светит как раз прямо в Серёгино окно: вон блики, зайчики. Думай, акустик, думай! Угол падения- угол отражения. Отражение сигнала… от цели…Да вот же! Отражение луча от пола. Вещь! Наклонился, параллельно уровню свежего отлакированного пола посмотрел из темного угла в сторону окна. Так и есть. Хорошо, что ума хватило не закрасить всё. Вот она, тропинка. Осталось только вывести этих двух уродов из углов. Через пять минут все сидели на кухне счастливые, закусывая галетами успех освобождения из лакового плена. Уже в дверях я был остановлен вопросом Кочурова:”Ты это куда собрался?” Правдиво-необдуманный ответ: “Домой, свои полы красить”. И, как приговор суда: “Здорово! Ты нам помог, а теперь мы с Вертом идем к тебе помогать. И без базара!” Господи, огороди!!! Ну что за день– то такой! Ну за что?! Художественный кошмар был закончен к исходу дня. В квартире стало значительно светлее. Нежно розовое покрытие домашней палубы производило непередаваемые впечатления на нервные окончания систем осязания и обоняния подводников. Лучи солнышка играли на белых потолках и подоконниках комнат лепестками роз. Понравилось всем, особенно жене. Когда она вошла в квартиру, спустя десять дней, то, пораженная этим сиянием нежного великолепия, чуть не упала в обморок. Потом, очевидно от умиления, рыдала часа три, а может и больше. Не знаю. Мы ушли в море на торпедные стрельбы на три дня. Вернулись своевременно, через две недели . И сразу же, по окончании описания мне Татьяной её истинного отношения к указанному выше коленкору, пришлось искать краску для полов чисто коричнево-густотертого цвета. А как всё красиво начиналось!
Три месяца первого лейтенантского отпуска пролетели быстро и в июне родная База по-матерински нежно встретила нас, построила на четвертом пирсе, зачитала Приказ Вышестоящего Командования, указала на наш одинокий пароход (над которым в период отпуска ставил свои опыты “ второй экипаж”) и милостиво разрешила вернуть его себе. Погрузить продукты и боезапас, предоставив на все 6 часов (возражения и убеждения командира, просьбы о предоставлении положенных трех суток - со ссылками на Руководящие документы, были решительно пресечены), по окончании которых, полумертвый экипаж на полуживой лодке после штабной панихиды, закончившейся прощальным поцелуем и заверениях в вечной любви нас Родиной, был вышвырнут в объятия Баренцева моря. Но в отличие от личного состава, бескорыстно выполняющего свой Долг, находясь в любом состоянии “убитости”, наш любимый «титановый домик» Высшего Приказа не понял, либо не захотел его понимать. При подходе к точке погружения - самостоятельно прекратила вращение радиолокационная антенна, остановив луч индикатора в направлении Норда истинного. ”Завис” перископ. Боевая информационная управляющая система остановила развертку тракта шумопеленгования гидроакустического комплекса и включила тракт звукоподводной связи, сама же начала считывание информации с приборов управления стрельбой, сверяя ее с данными штурманского комплекса. Пеленгатор радиолокационных сигналов аварийно выключился. Вся РТС, штурмана и минный офицер с открытыми ртами и абсолютно беременными, вывалившимися, как у жителей подводного мира глазами, тупо смотрели на взбесившиеся приборы. Такого еще наш «подводный челн» себе никогда не позволял. Все закончилось буквально через минуту. С резким толчком начала вращение антенна РЛС, ГАК и БИУС переключились в режимы, соответствующие тактической обстановке , у штурмана по автопрокладчику пополз”зайчик”. Весь правый борт облегченно вздохнул. По приказу командира с мостика было начато приготовление лодки к погружению. Сигнал боевой тревоги привел все в движение. Люди работали четко, слаженно, словно это было не 28 человек, а один большой всеуспевающий организм. Задраены верхний и нижний рубочные люки, личный состав замер на своих боевых постах. Рули переложены на погружение. Включена система. Но лодка тонуть категорически отказывается. Команда «Принять главный балласт кроме средней», похоже, ее мало волнует. Приходит время проявлять свое удивление левому механическому борту. В центральном – вселенская тишина, которую резко нарушает неприятное во всех отношениях для слуха подводников звуковое оформление падения аварийной защиты (АЗ) реактора. Абсолютно спокойная и не очень продолжительная речь любимого боевого командира: “П…ц ! Приплыли, твою мать! “ Нарастающий стон из груди командира БЧ-5 очень быстро и нежно переходит в чуть-чуть грубые и не совсем цензурные характеристики ряда конкретных должностных лиц с указанием имен, отчеств, фамилий, (причем несколько видоизмененных, определяющих их истинное место в животном мире), и рекомендации по дальнейшему использованию каждого. На все уходит не более 10-15 секунд корабельного времени и заканчивается боевым советом Четырех: механика, управленца, электрика и живчика (т.е. командира БЧ-5, командиров дивизиона движения, электротехнического дивизиона и дивизиона живучести соответственно). Со стороны притихшего Правого борта это действо до неприличия напоминало подсчет скальпов вождями североамериканских племен после победы над бледнолицей гвардией. О чем конкретно шла речь, осталось Великой Тайной. Но последнее слово командира БЧ-5 «Мать твою…!» было произнесено членораздельно и доходчиво. Именно оно было воспринято подчиненным ему личным составом с небывалым воодушевлением, подъемом и воспринято как Всемилостивейшее Благословение на подавление бунта металла. В 2 секунды центральный пост опустел. Механики рвались в бой, как татарская конница. Что-то где-то в утробе реактора зашевелилось, переключился свет, заработали механизмы, раздался шум воды, поступающей в цистерны главного балласта. Лодка начала медленно погружаться. Командир, оглядев всех нас, с великой тоской в голосе произнес:”Это же надо так “ запороть” пароход за каких-то три месяца! Слава Богу, ОНА вспомнила и узнала свой личный состав!” Это была первая и последняя забастовка « К-123 », идущей в море со своим родным экипажем-экипажем «К-123». Поморячив дней семь, мы вернулись в базу. Старший помощник начальника штаба, встретивший нас на пирсе, радостно сообщил, что на «К-123» назначены новый доктор и новый химик. Представил их . И добавил, что завтра кто-то из наших «люксов» ( они же - «лёг.си», они же-«лёгкие силы». Не путать с личным составом БЧ-5!) должен заступить начальником патруля по гарнизону. Матросов этот избранник судьбы и старпома должен взять в техническом экипаже. Когда СПНШ закончил свой спич, капитан 3 ранга Кузнецов, капитан-лейтенант Лысенко, капитан-лейтенант Антропов, капитан-лейтенант Михальчук и старший лейтенант Щуренко с уважением и благодарностью посмотрели на меня. Старпом, наблюдавший за этой «рулеткой» немигающим взглядом, добавил: “А по кораблю заступит лейтенант Вертинский. Вот и ладненько! Вопросы не принимаются. Годковщину на Флоте еще никто не отменял! Во всяком случае, я приказа такого не видел и об ознакомлении с ним не расписывался!” Заворачиваю за угол дома и сталкиваюсь с женщиной. И на «автомате» : ”Ой, тётя Валя, «здрасьте», извините, пожалуйста!” Она что-то ответила, сделала пару шагов. Остановилась, развернулась ко мне лицом и спросила: “Петенька, а где мама?” Память быстро зашуршала картинками детства и выдала: это мать кого-то из одноклассников. Здорово! Но кого - же именно? Лицо знакомое до безобразия! Нет, не помню. Столько лет прошло. И снова «автомат»: “А как Наташа, где она. Чем занимается?” Так, расспрашивая друг - друга, мы дошли до домоуправления. Мои моряки тактично шли сзади, разговаривая о чём-то своем. Последний, перед заходом на работу вопрос тёти Вали: ”А где ты теперь живешь , в каком доме? Семья здесь?” Отвечаю, что живу иногда на ПКЗ, иногда у ребят из экипажа или одноклассников по училищу, а жена и дочь в Питере. И жилье не обещают: «молодой ещё!». Она вернулась минут через пять: ”Пошли со мной.”Мы дошли до 25 дома.( Когда его ещё строили, я учился в 3 классе. После школы с Игорем Григорьевым бежали к башенному крану и подкладывали на рельсы гвозди. Шикарные получались ножи! Позже, в 5 классе, когда дом уже заселили, в подвале был медицинский склад. Мы периодически таскали оттуда стеклянные пробирки, засыпали их порохом, заливали сургучом – и в костёр. «Бомбочки» шарахали зверски!). Поднялись на пятый этаж. Тетя Валя открыла ключом дверь квартиры №39, зашли внутрь. У меня чуть не выпали глаза! Я никогда не видел чтобы пол по всей квартире, включая прихожую, был заставлен бутылками! “Ну, в общем, вот тебе ключ. Завтра до 18.00 часов принеси рапорт на имя командующего флотилией о предоставлении тебе этой жилплощади с визой своего начальника политотдела. Если начнет «завтраками кормить», скажи, что квартира уйдет в 3 дивизию. А я ему вечером еще позвоню домой. Все, пока! Работать надо. Будешь звонить маме, передавай огромный привет!” Только и успел сказать: “Спасибо, тётя Валя. ” В коридорчик зашли мои моряки. Присвистнули, закинув «бески» на затылок: ”Да-аа, мебель у Вас, таа-щ лейтенант, вполне!” Весьма вразумительный ответ: ” Ребята,… это не я,… это не моё,… я не знаю…” Договорить я не успел. Окна квартиры вместе с дверью чуть не вылетели от грохнувшего ржания этих двухметровых детей средней полосы России. По их предложению, основанному на отсутствии коменданта в «берлоге» (Годки! Оба главные корабельные старшины! Это вам - не плюнуть на спину!), я нес патрульную службу без уклонения от маршрута с одним бойцом. Второй в это время перетаскивал ДУКовскими мешками стеклотару к забору, ограждающему мирный покой офицерских семей от набегов солдат строительного батальона, которых и за людей-то никто никогда не считал ни на Флоте, ни в Армии; даже переходят они к месту работы и обратно только под усиленным конвоем. Печально смотреть на них - прямо как на кадрах фашистской кинохроники первых дней Великой Отечественной Войны. Когда, по маршруту, мы доходили до дома, происходила смена патрульного на приборщика. К двум часам ночи квартира была полностью вычищена, палуба вымыта, пыль удалена, вода из сливного бачка, перестав течь «самотеком», нежно журчала, наполняя бачок. Унитаз отдраен умелыми руками до умопомрачительного сияния. Здорово! Но мучила мысль - а не зря ли все это? А если начальник политотдела не подпишет рапорт? Но он подписал. Не задал ни одного вопроса. Даже выдал отпускной билет в городок. Чудеса! Через три дня - ордер на квартиру на руках. Новая проблема - ремонт, другая - пропуск в городок для семьи. Да и денег кот наплакал, до получки еще десять дней! На утреннем построении, после подъема Флага, в курилке Редькин спросил: ”Ты чё смурной такой, литинант?”. Я вкратце обрисовал ситуацию. Он хмыкнул: ”Не писайте на наши ботинки, литинант. Вы забыли, где служите!” Тут же - пилотка пошла по кругу. А на следующий день знакомый старлей из 11 дивизии, (мой одноклассник по Лицевской школе- Валерка Соколов) провожавший свою семью, привез из Мурманска обои. Лето на Севере- это пора «медвежатников». Семьи у всех на Большой земле. Напряженки с морями намного меньше, чем в другие времена года. Вот военные после службы и слоняются, как медведи-шатуны, по гарнизону. Переходят друг другу в гости. Потом - ещё в одни гости, потом ещё и ещё! И так до подъема флага. Причём, количество гостей нарастает в геометрической прогрессии по причине того, что гостеприимный хозяин и его гости переходят вместе к какому-нибудь Сереге, Коляну, Жеке, Толяну, Васясе, Сашкецу, Витьку или Петьке (это - касаемо только младших офицеров. Старшие офицеры тоже перемещаются, но уже к Петровичу, Степанычу, Корнеичу, Палычу, Калычу, Евстигнеичу). В общем, когда очередь дошла до меня- было что-то около трех часов ночи – по местным меркам - только вечер начался. Хотя, ночью это тоже не назовешь. Планетка-то, Солнышко, светит круглосуточно! Ввалилось человек семь - восемь (остальные подтянутся позже, это и к бабке не ходи! Они пока у кого-то в гостях). Пришли, как положено: со своим спиртом, томатным соком, спиртовым хлебом, огурцами, луком, сыром, колбасой, воблой и консервами - всем, что содержится в сухом пайке, полученном два дня назад. Не имела отношения к сухпайку только банка с томатным соком. Тяга к нему появилась в экипаже что-то около полугода назад, когда Аксёнов вычитал в журнале «Наука и Жизнь» какой-то бред, утверждавший, что стакан этого напитка (чистого, конечно не разбавленного «шилом» ) заменяет человеку сто граммов живого мяса. Эта информация была незамедлительно доведена до народа. Естественно, никто не поверил. Доктор с химиком тут же стали прикидывать, а сколько же мяса может заменить стакан «шила». Задумались все. Томатная мысль убивала оригинальностью представляемого вкуса. Аксёнов, как в бреду, всё повторял: ”Ну это же вкусно!!!” Когда думать надоело и было уже нечем, за всех ответил Кочуров:“Тося, хватит мутить! Вкуу-усно ему! Это же не персики в самогоне! Ладно, попробуем. Сначала без «шила», но потом - с «шилом».” Попробовали. К общему мнению не пришли. Вот теперь и таскались по всему городку ещё и с трех литровыми банками томатного сока. Так, на всякий случай, на любителя. А вдруг…? А ему , любителю, будет приятно! Ведь у нас же есть с собой! Пока накрывали на стол, прибыло ещё подводников штук четыре-пять. Поужинали. Перекурили. Поужинали ещё раз. Чей-то взгляд упал на стопку обойных рулонов, шепот: ”Оп-па нааа!” И началось! Команды радиоразведчика Редькина, как старшего по званию и более опытного, выполнялись молниеносно. Кто-то уже вернулся с ведром готового обойного клея, кто-то приволок стопку газет, кисти, скребки, ветошь. Сбегали домой к старпому, разбудили его, клятвенно заверив что на подъеме Флага все будут в строю, выклянчили ещё килограмма три «шила». ”Ладно, дам. но только для дела! редькин-старший! ” - спросонья прохрипел Александр Сергеевич. Со стен обеих комнат обои слетели на пол в пять минут. Скрежет скребков о стены, подоконники, о кафельный пол гальюна. Периодический перекус ( ну,за нас!…ну, за наш пароход!…ну, за наших жён!). В квартире уже появились представители второго экипажа (вот, мол, проходили мимо, решили зайти) конечно же со своим продуктово - «шильным» ( два килограмма) запасом. Чтобы помочь боевым товарищам, прибыли делегаты из соседней дивизии, до этого «гостившие» в квартире №38– со своими маринованными помидорами (!), маринованными грибами, ведром вареной картошки и трехлитровой банкой все того же «шила». Про хлеб все, естественно, забыли. Пока решали к кому лучше за ним бежать, в дверях тускло замаячил силуэт соседа из квартиры №40. В одной руке он держал два круглых, «мурманских», хлеба, а в другой…- литровую бутылку с «шилом»! Ремонтом продолжал активно руководить разведчик… До базы еле дотащились, но на подъем Флага прибыли своевременно, в полном составе. Даже приволокли с собой «военнопленных» - импортных ночных посетителей, которые, боясь потеряться, категорически и принципиально, во весь голос, настаивали на незамедлительном продолжении ремонта в квартире. Старший помощник после роспуска строя поинтересовался у Редькина - кто именно занимался обоями и сколько было к тому времени «отужино». Потом он долго, почему-то, смеялся. После обеда вызвал меня к себе в каюту, спросил когда должна приехать моя семья, дал пятьдесят рублей и сказал, что завтра суббота - парко-хозяйственный день. Но, с разрешения командира, я отпускаюсь старпомом в Мурманск за новыми обоями. Мой доклад о том, что обои наклеены ну просто классически, Александр Сергеевич выслушал с глубоким вздохом. И добавил: “ Я думаю, к вечеру у тебя все вопросы отпадут. По - возвращении в городок из Мурманска, доложишь мне о прибытии.” Вечером, у меня дома, братья по оружию осмотрели стены…Переглянулись, вздохнули и попросили привезти из Мурманска пива, дали кулёчек с деньгами и пригласили на «отвальный» ( а то ведь не доедешь!) ужин. Ранним субботним вечером я прибыл к Богатыреву домой для доклада - с рулонами обоев и тремя сетками, из которых, как минные рога, торчали горлышки пивных бутылок (Гады! Не встретили у автобуса, а до дома идти далеко, возвращаться вовсе «влом», но есть приказ…). Только три бутылки пива были Александром Сергеевичем приняты после долгих уговоров. Выслушав напоминание, что в понедельник на службу, я, грохоча стеклотарой, из квартиры старшего помощника удалился в Кочуровско - Аксёновском- Лысовском направлении. Там уже с нетерпением ждали. Праздничный стол по поводу возвращения в родные Пинаты накрыт. Вкусо-запахо-результат «шильно-сокотоматно-пивного коктейля через трубочку» я запомнил на всю жизнь. Аварийная кувалда - просто отдыхает под танком. После бурного обсуждения плана окраски полов, всеобще - хуральским собранием было решено добыть краску на следующий день у химиков из СРБ. Всю ночь и весь день переклеивал обои один, благоразумно отклонив поступившие предложения в оказании безвозмездной помощи. Получилось ровно, чисто и, на мой взгляд, вполне соответствовало текущему периоду международной обстановки, о чем и было доложено встретившемуся при переходе в магазин Кочурову. Прибывшие к вечеру братаны- проверяющие, осмотрев стены, с этим твёрдо согласились. Уточнив план действий на понедельник и распределив обязанности, к утру разошлись по домам. To be continued (Продолжение следует)
Офицер флота российской империи непобедим по той простой причине- что он офицер флота великой России. а другого нам господом богом и не дано! Помните это вы, стоящие ныне в строю, передайте это и потомкам вашим, которые после вас станут в строй. Адмирал Русского Флота Александр Васильевич Колчак
Так закончилась моя служба на «К-182» ”60 лет Великого Октября”и со смехом она началась на «К-123». В свой экипаж на свою лодку «Славную К-123» я прибыл 12 января 1980 года к подъему Военно-Морского Флага, причем не за 15 минут, как положено, а за 5(так как пропуска в «зону» у меня еще не было а дневальный и дежурный по КПП- дети солнечной Средней Азии- долго изучали предписание, выданное мне в штабе 3 Флотилии.) ,опередив приход командира капитана 1 ранга Гайдука В.Д.(на которого я не обратил должного внимания в связи с торжественностью момента своего прибытия ) буквально на несколько секунд, а точнее, метров на 25-30.Если говорить честно, меня несколько удивило то, что стоящий перед строем офицеров экипажа лодки старший помощник командира «К-123» капитан 2 ранга Богатырев А.С.,(о котором я ранее слышал, но увидел впервые так как во время моей стажировки он обучался на Классах)и к которому я направился для доклада, подал команду “Смирно! Равнение на средину”,приставив ладонь к головному убору , строевым шагом направился мне навстречу. Выполнив аналогичное движение правой рукой, я продолжал движение строевым шагом к старпому. Сначала мне показалось, что старший помощник, мягко выражаясь, решил пошутить. Но в Богатыреве было что-то стальное, отметающее всякий юмор. Я своевременно успел принять влево от траектории старпомовского торжественного перемещения ,почувствовав что-то, и тут увидел лица офицеров, которые задыхались, сдерживая хохот, но он вырвался после слов командира”Здравствуйте, товарищи офицеры!”Старший помощник командира немигающими глазами осматривал меня как какое-то инородное тело, с ног до головы, казалось, целую вечность. Когда анализ был окончен, он удивленно спросил:”Не понял! Ты кто такой?”- голосом, не предвещающим ничего хорошего .Вместо меня ответил командир: “А это, Александр Сергеевич, лейтенант Стрельцов, прибывший к нам для дальнейшего прохождения воинской службы - фрагмент картины Репина . Явление- типа «выкидыш- вкидыш» блудного лейтенанта из Третьей Флотилии тридцать первой дивизии в Первую Флотилию Шестую дивизию Краснознамённого Северного Флота ДЛЯ УСИЛЕНИЯ БОЕВОЙ ПОДВОДНОЙ МОЩИ НАШЕГО ГОСУДАРСТВА!».Займитесь им ОТДЕЛЬНО после роспуска строя!.” После роспуска строя, я был удален и «займит» старшим помощником в его каюте на ПКЗ, пришвартованную к 4 с норда пирсу ,выполнять команду о напечатании приказа № 11 по личному составу о прибытии, принятии дел и обязанностей , преступлении к их исполнению инженером по гидроакустическим средствам и средствам гидроакустического подавления лейтенантом Стрельцовым . На следующий день мы вышли в море для сдачи задачи, затем был контрольный выход [IMG]и 25 января 1980 года большая атомная подводная лодка «К-123» отвалила от четвертого с зюйда пирса губы Большой Лопаткина и вышла в свое второе автономное плавание имея на борту 8 лейтенантов выпускников ВВМУЗов 1979 года, для которых эта автономка стала первой. Во время контрольного выхода командир дивизии контр-адмирал Волков В.Я. предложил командиру оставить “молодых”в базе а на борт взять прикомандированных из других экипажей офицеров, прослуживших не менее 3 лет, так как планы были крайне серьезны, да и международная обстановка осложнилась. Но капитан 1 ранга Гайдук В.Д. ответил, что в случае войны он будет воевать со своим экипажем и других людей ему никто не даст. Позже я эту же фразу слышал от третьего своего командира- капитана второго ,а затем, первого ранга Богатырева Александра Сергеевича. Он, как и первые два ,окончил Нахимовское Военно-Морское училище. На период выполнения подводной лодкой «основного мероприятия», старшим на борту от командования соединения был назначен капитан 1 ранга Маргулис Петр Матвеевич, начальник штаба 6 дивизии. Дни пролетали незаметно: вахты, учения, изучение материальной части, тренировки ремонтные работы, сдача зачетов: на самостоятельное несение вахты, дежурству по кораблю, по устройству корабля. Все 8 лейтенантов крутились « как белки в колесе ».Так как типовые корабельные расписания на 705К проекте предусматривали строго ограниченное количество личного состава, то ремонтные работы выполнялись всеми свободными от вахт и учений членами экипажа. Специальность , в данном случае, значения никакого не имела. Приборки производились также всеми членами экипажа, не зависимо от занимаемой должности и воинского звания. Даже начальник штаба нашел себе объект -он протирал ветошью подволок в центральном посту и надраивал до умопомрачительного блеска распылители системы ЛОХ, которые еще при постройке лодки на СМП были окрашены аварийной краской, что вызывало чувство глубокой и неугасающей, как к блоку НАТО, ненависти у начальника штаба дивизии. «Вероятного противника» нам, благодаря умению и знаниям Гайдука и Маргулиса, удалось обмануть. Успешно преодолев его противолодочные рубежи, вышли в Гренландское море,”не имея на хвосте супостата”.В соответствии с планами и приказами, выполняли различные задачи, свойственные многоцелевым атомным подводным лодкам. Я думаю, не ошибусь, если скажу, что наша лодка в эту автономку первой совершила (из лодок этого проекта) проход под айсбергами ,под паковым льдом. Были случаи, когда ,в соответствии с полученными РДО, возникала необходимость в кратчайшее время переместиться на большие расстояния. Командиром принималось решение, лодка погружалась на глубину, мало отличающуюся от предельно допустимой, и со скоростью, близкой к скорости торпеды, осуществляла переход в расчетную точку океана. В этом же походе мне довелось установить свой первый акустический контакт с атомной подводной лодкой ВМС Великобритании, который продолжался ,в общей сложности, почти до 30 минут (с семью потерями контакта). Если даты указанных выше событий я назвать, по истечении длительного времени затрудняюсь, то 29 февраля я запомнил на всю жизнь, так как помощник командира по навигации- он же командир БЧ-1 капитан 3 ранга Кузнецов Владимир Викторович выступил в качестве прорицателя будущих событий, одно из которых касалось только меня и моей семьи: В 00.00 часов 29 февраля 1980 года на вахту заступила 1 боевая смена, в состав которой входил и я. Прибыв на свой боевой пост, принял его у инженера по вычислительной технике лейтенанта Вертинского Александра Владимировича, с которым ранее обучались в одном Училище .Изучив тактическую обстановку, доложил на ГКП:” ГКП- акустик. На БП-32 по боевой готовности № 2- подводной- первая смена на вахту заступила. В работе гидроакустический комплекс МГК-1001 в режимах ШП,ОГС .Угол наклона диаграммы направленности 0 градусов, накопление малое, горизонт чист. Вахтенный акустик-лейтенант Стрельцов” И вот после получения вахтенным офицером докладов со всех боевых постов, начались пророчества штурмана. Так как наши пульты расположены рядом, а акустический горизонт уже несколько суток не радовал слуха шумами винтов целей, я наблюдал за тем, как штурман зачищал лезвием карандаши .Это напоминало какой-то священный ритуал из жизни древних народов : застывшие глаза, застывшая улыбка на лице , торчащий изо рта застывший кончик языка и звуки, подобные бою далеких тамтамов дикарей, поступающие в атмосферу центрального поста из ноздрей «БЧ-первого», на меня оказывали гипнотически- завораживающее действие. Когда очередная жертва ритуала- карандаш М-1 занял свое место в стаканчике, лицо капитана 3 ранга повернулось в мою сторону. Очевидно мой взгляд, мало отличающийся от взгляда лягушки перед дальним походом в недра удава, был им воспринят с пониманием и одобрением. Застывшие глаза ожили ,улыбка пропала, язык, как выдвижное устройство, опустился в рот и занял там свое штатное положение. После чего, медленно и внятно, обдумывая каждое слово, он заговорил:”Ты, молодой, не переживай сильно. Не сын у тебя родится, а дочь. И не в апреле, а сегодня-как только ты сменишься с вахты. А сын у тебя родится потом, через полтора года.”В центральном повисла зловещая тишина. Когда я обернулся, то вся вахта БЧ-5 победно смотрела на меня, как на человека, судьба которого уже решена ,а командир БЧ-5 капитан 2 ранга Якименко Николай Григорьевич голосом до изумления похожим на голос экипажного оракула, поставил меня в известность о том, что штурман никогда не ошибается и ему нужно верить. Мою просьбу о переносе дня рождения ребенка хотя бы на сутки вперед( т.к.29 февраля меня, естественно, никак не устраивало),штурман воспринял вполне серьезно, долго смотрел на карту района плавания, приборы своего пульта, на «зайчик» автопрокладчика, опять- на карту и, наконец, вынес приговор:” Перенос- невозможен!”Личный состав 1 боевой смены от души поздравил меня. Этот случай как-то быстро мною забылся ,утонув в повседневных служебных заботах, в самодельных праздничных пельменях, которые под руководством начальника штаба лепили всем экипажем в честь Международного женского дня, в процессе извлечения больного зуба изо рта измученного болью инженера ППУ лейтенанта Кочурова Сергея Георгиевича .Причем самим процессом руководил капитан 1 ранга Маргулис , все команды и распоряжения которого репетовались и доводились до исполнителя -начальника медицинской службы ПЛ- капитана медицинской службы Киселева, непосредственным начальником больного- командиром дивизиона движения капитан-лейтенантом Пяташкиным Владимиром Константиновичем, в роли медбратьев выступали старший инженер по радиоразведке капитан-лейтенант Редькин Владимир Никонович и старший инженер РТС капитан –лейтенант Лысенко Вадим Иванович,”личное водоизмещение” которых вызывало уважение в сердцах офицерского состава атомохода. Когда все были готовы к исполнению своего гражданского долга перед боевым товарищем, помещенным в кают-кампанию, принявшую, благодаря заботам доктора и начальника химической службы капитан-лейтенанта Ваховского, вид зловещей помеси военно-полевого госпиталя, камеры гестапо и подвалов Святой инквизиции , раздался чей-то робкий голос: ”Нет новокаина, мы его при погрузке забыли на пирсе!” Первым пришел в себя Кочуров и радостно поведал свободной от вахты части экипажа, что у него ничего больше не болит. Предпринятая им попытка незаметно покинуть операционную была немедленно пресечена медбратьями, впечатавшими бывшего больного, а ныне (исходя из его же монолога) абсолютно здорового лейтенанта- инженера, в командирское кресло. Доктор сказал, что такое резкое выздоровление науке не известно. Все энергично закивали головами, выражая свое согласие с единственным человеком, имеющим определенные знания в области малоизведанной и не охваченной подводниками науки- медицины. Доктора авторитетно поддержал химик(возможно он тоже что-либо понимал в излечении ряда болезней, так как проживал, в соответствии с корабельными расписаниями, в одной каюте с доктором).НХС сообщил, что процесс не может быть окончен, если он не успел начаться. Повторное энергичное кивание. Решение молниеносно было принято начальником штаба :”Спирт!” На Святое Дело было получено 0,5 литра чистейшего ректификата у командира БЧ-5.Медбратья сняли пробу. Высказали одобрение. Началось обезболивание. Когда радужная оболочка глаз пациента стала по цвету идентичной цвету плафона дневного освещения каюткампании, доктор заявил:”Готово, больше нельзя, иначе он либо уснет, либо озвереет”.Капитан1 ранга Маргулис торжественно предложил лишним покинуть помещение. Операция прошла успешно. Больной почему-то выжил... И, мало того, широко расставляя ноги, прибыл в центральный пост в сопровождении бывших медбратьев. В кулаке был зажат удаленный зуб, который в течении многих последующих вахт нежно и с неподдельной любовью обрабатывался хозяином надфилями, шкуркой- нулевкой, войлоком, обильно натертым шлифовальной пастой. А когда работа была окончена, каждому члену экипажа зуб-памятник с гордостью демонстрировался по несколько раз в день ,после чего бесценный с точки зрения Кочурова, экспонат занял свое почетное место на хозяйской шее, благодаря предусмотрительно просверленной дырочке и вставленной в нее веревочке. В предшествующие возвращению в базу дни возросла нервозность, напряженность обстановки. НАТО проводило совместные учения. Авианосно- ударные группы блока утюжили океан между Исландией и Фарерскими островами. Флот Ее Величества “завис”между Британскими островами и Норвегией, перекрыв вход в Норвежское море. Вся акватория, казалось, была ”нашпигована” датчиками стационарных гидроакустических систем. Над водой зависали противолодочные вертолеты « Си-Кинг», летали «Орионы» Р-С3С», сбрасывая гидроакустические противолодочные буи. Периодически прослушивалась работа передатчиков сигналов пеленгования “квакеров”.Кроме того, возросла активность биологических шумов, забивающих полезный сигнал. Комплекс пеленговал одновременно до 15-20 целей, и далеко не все из них подвергались классификации. В Норвежском и Баренцевом морях ждала новая проблема- рыболовецкие суда. Постоянная опасность налететь на их тралы заставляла изменять скорость движения, курсы. Но рано или поздно всему приходит конец, мы подошли к точке всплытия. Вспыли в позиционное, и, затем , в крейсерское положение .Командир разрешил выход на мостик по 3 человека. Первая за 2 месяца выкуренная папироса вызывает неимоверное отвращение, но через 20 минут- опять на мостик, опять курить…А еще- после того, как в течении длительного времени вдыхаешь химически- чистый воздух, запах моря, воспетый поэтами, сильно отдает выгребной ямой рыбоперерабатывающего комбината и вдыхание этого морского аромата втечении 5-8 часов вызывает дикую головную боль. Возвращаюсь к событиям, указанным выше и имевшим место 29 февраля. Память восстановилась 16 марта ,когда лодка ,успешно завершив автономное плавание, прибыла в родную базу и пришвартовалась к своему пирсу под звуки дивизионного оркестра. Встречал нас весь штаб во главе в контр-адмиралом Волковым. Командир ПЛ доложил ему об успешном завершении плавания, о том, что матчасть в строю, личный состав готов к выполнению новых приказов Родины. Комдив поздравил построенный на пирсе вдоль корпуса лодки в две шеренги экипаж «К-123»,отметив наши заслуги перед соединением ,объединением и Краснознаменным Северным Флотом. К Волкову подошел начальник политотдела дивизии и что-то тихо сказал ему. Виктор Яковлевич обвел взглядом строй, нашел меня и объявил: - Стрельцов! Я тебя поздравляю, ты стал папой, у тебя родился…дочь! Пирс начал медленно уходить из-под ног: я увидел дату-29 февраля 1980 года…Помощник командира атомной подводной лодки «К-123» по навигации капитан 3 ранга Кузнецов В.В., стоявший в строю на дистанции вытянутой руки от меня, сделал резкий выпад в противополож ную сторону и по трапу забежал на корпус лодки. Я- за ним . Остановились мы у кормового стабилизатора –дальше было море. Стояли, смотрели друг на друга и хохотали.(А через год и три месяца у меня действительно родился сын.)
Наш командир роты обладал очень хорошей памятью в отношении четвёртого взвода. Кто писал рапорта на назначение на Тихоокеанский Флот- поехали на Черноморский, кто хотел попасть на Балтику- те на КТОФ, кто- по базам на Северный Флот- перетасованы безбожно… Я был направлен на Краснознаменный Северный Флот но не в г.Североморск-8, где перед окончанием училища проходил стажировку на «К-123»и, по запросу Командующего 1 Флотилией , должен был тянуть свою офицерскую лямку, а в поселок Гаджиево. Но, как оказалось, в гидроакустиках 3 Флотилия нужды не испытывала. Меня «перебрасывали» с лодки на лодку 4 раза, в конце концов- в сентябре 1979 года я был назначен приказом Командующего 3 Флотилией командиром электронно-вычислительной группы №2 радиотехнической службы на атомный подводный крейсер стратегического назначения «К-182» («60 лет Великого Октября»),которым командовал капитан 1 ранга ,а с 07.11.1979 года контр-адмирал Наумов Владлен Васильевич. Прибыв на корабль, при докладе командиру я сообщил о том, что я гидроакустик, а не вычислитель и БИУС наблюдал только со стороны(что фактически соответствовало действительности т.к. курсом обучения гидроакустиков эта дисциплина была предусмотрена как ознакомительная) и должен быть переведен для службы по месту вызова т. е. в Западную Лицу на «К-123» в соответствии в приказом Командующего Военно-Морским Флотом Советского Союза о направлении молодых специалистов только по специальности. Наумов, не ожидавший, очевидно, подобной наглости от молодого лейтенанта, поинтересовался все ли в порядке у меня с головой и вызвал старпома капитана 2 ранга Петренко, которому вкратце передал наш разговор. Тут же мне выдали 8 листов с вопросами по сдаче на самостоятельное управление: по устройству ПЛ, по дежурству и по специальности. Затем старпом привел меня в центральный пост, приказал сесть за пульт управления ракетной стрельбой БИУС и сказал “Гордись, молодой, это твой пульт с кнопкой от 3 Мировой войны(в правой части пульта под окошечком из оргстекла действительно была красная кнопка размером с юбилейный рубль, с надписью”ПУСК”) И не переживай, человека из тебя мы сделаем”. В этот же день я заступил дежурным по войсковой части 63900, через день- в гарнизонный патруль ,а сменившись -дублером дежурного по кораблю. Это, наверное, самые сильные впечатления о первых днях службы. А потом были бесконечные выходы в море ,сдачи задач в полигонах БП, выгрузки и погрузки ракет, торпед, продовольствия, ГСМ, аккумуляторных батарей и т. д. и т. п. Лодка была инициатором социалистического соревнования среди подводных лодок Военно-Морского Флота СССР ,с сильным ,дружным и знающим экипажем, «перволинейная» и, пожалуй самая боевая как в 13 дивизии, так и в 3 Флотилии. Думаю, именно это и послужило причиной того, что она беспощадно эксплуатировалась командованием. Командир во время построений экипажа на подъем Военно-Морского Флага при обходе строя здоровался за руку с офицерами(так было принято в экипаже),и протягивая мне руку, обычно делал удивленно-печальное лицо и интересовался по какой причине - я еще не на Славной « К-123», а на борту его крейсера и не заблудился ли я. Все офицеры улыбались. Сначала я обижался, но командир БЧ-1 капитан-лейтенант Волков сказал, что если командир про тебя вспомнил с утра, значит будет удачный день. Позже, я неоднократно испытал правоту штурмана и на себе. . В конце ноября 1979 года на Краснознаменном Северном Флоте проводились ракетные стрельбы на Приз Главнокомандующего ВМФ СССР. Как позже я узнал от начальника РТС капитана 3 ранга Кыбального М.В., командиру предложили заменить всех молодых лейтенантов на прикомандированных из других экипажей «зубров»в связи с серьезностью стоящей задачи. Наумов отказался и сказал, что если- война, то он будет воевать только со своими людьми и других ему никто не даст. Отстрелялись мы на «отлично»,попали в «колышек».Прошло почти четверть века, но когда это вспоминается- по спине проносится холод, такой же, как тогда, когда я нажал на кнопку «от 3 Мировой войны». Потом было 13 декабря и Приказ Командующего Краснознаменным Северным Флотом № 0573 о переводе меня в распоряжение командира войсковой части 30868(95155).Об этом объявил командир перед строем 25 декабря 1979 года и вручил выписку из Приказа. Перед уходом с корабля я пообещал начальнику РТС «поймать» его в полигонах, что вызвало почти истерический хохот всей радиотехнической службы. Последний раз я видел свою «первую офицерскую»лодку в Северодвинске в плавдоке Северного Машиностроительного Предприятия при перегрузке зоны в 1984 году. Кораблем командовал уже капитан 1 ранга Петренко, а из старого экипажа осталось не более трети офицеров. Дальнейшая судьба экипажа и самого атомного подводного ракетного крейсера стратегического назначения «К-182»”60 лет Великого Октября” мне не известна за исключением моего первого командира- контр-адмирала Наумова В.В., который перевелся в Ленинград и стал заместителем начальника Высшего Военно-Морского училища имени Ленинского Комсомола. To be continued (Продолжение следует)
