10 августа 1904 года на Особом совещании было принято окончательное решение о посылке в Порт-Артур 2-й тихоокеанской эскадры.
Не говоря ничего о том, как конкретно действовала бы эскадра на Дальнем Востоке, что делала бы в случае уже произошедшего падения Порт-Артура, план Николая- Рожественского ставил перед Русским флотом задачу небывалой сложности- перехода через два океана.
Поскольку радиус автономного плавания броненосцев составлял не более 3.000 миль, то в пути нужно было сделать не менее пяти остановок для загрузки углем. А с учётом всяких непредвиденных сложностей (поломка в пути, нападение японских миноносцев), число остановок могло значительно возрасти.
На всём 18.000-мильном пути у России не было ни одного порта, ни одной плохонькой военно-морской станции. Вход кораблям эскадры в любой иностранный порт был закрыт- это означало бы нарушение этими иностранцами нейтралитета и автоматическое вступление в войну с Японией. В случае крайней нужды заход в порт был возможен только на 24 часа, после чего русским кораблям следовало либо убираться в открытое море, либо интернироваться до конца войны.
Проблема снабжения углём была решена подписанием договора с немецкой частной Гамбургско-Американской линией. Её угольщики должны были поджидать Рожественского в точках рандеву и своевременно пополнять запасы топлива для машин. При том обстоятельстве, что заход в порт был невозможен, грузиться предстояло в открытом море.
Последнее никогда не бывает абсолютно спокойным, что исключает пришвартовку лихтеров к русским боевым кораблям. Стало быть, уголь нужно сначала перегрузить в мешки, затем перевезти с кораблей-доноров на корабли-реципиенты, втащить на палубы и ссыпать в угольные ямы. В ямах нужно было поступавший сверху уголь разравнивать и трамбовать, задыхаясь от жары (температура там достигала 60 градусов).
Каждый новейший броненосец требовал 1.200 тонн угля, причём брали больше, с запасом, размещая угольные кучи на палубах и чуть ли не в каютах. Эта регулярная погрузка «чёрного золота» вручную была подобна строительству пирамид египетских и подвигам воистину геркулесовым.
Для борьбы с возникающими неисправностями в состав эскадры была включена плавмастерская «Камчатка» с квалифицированными питерскими рабочими- добровольцами, а в штабе Рожественского находился флаг-инженер Политовский- большая умница, оставивший интереснейший дневник. Если бы не они, 2-я Тихоокеанская не добралась бы до Цусимского пролива.
«Иными словами, впервые в истории был создан плавучий тыл для материально-технического обеспечения перехода крупного соединения флота на отдалённый театр военных действий.» («Три столетия…». Т.2)
В случае же большой поломки, или внезапной атаки японских эсминцев, положение Рожественского становилось бы более, чем безнадёжным- ни одного сухого дока по пути! Единственный- во Владивостоке…
Таким образом, 10 августа 1904г. в высших петербургских сферах был задуман грандиозный план межтеатрового манёвра главными броненосными силами с Балтийского театра на Тихоокеанский.
В научно-фантастическо-пропагандистском романе Г. Адамова «Тайна двух океанов» (1939г.) в далёкое путешествие с Балтики во Владивосток отправляется одиночная супер-субмарина «Пионер». Те, кто читал эту амбициозную книжку, помнит, сколько опасностей и невероятных приключений пришлось пережить её храброму экипажу.
Между тем, переход одной-единственной подлодки в мирное время не таил в себе ничего сверхъестественно-необычного. Просто вымышленными подвигами у нас стремились затмить событие истинно великое и грандиозное- океанское плавание Зиновия Петровича Рожественского.
Забегая вперёд, скажу, что основное ядро 2-й Тихоокеанской преодолело все невзгоды и тяготы кругафриканского перехода, что в бухте Носси-Бэ на о.Мадагаскар соединилось с тремя броненосными крейсерами контр-адмирала Добротворского, а близ берегов Индокитая- с силами 3-й Тихоокеанской (вышедшей из Либавы 3-го февраля 1905г.) контр-адмирала Небогатова. Ни один корабль, включая транспорты сопровождения, потерян не был!
За одно это свершение имя адмирала Рожественского должно было быть поставлено число первых в истории Русского флота- ещё прежде имён Крузенштерна и Лисянского.
Капризом природы Империя Российская имела три совершенно изолированных военно-морских театра. И, если Чёрное море и Балтийское море были разобщены политически, то Дальний Восток был недоступен географически. Зиновий Петрович не побоялся принять вызов природы- и победил…
2 октября 1904г. 2-я Тихоокеанская эскадра вышла из Либавы навстречу судьбе. В её состав входили:
Эскадренные броненосцы «Князь Суворов» (флагман), «Император Александр 111-й», «Бородино», «Орёл», «Ослябя», «Сисой Великий» и «Наварин».
Крейсера 1-го и 2-го рангов «Олег», «Аврора», «Жемчуг», «Изумруд», «Светлана», «Дмитрий Донской» и «Алмаз».
Вспомогательные крейсера «Урал», «Кубань», «Терек», «Рион», «Днепр».
Плавмастерская «Камчатка», госпитальное судно «Орёл» (тёзка броненосца), транспорты «Малайя», «Русь» и др.
7 октября 1904г. была получена телеграмма о том, что контр-адмирал Рожественский произведён в вице-адмиралы с пожалованием звания «генерал-адъютант.»
-4-
Подробное описание перехода эскадры через два океана можно прочесть в замечательных книгах И. Бунича «Долгая дорога на Голгофу» и «»Князь Суворов»». Автор с присущим ему мастерством, используя богатый документальный материал, живо рисует нам день за днём эту борьбу с океаном- борьбу не на жизнь, а на смерть.
Главной задачей, поставленной перед вице-адмиралом, было «овладеть Японским морем». Сделать это предполагалось во взаимодействии с 1-й Тихоокеанской, деблокировав Порт-Артур с моря.
Известие о падении Порт-Артура и гибели эскадры Ухтомского пришло с опозданием- 26 декабря 1904г., когда корабли Рожественского достигли Носси-Бэ и встали там на двухмесячную стоянку. И на командующего, и на всю эскадру это известие произвело крайне удручающее впечатление.
Моральное состояние офицеров и нижних чинов имело важное, если не решающее значение для успеха всего предприятия. Между тем, барометр настроения русских моряков падал с каждым днём всё ниже и ниже.
Предполагаемая атака японских эсминцев, подвергнуться которой эскадра могла в любой момент, держала экипажи в постоянном нервном напряжении. В ходе «Гулльского инцидента» в ночь с 8 на 9 октября 1904г., когда за вражеские суда были приняты мирные английские траулеры, вызвало панику и открытие беспорядочной пальбы, в ходе которой пострадали как рыбаки, так и свои суда, и едва не спровоцировало войну с Великобританией. И до самого «дня Цусимы» 14 мая 1905г. русские моряки находились в постоянном напряжении- ночной кошмар встречи с японскими эсминцами, столь блестяще атаковавшими порт-артурскую эскадру 27 января 1904г., перманентно висел над 2-й Тихоокеанской, всё возрастая по мере приближения к японским берегам.
Не способствало подъёму боевого духа и то обстоятельство, что русских почти отовсюду гнали, точно шелудивых псов. Первый заход в иностранный порт Виго 13 октября был недолог- испанцы, напуганные международным скандалом вокруг «Гулльского инцидента»[27], отказались разрешить грузить уголь с немецких лихтеров и попросили Рожественского покинуть акваторию порта.
«А жаль, что не дошло до разрыва с Англией!»- заметил лейтенант Богданов капитану 2-го ранга Семёнову. «Почему так?» - «Да потому, что тогда, как вышли бы в море,- тут нас сразу и раскатали бы! А теперь- извольте за тем же самым ехать так далеко!»[28]
Довольно пессимистично для самого начала похода- если не сказать, мазохистически…
21 октября 1904г. эскадра пришла в Танжер, где воспользовалась гостеприимством султана марокканского. Английский консул попытался протестовать «по поводу нарушения марокканского нейтралитета боевыми кораблями воюющей стороны». Его протест превежливо отклонили…
29 октября пришли во французский Дакар. Там эскадру ждали немецкие угольшщики, но разрешения на погрузку командир порта не давал, а губернатор предложил провести сию операцию где-нибудь вне территориальных вод Франции. Пока шёл обмен телеграммами с Парижем, русские в лихорадочной спешке, на тропической жаре, начали перегрузку, принимая до 120 тонн угля в час- мировой рекорд!
Уже двенадцать лет, как союзный нам, Париж ответил категорическим отказом- отказом в разрешении загружаться углём в пределах своих территориальных вод.
«И, как будто всего этого было мало, «Гамбург-Американская линия» запретила своим угольщикам следовать за эскадрой и потребовала, чтобы пароходам были сообщены порты, куда собирается заходить эскадра, чтобы те могли заранее туда приходить. Рожественский сообщил в Петербург, что таких портов, которые могли бы быть указаны как места для погрузки угля, по пути эскадры нет и что все колониальные власти Африки предупреждены своими правительствами не допускать его эскадру в пределы территориальных вод. Адмирал просил правительство повлиять на «Гамбург-Американскую линию», чтобы та разрешила своим пароходам следовать за эскадрой и в хорошую погоду снабжать её углём в море при помощи баркасов.» (Там же)
Повлияли, разрешили. Ни в один порт русских больше не впустили. Погрузка угля в штормовом море превратилась теперь в экстремальное испытание, чуть ли не в подвиг. И никаких известий ни с Родины, ни с театра военных действий! Плюс эсминцебоязнь… Всё это не могло не действовать угнетающе.
Два месяца прошли в полной «автономке», пока 26 декабря эскадра не вошла во французский порт Носси-Бэ на Мадагаскаре, где была запланирована длительная стоянка. Радость возможности сойти, наконец-то, на берег, уничтожили отвратительные новости, достигшие Рожественского: гарнизон Порт-Артура капитулировал, 1-я Тихоокеанская эскадра потоплена на внутреннем рейде!!!
«В бухте весь остаток морской мощи несчастной родины,- записал Политовский по прибытии в Носси-Бэ. Здесь всё, что осталось у России. Неужели и это бесславно и позорно погибнет? Эскадра ещё довольно велика, но будет ли толк? Было больше кораблей, и те или разбиты, или лежат на дне морском. Неужели наши корабли завершат великую трагедию гибели огромного флота?»
«Измученные люди нуждались в отдыхе, а материальная часть в ремонте. Известие о гибели артурской эскадры и падении Порт-Артура потрясло всех. Боевой дух на кораблях падал. Все были уверены, что эскадру вернут в Россию. Видимо, передавая общее настроение, капитан 2-го ранга Семёнов, как никто жаждавший реванша за гибель своего любимого учителя адмирала Макарова и артурской эскадры, записал в своём дневнике:
«Если бы в Петербурге поняли всю безнадёжность (чтобы не сказать-преступность) нашей авантюры, если бы оттуда было получено категорическое приказание возвратиться,- я бы не только не возроптал… сказал бы от чистого сердца: «Слава Богу! Догадались вовремя!»… Не решусь утверждать, но смею думать, что адмирал держался приблизительно такого же мнения… Если среди нас, в тесном кают-компанейском кругу, не находилось человека, который рискнул бы сказать громко: «Нет надежды! Впереди- бесполезная гибель. Надо возвращаться!»- то мог ли адмирал, на которого «с верою и крепкой надеждой взирала вся Россия», сам заговорить о возвращении?» («»Князь Суворов»»)
Невольно вспоминается так тонко подмеченная Ф.М. Достоевским «боязнь собственного мнения» у русских людей («Бесы»).
Разве четыре с половиной месяца назад, 10 августа 1904г., на особом совещании у Николая, это не ясно было? Допустим, царь был полнейшим дилетантом и военной бездарностью, но его министры и флотоводцы-то?
«В мемуарах граф С.Ю. Витте пишет (со слов присутствовавшего на заседании министра иностранных дел Ламсдорфа), что на совещании все сомневались в целесообразности посылки эскадры. Но Николай 11-й решил отправить её «вследствие лёгкости суждения, связанного с оптимизмом, а с другой стороны, потому, что присутствующие не имели мужества говорить твёрдо то, что они думали»…» («Три столетия…» Т.2)
В течение семинедельной стоянки на Мадагаскаре (поджидали дивизию Добротворского и эскадру Небогатова) команды русских кораблей разлагались с ужасающей быстротой: повальное пьянство, драки, бесчинства, безысходность. Тех, кто особо уж «отличился», арестовывали и отправляли в Россию в дисциплинарные роты. Такое «наказание» мало на кого действовало, и некоторые офицеры предложили командующему эскадрой публично вешать дебоширов. Но адмирал неожиданно резко ответил: «Я не могу приговаривать к смерти людей, и так идущих на смерть».
Характер адмирала стал заметно портиться.
«Сам Рожественский, раздражённый и злой, почти не выходил из своего салона, лучше других понимая безвыходность положения. 20 февраля, в частном письме в Морское Министерство Рожественский писал, что он чувствует в себе недостаточно нужных данных для решения поставленной задачи и просит заменить его…» («»Князь Суворов»»)
Поддерживать дисциплину и остатки боевого духп можно было только выходами в море- на стрельбы и маневрирование. За эти семь недель было четыре учебных стрельбы, но отсутствие снарядов не позволило улучшить комендорское мастерство, окончательно подорванное длительным походом. Ожидалось прибытие транспорта «Иртыш» с 12” снарядами на борту. 26 февраля 1905г. «Иртыш» прибыл- но вместо снарядов привёз 12 000 пар сапог. Снаряды же были выгружены перед самым выходом транспорта из Либавы и отправлены во Владивосток по Транссибирской магистрали. Поставить адмирала в известность никто не удосужился…
Маневрирование в строю эскадры так же было просто безобразным. Несмотря на все усилия, исправить положение Рожественский уже не мог. Видимо, в одиночку это было для него непосильной задачей, а толковых и инициативных помощников у адмирала, видимо, не имелось. Контр-адмирал Фолькерзам, младший флагман, лежал в салоне «Осляби» смертельно больной. Разлагающиеся экипажи становились неуправляемыми…
27 февраля было получено сообщение агентства «ГАВАС» о разгроме армии Куропаткина под Мукденом.
3-го марта 1905г. 2-я Тихоокеанская в составе 45 вымпелов покинула Носси-Бэ и продолжила поход. В том, что их ведут на убой, на корм дальневосточным крабам, в том, что 18. 000 русских офицеров и матросов- просто пушечное мясо, уже никто в эскадре не сомневался. Даже разговоры на эту тему прекратились. Снова потянулись томительные дни в вязком, влажном тропическом климате, в пустынном океане. Снова перегрузка угля с лихтеров. Снова эсминцебоязнь ночами…
«Скорей бы…»,- с тоской думал каждый.
Лучше ужасный конец, чем ужас без конца.
Вице-адмирал Рожественский не раз и не два связывался с Петербургом, в открытую намекая не то, что на бесполезность дальнейшего следования к дальневосточным берегам, а на прямую гибельность такого следования. Но ему просто изменили задачу- вместо овладения морем теперь нужно было прорваться во Владивосток.
Русские моряки впадали во всё большую и большую прострацию.
Если в начале пути ещё говорилось о победе над Того, то теперь в кают-компаниях повис мрачный лозунг «корабль за корабль». Но и он никого не увлекал…
В целях экономии времени я привожу тут лишь малую толику из описаний крёстного пути русской эскадры. Ещё на пути к своей цели количество выпавших на её долю трудностей, испытаний и унижений превысило всё мыслимое и немыслимое. Остаётся лишь удивляться тому, что моряки, стиснув зубы, продолжали и продолжали безропотно выполнять долг свой.
«…несчастная русская эскадра,- пишет И.Бунич,- без баз и тылов совершила подвиг, который ни до, ни после неё не смог повторить никто. Ни одно правительство мира, кроме русского, не смогло бы бросить свой флот в подобную авантюру. В любой стране общественное мнение вынудило бы правительство вернуть эскадру. Но Россия, увы, это Россия и во все времена у её правительства, видимо, бессознательно, но очень отчётливо, бытует убеждение, что чем больше тем или иным способом удастся истребить собственных подданных, тем лучше будет для государства. В этом уникальность нашей страны…»
На заводские ходовые испытания подводного крейсера стремится попасть вся судоверфь. Как же, экзотика! Опять же, солидная надбавка к зарплате. Несмотря на безжалостную утруску сдаточной команды, полтысячи народа юркнут в прочный корпус. С той же настойчивостью, что и в отходящий автобус. Плюс полторы сотни экипажа. В прочном корпусе образуется муравейник. Но в природном муравейнике существует четкая организация: кому, когда и что делать. А здесь получается что-то похожее с Ноевым ковчегом. Только в отличие от него - в каждой паре по твари. Если члены экипажа на любой установленный сигнал, команду реагируют с быстротой и дисциплинированностью муравья, то сдаточная команда с точностью до наоборот. Дружное и экстренное проникновение в прочный корпус бывает у сдаточной команды только у достроечной стенки, перед отходом в море. В море начинается „экзотика”: - отменный флотский харч четыре раза в сутки; - сон до тех пор, пока не поднимут пинком и;… длинные, долгие очереди в гальюн. В промежутках, в три смены: отладка, наладка и предъявление систем заказчику. Не без этого. И все-таки, самый экзотический элемент ходовых испытаний ― посещение подводного гальюна. Когда этим экзотическим элементом сдатчик насытится по горло, он ждет очередного всплытия, как манны небесной. Для таких вот случаев в ограждении рубки перед выходом сооружается надводный гальюн. Временно. На одну дучку. Перед всплытием подводного крейсера только нижний рубочный люк ограждает задницу командира от бодливых голов страждущих немедленно выскочить наверх. Через десять минут после всплытия сдаточная команда рассредоточивается не только в ограждении рубки, но и в надстройке ракетной палубы. Горе тому подводному крейсеру, который по каким-то причинам больше не будет погружаться. Заявится к причалу зловонной лоханью. Слава Богу, за кратковременным всплытием должно быть погружение. И как можно быстрее. Напряженный план того требует. Сигнал и команда: ― По местам стоять! К погружению! ― давно загнала экипаж в отсеки. Остается загнать вниз сдаточную команду. А вот тут-то и выявляются в каждой паре по твари, которая считает, что вполне успеет вниз на полкорпуса впереди командира. Последним с мостика уходит командир. Он задраивает верхний рубочный люк. И загоняет лодку в глубину. Всей сдаточной команде каждый раз, чуть ли не под роспись, доводится случай, когда зазевавшийся посетитель надводного гальюна спас себя только тем, что не стал одевать штаны, а наоборот, шустренько сбросил их и… надрючил на командирский перископ и сам его облапил, как любимую девушку в вожделении. Командир не стал нырять вслепую, отдраил рубочный люк, глядь – а на его родном и любимейшем, командирском (!) перископе насажена голая жопа! Как вы среагируете на его месте?! Вот именно. Во избежание насадки голых жоп на командирский перископ, перед погружением старпом лично оббегает все закоулки надстроек и голосом бизона орет: - Все вниз! Погружаемся!.... Старпом ― это я. Все оббежал. Наорался досыта. Везде гулкая тишина. Вдруг, чу! Из выгородки надводного гальюна слышны постанывания полнейшего удовольствия. Заглянул через верх: ― Точно! Знакомая вязаная шапочка! И два дня назад, и четыре, при подобных погружениях после всплытия, мне приходилось силком выцарапывать из выгородки этого гальюнного мечтателя. ― Пп-па-жа-луй-ста! Мм-ми-ну-точ-ку! Я сей-час!…- сипел он, стеная в выгородке. Не иначе как „рожал” трехметрового удава возраста половой зрелости. Допек он меня! Пулей поднимаюсь на мостик и шепчу командиру свой план. Он его одобряет, и мы начинаем действовать ― Товарищ командир! Ограждение рубки осмотрено. Людей нет. Можно погружаться. Прошу разрешения вниз?… ― Есть! Погружаемся… Спускаюсь с мостика к рубочному люку, но, в люк не лезу, а под козырьком рубки возвращаюсь на мостик. Проорав пару ― тройку раз „Погружаемся!”, командир хлопает над собой рубочным люком и из боевой рубки дает команду на заполнение концевых групп цистерн главного балласта. Вместе со свистом воздуха, вырвавшегося из клапанов вентиляции концевых групп, как джин из бутылки, из гальюнной выгородки вылетел „мечтатель” в вязаной шапочке, путаясь в спущенных штанах. Он присел перед рубочным люком и завопил: ― Я здесь! Не погружайтесь!!… Пошлепав ладошками по рубочному люку, как заяц на барабане, он начал яростно и торопливо крутить барашек клапана вентиляции рубочного люка. Этого и ждал командир, торчащий в шахте люка. Он отдраил люк и выскочил наверх. „Вязаная шапочка”, судорожно натягивающая штаны, явилась пред рассерженные очи командира. Несколько мгновений, борясь с неудержимым хохотом, командир, как серый волк, разглядывал эту Красную Шапочку, а потом рявкнул: ― Вы откуда взялись! (В Бога, в мать, и в Карабаса – Барабаса). Вы что, не слышали команды ― «Погружаемся?!» Старпом осип от крика, я орал, как хрен недорезанный, а он здесь болтается? Где вы были, с какого х… сорвались?!… ― В туалете … прр-о-стите в гальюне был. Пе-ре-сталь-ти-ка, пони-ма-ете-ли, меня подводит… ― Немедленно вниз!…- громыхает „железом” командир. И весьма своевременно. На мостике, за герметичной стойкой пеленгатора, корчился от сдерживаемого хохота старпом. Мы погрузились после того, как командир перестал хохотать после одного только намека на пе-ре-сталь-ти-ку.
«16 марта 1905 года. …Семь лет тому назад в этот день Великий князь Кирилл Владимирович собственноручно поднимал на Золотой горе в Порт-Артуре русский флаг. Печальный юбилей… Как больно и грустно…»
Запись в дневнке Е.С. Политовского, флаг-инженера 2-й Тихоокеанской эскадры
-1-
В мировой цивилизации русские всегда стояли особняком. Думаю, что этот тезис не нуждается ни в пояснениях, ни в доказательствах. Особенности нашего национального менталитета уже не раз затрагивались при изложении этой версии событий, непосредственно приведших к поражению России в Первой мировой войне. Например, бездействие 1-й армии Ренненкампфа в августе 1914-го, когда всего в двух переходах к западу гибла в «котле» 2-я армия Самсонова. Наверное, победитель германцев под Гумбинненом всё ещё упивался победой в полном соответствии с русской поговоркой «Если рад- то до небес, если огорчён- то до смерти». В результате армия Самсонова была полностью уничтожена или пленена, а армия Реннекампфа с колоссальными потерями выбита из Восточной Пруссии.
Кажется, август- самый несчастливый месяц в России.
10 августа 1904 года, всего через 13 дней после того, как 1-я Тихоокеанская эскадра расписалась в своём бессилии перед четырьмя вражескими броненосцами, а 2-я японская армия начала осаду Порт-Артура, в Петергофе состоялось Особое совещание под председательством Николая.
Присутствовали: Великий князь, генерал-адмирал Алексей Александрович, Великий князь Александр Михайлович, управляющий Морским министерством адмирал Ф.К. Авелан, начальник Главного морского штаба контр-адмирал З.П. Рожественский, военный министр генерал В.В. Сахаров, министр иностранных дел В.Н. Ламсдорф, министр финансов В.Н. Коковцов.
Обсуждали: военно-политическую обстановку на дальневосточном театре военных действий.
«В ходе обсуждения… участники совещания высказали мнение: 1-ю Тихоокеанскую эскадру до прибытия на Дальний Восток подкреплений сохранить не удастся; нет какой-либо возможности использовать для базирования [2-й Тихоокеанской] эскадры нейтральные китайские порты или какой-нибудь остров в Тихом океане…
Некоторые из участников совещания высказали сомнения в целесообразности перехода эскадры на Дальний Восток … некоторые участники совещания рекомендовали задержать 2-ю Тихоокеанскую эскадру на зиму в Балтийском море, а за это время усилить достраивающимися кораблями…, повысить боеспособность эскадры, и с наступлением весны отправить их на Дальний Восток. Против этого плана решительно выступил З.П. Рожественский. Он отметил, что задержка выхода эскадры может расстроить с трудом налаженную организацию снабжения её в пути. Николай 11-й, выслушав мнения министров и военных руководителей, принял решение: выход 2-й Тихоокеанской эскадры на Дальний Восток до весны не откладывать; командующим эскадрой назначить З.П. Рожественского.» («Три столетия…» т.2)
Таким образом, никто, кроме главного флотского штабиста, не высказался «за». Причём за «за»- немедленное. Посылка флота в отдалённые воды сама по себе казалась участникам совещания предприятием небывало рискованным. Во всяком случае, сильно запоздалым.
«Решение же о посылке 2-й Тихоокеанской эскадры на Дальний Восток в условиях, когда 1-я эскадра практически перестала существовать как боеспособное оперативное формирование, а Порт-Артур уже не мог быть использован в качестве надёжной базы флота, теряло всякий смысл и ставило эскадру З.П. Рожественского на грань неоправданного риска уничтожения.» (Там же)
Тем не менее, государь (с подачи Рожественского) принимает такое решение. Действительно, как показывали самые элементарные расчёты, к тому времени, когда все восемь русских броненосцев дотопают до «Жёлтого Босфора» (так русские моряки называли Цусимский пролив), Порт-Артур падёт[26], а 1-я Тихоокеанская почиёт в бозе. «Боярин Зиновий и дружина его» (как скажет флагманский священник на торжественном молебствии 2 октября 1904 г., в день выхода 2-й Тихоокеанской из Либавы), останется с Соединённым флотом один на один- в открытом море, без баз, без подмоги, в 1.500 миль от спасительного Владивостока. Расстреляв боезапас в бою с броненосцами Того, она легко будет уничтожена на последнем переходе японскими эсминцами или минными заграждениями. Вот здорово-то!
По-русски это называется «Сгорел забор- гори и хата»…
-2-
В принятии рокового решения о посылке 2-й Тихоокеанской эскадры через два океана сыграл роль и такой фактор, как ввод в строй этим летом сразу четырёх новейших эскадренных броненосцев типа «Бородино»- «Бородино» (27.08.04), «Император Александр 111-й» (20.06.04), «Князь Суворов» (27.06.04), «Орёл» (достраивался в походе); почти готов был пятый корабль этой серии- «Слава».
Серия «Бородино» создавалась в рамках последней судостроительной программы 1898г. для нужд Дальнего Востока. Строились они по образу и подобию «Цесаревича», спроектированного и построенного французами.
Проект инженера Лагана имел преимущества- помимо двух сплошных броневых поясов высотой 1,8м. каждый, внутри корпуса находилась 38-мм противоминная переборка, обеспечивающая совместно с двумя небронированными переборками надёжную подводную защиту. Именно эта конструктивная особенность спасла «Цесаревич» 27 января 1904г., когда в броненосец угодила японская торпеда.
Имел он и недостатки- недостаточную броневую защиту мостика и боевой рубки. Именно поэтому в бою 28 июля погибли сначала контр-адмирал Витгефт вместе со со своим штабом, а затем и командир корабля, капитан 1-го ранга Иванов 2-й.
Тип «Бородино» был лишён этих недостатков. Бронированию уделялось больше внимания- если на «Цесаревиче» её масса составила 25,6% водоизмещения, то у новейших русских броненосцев- 30-32%.
Хорошо это было или плохо? С одной стороны, вроде, хорошо- результаты боя 28 июля показали абсолютное превосходство японских броненосцев в артиллерии, от их метких и частых попаданий и погибли Витгефт с Ивановым 2-м. Если бы флагманом был не «Цесаревич», а один из «бородинцев», то вполне возможно, что 1-й Тихоокеанской удался бы прорыв.
Но ничто не даётся даром, за всё нужно платить.
«Однако это не спасло новые броненосцы от чрезмерной перегрузки: их водоизмещение вместо проектных 13.516 тонн превысило 15.000 тонн, а осадка возросла на целый метр. В результате нижний броневой пояс полностью скрылся в воде, а метацентрическая высота снизилась до 0,76 метра против проектной 1,22м.» (А. Тарас, «Энциклопедия броненосцев и линкоров»)
Улучшенная схема бронирования пока что привела к тому, что броненосцы типа «Бородино» не смогли проходить Суэцким каналом. Путь их на Дальний Восток лежал бы вокруг Африки, через экватор, через «ревущие сороковые», в огиб мыса Доброй надежды, увеличиваясь на добрых 8. 000 миль.
А дадут ли дополнительные тонны брони преимущество в бою с японцами- оставалось пока что величиной неизвестной. Снижение метацентрической высоты означало и снижение остойчивости. Но ведь это не самое главное качество в эскадренном бою?
На нескольких дошедших до нас фотографиях «Князь Суворов», «Император Александр 111-й», «Бородино» и «Орёл»- гордые двухтрубные, двухмачтовые, двухбашенные красавцы. В каком ракурсе не взгляни, их выпуклость, сила и мощь непременно завораживают, и фотографиями новейших русских броненосцев можно любоваться часами.
Вот их характеристики:
Водоизмещение 15.275 тонн
Размеры 121,3м х 23,2м х 8,9м
Две паровые машины 15.800 лошадиных сил
Запас угля 1235т., скорость 17,2-17,5 узлов, дальность плавания 3.200 миль
Броня (крупповская): главный пояс 194-120 мм, верхний пояс 152-102 мм, башни главного калибра 254 мм, башни среднего калибра 152 мм, каземат 76 мм, палубы 89-76 мм, боевая рубка 203 мм
Вооружение: 4-305- мм, 12-152- мм, 20- 75- мм, 20- 47- мм, 2- 37 мм, 10 пулемётов; 4- 381 мм торпедных аппарата (2 надводных, 2 подводных)
Экипаж 858- 867 человек (30 офицеров)
Стоимость («Князь Суворов») 13. 840. 804 рубля
Думается, что ни царь, ни его адмиралы, ни офицеры, ни нижние чины, ни просто нормальные гражданские лица не могли смотреть равнодушно на этих величавых представителей Русского Императорского флота. Имея их в своём распоряжении, нельзя было смириться с мыслью, что броненосцы немедленно не вступят дело. Что, едва получив Высочайшее повеление, «Князь Суворов», «Император Александр 111-й», «Бородино» и «Орёл» радостно снимутся с якоря и, построившись в кильватерную колонну, отправятся через два океана, грозно ворочая башнями и застилая небо дымами из труб. Что, достигнув Дальнего Востока, броненосцы своими 12-дюймовками уничтожат и утопят «Микасу», «Асахи», «Фуджи» и «Шикишиму». Что флаг андреевский победно зареет над волнами тихоокеанскими. И т.д…
1 августа 1904г. контр-адмирал Рожественский уже поднял свой флаг на «Князе Суворове», ещё не прошедшем приёмо-сдаточных испытаний.
Помимо броненосцев типа «Бородино», Балтфлот мог отправить в дальний поход и более старые броненосцы- «Наварин» (1895г.), «Сисой Великий» (1896г.), «Император Николай 1-й» (1891г.), «Ослябя» (1901г.).
Ещё восемь эскадренных броненосцев (включая и новейший «Князь Потёмкин- Таврический») так и томились в бездействии на Севастопольском рейде. Из них уже формировали 3-ю Тихоокеанскую эскадру- но вход в Проливы был надёжно закрыт Парижским миром 1856г.
Таким образом, 2-я Тихоокеанская состояла бы из четырёх новейших броненосцев и четырёх … нет, не старейших, но «Император Николай 1-й», например, строился как таранно-рангоутный корабль лишь с двумя орудиями 12”, со скоростью в 14 узлов, мощностью паровой машины в 7.842 л.с. (вдвое меньшей, чем у «Бородино»). Скорострельность же его двух орудий составляла всего лишь 4 минуты 14 секунд. За это время японский броненосец успел бы засыпать его 20-ю 12” снарядами.
«Наварин» имел самое сильное бронирование (34% водоизмещения), но слабенькую скорострельность- 2 мин. 12 сек. Четыре его 12” орудия имели длину в 35 калибров, против 40 калибров у новейших и русских, и японских броненосцев.
О «достоинствах» «Осляби», представителя «ублюдочных» «Пересветов», уже упоминалось в предыдущей главе. Это быо весьма слабое судно, малопригодное для эскадренного боя.
Один «Сисой Великий» вполне соответствовал русским броненосцам последней модели.
Неоднородность отправляющихся в далёкий поход линейных сил Рожественского подчёркивалась включением в состав эскадры трёх броненосцев береговой обороны- «Адмирал Ушаков», «Адмирал Сенявин», «Генерал-адмирал Апраксин». Их пригодность в эскадренном бою легко оценить: «14 мая 1905г. «Адмирал Ушаков» получил попадание сначала 203-мм снаряда в правый борт, а затем 152-мм снаряда в нос- оба в районе ватерлинии. Первую пробоину удалось заделать, но от второй было затоплено всё носовое отделение до 10 шпангоута. Скорость корабля упала до 5 узлов…» (А. Тарас, «Энциклопедия броненосцев и линкоров»). А что сделалось бы с «Ушаковым», попади в него 12” снаряд, начинённый шимозой?
В состав сил Рожественского были включены крейсера и миноносцы. Если от последних в бою и был хоть какой-то толк (миноносец «Бедовый» принял тяжело раненного адмирала с борта полыхающего «Князя Суворова»), то крейсера были только обузой.
Но и боевая ценность четырёх лидеров 2-й Тихоокеанской эскадры была ничтожна. Толстая броня, грозные орудия и удачный интерфейс легко впечатляли русских, марокканцев и мальгашей, но у англичан и, в особенности, у японцев, суровый вид броненосцев типа «Бородино» ожидаемого эффекта не возымел.
«Досрочная сдача объектов в эксплуатацию» означала, что, во-первых, у них останется масса заводских дефектов и недоделок, устранять которые придётся уже в походе. Во-вторых, у экипажей броненосцев не будет времени не то, что освоить маневрирование в составе эскадры и провести как положено учебные стрельбы. У русских моряков не будет даже времени толком «осмотреться в отсеках».
Эти два фактора, с точки зрения человека разумного, исключали боевое применение новейших русских броненосцев в кампании 1905 года.
На исходе третья неделя похода. Миновали все натовские рубежи ПЛО, слежения за собой не обнаружили и теперь болтаемся на просторах Атлантики. Прячемся. Вдали от интенсивных океанских коммуникаций (дорог). Наша главная задача - скрытность и готовность к нанесению ракетно-ядерного удара. Прятаться нам еще пару месяцев, а потом тишком-тайком шлепать в базу. Старшим на борту - замкомдива Громов Борис Иванович.
Росточка, прямо скажем, ниже среднего, но весьма крепкого телосложения. Он уже крепко „надизелился” (от штурмана до командира дизельной подводной лодки), потом - командир атомной подводной лодки нашего проекта и вот теперь заместитель командира дивизии по подготовке командиров. Строгий в меру, напрочь лишенный хамства, весельчак и балагур. Его лицо описать мне не под силу. Каждая черточка его лица видимым образом источала открытость и доброжелательность. Он и в гневе-то был не страшен, а … обворожителен. Своей нотацией вызывал не страх у провинившегося, а стыд и искреннее раскаяние. На борту был уже опытный командир, но были еще и два командира после академии, не имеющие опыта командования атомоходом. Их-то, в основном, и наставлял Борис Иванович, будущий вице-адмирал и начальник Высших офицерских классов ВМФ СССР. Борис Иванович прекрасно дополнял командира дивизии контр-адмирала Шаповалова Владимира Семеновича. Они были чем-то похожи. Не только ростом, кряжистостью, обстоятельностью и обаянием. Подводники, от матроса до командира, за глаза, величали комдива - папа Шапа, а замкомдива - дядя Боря. Достойным подражания был и начальник штаба - капитан 1 ранга Юшков Виктор Владимирович, диссонирующий комдиву и замкомдива только одним - ростом. Гигант! Ручища - с совковую лопату. Силы - немеренно, а доброта плещет через край. Он тоже имел „кличку” - Нюша. Видимо, производную от НШ и Юшкова. Его почему-то побаивались. Особенно … офицеры штаба. Не раз слышал тревожный клич какого-нибудь штабиста: «Атас! Нюша идет! Сейчас даст нам пи…ды!». Со времен лейтенантской юности, до отставной скамейки ветерана, заслышав слова песни из кинофильма „Офицеры”: « Наш командир боевой, Мы все пойдем за тобой…» - немедленно отношу их к этим офицерам-адмиралам. Они были нашими Наставниками. С большой буквы. В семидесятых годах, деградирующая „руководящая и направляющая сила общества” начала плодить новую плеяду генерал-адмиралов. Под стать себе. Держиморд и скалозубов. Есть! Так точно! Никак нет! Ешь твою мать!!! Вижу грудь четвертого дурака, считая себя первым. Но… Мне несказанно повезло, что я еще застал Жуковых, Кузнецовых. Наших Кутузовых и Ушаковых. Помимо Бориса Ивановича, командиров-стажеров, были и другие нештатные личности на борту. Один из них - однокашник Бориса Ивановича, но в чине капитан-лейтенанта. Кузнецов Борис Александрович - командир группы ОСНАЗ. Радиоразведка. Пахари моря. Считалось, что их выходы в море на подлодках сродни или близки к увеселительному морскому круизу. А что? Чем не круизный режим, если лодка подвсплывает на сеанс связи и определения места не более, чем на 5-10 минут и раз в сутки? Послушал эфир, обработал информацию, доложил командиру и … рога в подушку. До следующего подвсплытия. Рай для отдельно взятой группы ОСНАЗ, на отдельно взятой подводной лодке! Так считало их высокое береговое начальство. Экономило на „нештатности” групп и запрягало группы на безвылазность из морей. Вернулись из похода на одной подводной лодке, а под парами уже стоит другая. Хорошо еще, если на пару - тройку дней удастся заскочить домой, детей пересчитать, женушку провернуть вручную. Все. Иди дальше, нажирай холку, барствуй! Штатная категория командира группы - капитан-лейтенант. А зачем ему звезды средней величины давать? Групман - он и есть групман. Пусть он довольствуется малыми звездочками. Их у него на каждом погоне по горсти. Как на звездном небосклоне. На борту к этим ребятам относились весьма уважительно.
* * * Рай боевого патрулирования заключался в том, что его размеренную жизнь (боевая готовность № 2, подводная), трехсменная вахта и, в промежутках - сон, еда, досуг (балдей - не хочу!), слегка омрачали лишь : боевые тревоги для подвсплытия на перископ, занятия, тренировки, учебно-аварийные тревоги по борьбе за живучесть корабля. Это все планово. Внепланово - обнаружение слежения за лодкой и … фактические аварийные ситуации. Основная заповедь подводника - при обнаружении нештатного появления воды или запаха гари - немедленное объявление аварийной тревоги для всего (!) корабля. Учебные тревоги объявляли только командир и старпом, но аварийную тревогу обязан был объявить любой (!), находящийся на борту человек. Первое поколение атомных подводных лодок было весьма щедрым на различные штучки, стыдливо именуемые „аварийная ситуация”. Не погрешу против истины, если скажу, что это „добро” выплывало не менее одного-двух раз в сутки. Поэтому учебно-аварийных тревог почти не объявлялось. Фактических хватало. Но не об этом речь. Собирался коротенько рассказать о своей „мести” приятелю за его „козу” при сдаче зачетов на берегу, а сам шлындаю вокруг да около. Короче. Прорвались мы на просторы Атлантики и зажили „райской” жизнью. Я - штурман, а приятель - уже помощник командира, капитан 3 ранга Жуков Борис Петрович. Но без допуска к самостоятельному управлению кораблем. И на счет „приятеля” я несколько подзагнул. Он заканчивал штурманский факультет училища в год, когда я там появился в первый раз и, разинув рот, слушал травлю моряков на Минном дворе училища. Но сейчас я уже был командиром БЧ-1 („бычком” - старшим штурманом), а помощник командира, хоть структурно и относился к группе командования атомоходом, но фактически был, более близок к „бычкам”. Опять же, оба были штурманами и выпускались из одного училища. На берегу он носился с зачетными листами, по суровой необходимости, а я, прямо скажу, из чувства здорового карьеризма. Борис Жуков, зная о „примочках” флагминера флотилии, пройдя через зачет у него, науськал меня на „протокольный” коньячок. Оказавшийся прокольным. Сейчас у нас, белизной простыни перед брачной ночью, сияли по два зачетных листа. Зачетный лист - это многостраничный манускрипт с графочками. На каждого флагмана - несколько графочек. Зачетный лист пакуешь в папку и, совмещая свои и флагмана, временные возможности, стремишься заполучить в графочку оценочку и подпись. Оценочки ниже „хор” считались подтверждением твоей полной идентичности с двугорбым верблюдом. Поэтому к некоторым флагманам приходилось бегать до … измора оного или получения „хор”. Измор флагмана - путевка на берег, а не на капитанский мостик. Вот уж тут совали нас носом в свое дерьмо, как нашкодивших котов, славные наши „флагмехи” - мотыли! А как валтузили кандидата в командиры флагманские: медики, химики, физкультурники? ОУС (отдел устройства службы)?! Если бы вспыхнувшая звезда на небосклоне маринистики - Александр Михайлович Покровский прошел стезю зачетов на самостоятельное управление кораблем, он бы свои „покровки” черпал ежесуточно и ведрами. И очень долго. До бесконечности. Валентин Пикуль, царствие ему небесное, не исчерпал кладезь архивов, ушел из жизни. А здесь и не надо было тратить время на археологию архивов. Каждая графочка зачетного листа - байка морская, на зависть Станюковичу, Соболеву, Пикулю и Покровскому с его „братьями”. Впрочем, Саше Покровскому, кажется, хватает для маринистики и своего опыта службы на потаенных судах химиком…. Опять направился „не в ту степь”. Вернемся к нашим баранам, то бишь ко мне - штурману и Борису Жукову - помощнику командира, и к тому моменту, когда наш атомный подводный ракетоносец вступил в полосу „райской” жизни. На наших листах, при заполненных графах всеми флагманами (а крови-то они нам попортили - не передать. Животворной осталась самая малая толика), остались графочки (на двух листах) командования дивизии, флотилии и флота. - Штурман! Нам с тобой здорово повезло. На борту Борис Иванович. Давай будем насиловать его днем и ночью, как только появится в штурманской рубке … -?… - Что вылупил зенки? Дурень! Будем насиловать зачетами … - Скорее он нас будет насиловать, а не мы его … - Не цепляйся. Это не важно, кто кого будет насиловать… Ты только не забывай меня оповещать, когда он будет появляться у тебя… Шепни вахтенному офицеру… Он меня разыщет, и я тут же примчусь. Я и зачетные листы буду хранить у тебя, в штурманской рубке. Идет? - Заметано!… Мы начали „насиловать” Бориса Ивановича. С предварительной разведки боем - определения пристрастий Бориса Ивановича. Поскольку в моем дальнейшем повествовании будут фигурировать три Бориса, то для краткости условимся: Громов Борис Иванович, замкомдива - Б.И., Жуков Борис Петрович, помощник командира - Б.П., и командир группы ОСНАЗ, - Кузнецов Борис Александрович - Б.А. Идет? Поехали „насиловать” Б.И. Он великолепно играл в шахматы, настольный футбол и самую распространенную игру подводников и кавказцев - нарды (коша или шишь - бешь, по-флотски). Играл Б.И. великолепно и в соперниках признавал только достойных противников. Расстраивался только в двух случаях: когда ему попадался слабый соперник и когда сильному удавалось у него выиграть. Когда это случалось, он отодвигал нарды, шахматы, „футбол” и заявлял: - Не игра, а поддавки (слабак попался), или …. - Что-то нет у меня полета мыслей. (Проиграл). Засиделся я что-то. Надо размяться. - Пригласите ко мне помощника командира! - в том и другом случае. Б.П. мигом прибегал. - Борис Петрович! Не возражаешь, если мы прошвырнемся по кораблю? - Никак нет!… - Вот и славненько … И они отправлялись „прошвырнуться” по кораблю. На Солнце тьма пятнышек и пятен. А на корабле? То-то. После прошвыра они возвращались в центральный пост - ГКП (главный командный пункт - 3й отсек) и заходили в штурманскую рубку. - Штурман! Ну-ка глянь, что у тебя делают бойцы в гиропосту … И я уходил в гиропост, ниже палубой. Кстати, рядом с гиропостом была у нас курилка, куда вечно толпилась очередь. Пока Б.И. беседует с Б.П., на ГКП неотлучно находятся командир и старпом, что позволяло мне, как вахтенному штурману, юркнуть в курилку без очереди. Во что выливались „прошвыры” для Б.П., рассказывал он сам. - Помощник! Ты-то теперь понимаешь, по чему мы с тобой прошвырнулись? Это не корабль, а лохань! Глаза бы мои не глядели! … вполголоса говорит Б.И., притянув Б.П. за пуговицу репсухи (васильково-синенькая спецуха, „РБ” - называется),… - Ты согласен?… - Так точно!… - ответствует Б.П. - Вот видишь! Я уж не буду командиру и старпому раскрывать глаза на то, как они успешно превращают боевой корабль в задрипанную лохань. Да и не их в этом вина, а твоя… Осмотрись и почаще, почаще бегай по кораблю. Проникайся к нему любовью, как к девушке… Он тебя отблагодарит…. Понял меня? - Так точно! Та-ащ … - Борис Петрович! Ну что ты все долдонишь, как матрос-первогодок, - есть! так точно! никак нет!? Я ж тебе не порево-дралово здесь учиняю. Не рога отшибаю, а на путь истинный наставляю. Понял? - Понял, Борис Иванович. А можно вопрос? … - мгновенно реагирует Б.П. на смену обстановки. - Валяй!… - Борис Иванович, зачетик мне бы сдать … кидается, как в омут, Б.П. - Во, оборзел помоха! Два часа вынуждал меня шататься по дерьму, а теперь суется с зачетным листом! А по морде не хочешь? Ступай отсюда, пока не поздно!… Б.П., ланью быстрой, выметался из штурманской рубки и, ссыпался в курилку. Корчил радостную гримасу и врал мне, что „почти сдал зачет”. - Иди быстрей в рубку, может и тебе удастся что-то сдать … - Это-то после променада по кораблю? Ври, да не завирайся… -Ладно, ладно. Не выпендривайся и дуй в рубку. Я мчался в штурманскую рубку. Б.И. шерстил навигационный журнал и что-то сосредоточенно вымерял на карте. Торчу столбом, упираясь головой в подволок рубки. - Я тебе сколько раз буду говорить, чтобы ты не торчал рядом со мной столбом. Сядь на сейф и немедленно… - бурчит Б.И. Усаживаюсь на сейф с картами. - Вот теперь и побалакаем, глаза в глаза …- удовлетворенно хмыкает Б.И. Дотошно разбирался с моими расчетами счислимого места и, если мне удавалось его убедить, делал утверждающую запись в навигационном журнале. Но бывало, что не утверждал. - Ну, брат, что-то ты здесь намудрил с расчетами! Это не счислимое место, а район счислимого места. На подвсплытии сам определюсь. Если врал - выпорю на конюшне! Понял? - Понял, Борис Иванович… - То-то же! А сейчас позови мне Бориса Александровича… Приходил Б.А., однокашник Б.И., капитан-лейтенант, но самый сильный и неподкупный (он не считал для себя возможным проигрывать из лести кому бы-то ни было) соперник. Они располагались на диванчике в штурманской рубке и начинали игру. Это была не игра, а битва титанов. На равных. С переменным успехом. По множеству партий, их число (партий) строго обусловливались. Игра прекращалась только на период общекорабельных мероприятий (еда, подвсплытие или по фактической аварийной тревоге, иногда - по выходу в условную атаку по случайной цели) или, по обоюдному согласию на „ничью”. Оба оставались весьма довольны таким исходом, Б.И. - источал добродушие, а Б.А. бахвалился в кулуарах курилки, что: - Б.И. начинает кое-что соображать в игре. Это приятно. Но… придется его пару раз отодрать, как сидорову козу, чтобы не зазнавался …. Когда игра заканчивалась победой Б.И., в самое кратчайшее время весь корабль знал, что: - Понапихают в прочный корпус слабаков, зелени подкильной и … не с кем перекинуться в интеллектуальную игру … Это вещал Б.И. Светился довольством на весь ГКП, ярче подволочных корабельных светильников. Курилка ржала над Б.А.: - Что-то ты сегодня, Б.А., весьма смахиваешь на сидорову козу … - Дурни вы стоеросовые! Я же специально поддался, чтобы он вас не драл, как сидоровых коз…. Неужели вы этого не понимаете? … оправдывался Б.А. А в это время Б.П. на рысях мчался на ГКП, хватал в штурманской рубке свою папку с зачетными листами и начинал усиленное „слежение” за всеми перемещениями Б.И., периодически настигая его и вскрикивая: - Борис Иванович! Зачетик бы мне сдать… - Отстань! Дай осознать и осмыслить триумф победы … уклонялся Б.И. Когда о триумфе победы узнавали старпом, командир и два командира- стажера, Б.И. зычно, на весь ГКП, заявлял: - Б.П.! Марш на конюшню (штурманская рубка)! На экзекуцию! Пока Б.А. зализывает раны, я понюхаю, чем дышит помощник… Через час - полтора Б.П., взмыленный, но довольный, вываливался из штурманской рубки и утробно ревел: - Законопатил еще одну (две-три) графочки!… Он очень быстро просек ситуацию, благоприятствующую сдаче зачетов и оседлал ее прочно. Вот что значит многострадальный опыт! Капитан 3 ранга, а не старлей, кем я был в ту пору. В сдаче зачетов он резко вырвался вперед и это несмотря на то, что Б.И. не менее полусуток проводил в штурманской рубке. Ежедневно. - Боря! Поделись опытом с салагой. Образумь несмышленыша. Мне очень редко удается расколоть Б.И. на зачет. Уклоняется, как от торпеды. Быстро и решительно!… - прошу Б.П. - Не спеши в пекло поперед батька! Служи, как пудель, салага, и учись, пока я жив!… - регочет Б.П. Но и карась-салага не дремал. Очень скоро выявил, что Б.П. нашел способ планирования успешной сдачи зачета. Способ был прост, как репа, но требовал строжайшей конспирации. - Боря, выручай! - подкатывает Б.П к Б.А. - Мне сегодня сдавать зачет. Продуй Б.И., что тебе стоит? С меня, сам понимаешь, бутыльброд… Принципиальность Б.А. рассыпалась, как карточный домик в предвкушении стопаря шила с бутербродом, украшенным икоркой. Поломавшись несколько секунд для приличия, Б.А. соглашался: - Ладно, так уж и быть. Готовь бутыльброд, а я пошел на плаху к Б.И….. Когда начиналось сражение титанов, Б.П. мчался в свою каюту, судорожно листал конспекты и книжки по спланированному зачету. И ждал моего кодированного сигнала - „Дыня”. Пока Б.И. рассказывал, как он „разделал под орех” Б.А., тот заглаживал горечь поражения шильцом, разведенным по широте Заполярного круга. Под красную икорку. Далее Б.А. отправлялся в курилку, а Б.П., получив мое оповещение, мчался к Б.И. Графочки у Б.П. успешно заполнялись, а на мои у Б.И. не находилось времени. - Б.П. ближе к провизионкам, а я ближе к Б.И. Надо этим воспользоваться …- наконец-то сообразил и салага. Очередной сговор Б.П. с Б.А. Сражение с заведомо известным исходом, но… - я не даю сигнала „Дыня” помощнику, а сам подкатываю к Б.И. - Борис Иванович! Сил нет, как хочу сдать зачетик … - А что? Давай-ка и тебя проверим на герметичность…- светится благосклонностью Б.И. Через полтора часа, под зубовный скрежет Б.П., и я хвалился парочкой заполненных графочек. Б.И., отвергнув притязания Б.П. на сдачу зачета, отправился в каюту. Передохнуть. Б.П., затолкнув меня в штурманскую рубку, учинил разбор полетов. Внешне Б.П. был совершеннейшим симпатягой. Среднего роста. Ладно скроен и крепко сшит. Всегда с аккуратной прической белокурых, вьющихся волос. Глаза - серо-голубые, с белыми, но длинными ресницами. Ариец, да и только. Говорит четко и понятно. Не мусорит свою речь лишними междометиями. Матерным языком не злоупотребляет, кроме случаев крайнего возбуждения или гнева. В гневе его прекрасное русское лицо преображается далеко не в лучшую сторону. От внешних дужек ноздрей, двумя скобами до подбородка образуются уродливые складки. Голос, баритон, начинает заполняться желчной скрипучестью. Симпатяга остался за дверью штурманской рубки, а передо мной скрипел и громыхал громом непосредственный и старший начальник в одном лице. - Штурман, бля! Ты какого х… не оповестил меня, а сам полез к Борису Ивановичу?… - А что, нельзя? Чего это ты уготовил для меня роль оповестителя?… - Да ты что дуриком-то прикидываешься?… Я пою, кормлю Б.А., чтобы он проигрывал, а ты будешь пожинать плоды? Вот те х…!… - в запальчивости раскалывается Б.П. - Вот те раз! Ты что, и в самом деле ченчуешь с Б.А. таким образом?… - изображаю удивление. - Ты только об этом не проболтайся. Иначе нам всем хана …- разом сникает Б.П. - Не проболтаюсь. Ну, а ты, Борис Петрович считай, что это был мой ответ лорду Керзону … - Какой ответ и какому еще Керзону?… - А помнишь, как ты меня науськал заявиться к флагминеру флотилии с „протокольным” коньячком?… -А-а! Ха-ха-ха! … - развеселился Б.П., и вновь стал обаятельным мужиком. - Подписываем конвенцию о предотвращении инцидентов в море? … - продолжая смеяться, предложил Б.П. Весьма своевременно. Ибо Борис Иванович начал охладевать к игре в одни ворота. Подвернувшийся случай вновь разогрел его интерес. - Не найдется ль для мальца полстаканчика шильца … - промурлыкал Б.А., как-то появившись в штурманской рубке. В руках он мял хорошую тараньку. - Шила в мешке не утаишь! Сейчас, Б.А., спроворим. В самый раз будет, обед на носу. Перо - сам Бог велел!… - поддержал я его усмирения, достав канистрочку из сейфа. - А ты что, не будешь что ли? … - завидев на прокладчике один стопарь, удивился Б.А. - Извини, нет. В море у меня это дело организм не принимает. Даже вино не пью… - Не может быть! Ты либо больной, либо малахольный. Впрочем, как знаешь … - Б.А. выверенным движением отправил содержимое стакана по прямому назначению. Крякнул, нюхнул тараньку и стал ее чистить. - Ты, вот что … скажи вестовым, чтобы они твое вино мне отдавали. Идет?… - Где наше не пропадало? Идет. Только ты должен будешь выигрывать у Б.И. тогда, когда я скажу. Идет?…- выставил я свое условие. Для чего? Я и сам не знал. Видимо из подспудного духа противоречия, Б.П. просит об одном, а я о другом. Посасывая ломтик тараньки, Б.А. уставился на меня несколько удивленным взглядом, что-то прокрутил в мозгу и молвил: - Это не проблема. Отдеру, будь спок. Только на фига это тебе надо? Но ни словом не обмолвился о том, что Б.П. просит о противоположном. Как к концу похода признался нам Б.А., в этой ситуации он мгновенно просчитал открывающиеся перспективы. Выиграл - получил приз, проиграл - опять приз. Не жизнь, а малина! -Ну-ну, сказал я сам себе. - Я этих салаг раскручу так, что они с ночи будут думать о том, как обеспечить мой предстоящий день. Чтоб все было чин-чинарем: перзав, перо и перу. Небольшое пояснение. Перзав -лечебно-профилактический стопарь перед завтраком, перо - законный, наркомовский, перед обедом, и перу - поощрительный, после трудов ратных, перед ужином. Турниры Б.И. и Б.А. приобрели более напряженный характер, но … завершались в рамках, строго оговоренных секретной конвенцией. Ничья - мой день сдачи зачетов. Победа Б.А. - променад по кораблю. Не без головомойки Б.П. Чего греха таить, в этот день и мне доставалось от Б.И. в результате круглосуточной близости. Не забывал в этот день спустить на меня собак и Б.П. Как-никак помощник командира, каптри и на пару лет старше по возрасту. Всегда, в любой день, был доволен и сладострастно потирал руки Б.А. Каплей. Групман. Как-то выявили слежение за собой и много суток носились по океану, пытаясь оторваться. Вроде бы оторвались, а может, американцы натешились погоней и решили дать передых своим противолодочным силам, да и уже пора было смещаться в сторону дома. Турниры возникали спонтанно и слабо соответствовали условиям конвенции. Несколько „ничьих” подряд, утвердившееся доверие Б.И. к работе штурманской боевой части позволили мне по графочкам сравняться с Б.П. Допустил непоправимый промах и сам Б.П. Как-то имел неосторожность упрекнуть Б.А. в борзоте и невыполнении конвенции: - Не слишком ли много „ничьих”? Не оборзел ли ты Б.А.? Может мне пора лишить тебя стопаря? А?… - Ах, так! Ну, ты еще побегаешь за мной, как половой в кабаке, с рюмочкой и икоркой на подносе!…- вскипел праведным гневом каплей Б.А. Разносил он Б.И. на всех полях: шахматном, футбольном и коши. Променад по кораблю стал столь частым, что Б.П. почти не появлялся на ГКП. Убегал в корму до самого девятого и десятого отсеков. Лично руководил командирами отсеков по возвращению „лохани” в первозданный вид корабля-атомохода. Почему-то он решил, что в этом прослеживается рука штурмана. - Ну, бля, штурман! Это твои ответы лорду Керзону? Ты у меня на берегу напляшешься, через день будешь носиться с „макаровым” (пистолет”) на жопе, по патрулям и дежурствам, как баба с писаной торбой…- как-то выпалил он, ворвавшись в штурманскую рубку. -?!… - Не делай вид, что ничего не понимаешь…- и убежал, не утруждая себя мнением второй стороны. До прихода в базу мы не общались. Породнить меня с „макаровым” (помощник расписывает офицеров корабля на все наряды) ему не пришлось. В горячности он, видимо, забыл, что я был с другого экипажа и сойду с корабля сразу по возвращении в базу. Будем служить на одной флотилии, но на разных кораблях и на разных дивизиях. От наставничества Бориса Ивановича Громова, и не только в этом походе, мы очень много получили хорошего. Через десяток с небольшим лет Борис Петрович Жуков приведет новейший и мощнейший рпк СН 667-БДРМ проекта на нашу флотилию. К этому времени я, четыре года откомандовав рпк СНом (ракетный подводный крейсер стратегического назначения) 667-БД проекта, уже два года был в должности замкомдива по подготовке командиров и стремился, хоть в чем-то, походить на моих адмиралов-наставников. Их наставления хотелось и надо было записывать в ЗКШ. И хранить вечно. Что я и делал. Сейчас, с удовольствием, озвучиваю.
Прошло 14 лет после Особого совещания, принявшего решение о строительстве 24 эскадренных броненосцев- основы океанского флота России, и определившего перспективы морской стратегии Империи. На первом месте, напомню, стоял Черноморский флот, главной задачей которого была определена атака Босфора, на втором- Балтийский, долженствующий остаться сильнейшим флотом в бассейне. И только на третьем- флот Тихоокеанский, способный решать задачи разведывательные и сугубо оборонительные.
Выполнить первую задачу было реально в период с 6 июля 1895г. до 5 декабря 1896г., когда Николай 11-й принял решение от штурма Босфора отказаться. Сие означало, что 6 готовых и 1 строящийся броненосец Черноморского флота оказались невостребованными, т.е построенными зря. Работы для них в бассейне не было, вывести корабли через Проливы для использования на других театрах - невозможно.
Остаться сильнейшими на Балтике у нас тоже не получалось- в гонке военно-морских вооружений Германия опережала.
Зато Тихоокеанский театр сулил огромные перспективы.
В сторону Дальнего Востока внимание молодого государя направляли такие влиятельные лица, как Великий князь Александр Михайлович, адмирал Ломен (флаг-капитан царя) и др.
«В морском ведомстве с 1895-го года появляются отдельные, потом приобретающие всё больший авторитет, мнения о необходимости усиления нашего флота на Дальнем Востоке и о создании там постоянной эскадры.
При обсуждении новой судостроительной программы, составленной в 1895-м году, раздаются голоса, что надлежит пересмотреть основные задания, установленные в 1881-м году, ориентировав таковые на Тихий океан». (Петров)
И Николай с этими голосами согласился. Тем более, Вильгельм 11-й, главный морской конкурент, со своей стороны объяснял Ники, что двум флотам на маленьком театре Балтики делить нечего и обещал всестороннюю поддержку русской дальневосточной экспансии. Себя кайзер гордо именовал «адмиралом Атлантического океана», а царя- «адмиралом Тихого океана».
Флюгер политики российской в 1895 году развернулся на строгий ост.
О Чёрном море и о Проливах было забыто, Балтика стала рассматриваться только как депо броненосцев для нужд Дальнего Востока.
В ноябре 1895г. состоялось очередное Особое совещание. «Это совещание пришло к заключению, что в Тихом океане необходимо присутствие значительной эскадры… Решение совещания было одобрено Николаем 11…» (Петров)
В связи с этим, в 1898 году была принята новая судостроительная программа, по которой два новых броненосца («Цесаревич» и «Ретвизан») были заказаны иностранным заводам.
Основу военно-морской мощи России в регионе должны были 10, а в действительности- 9 эскадренных броненосцев, в разное время базирующихся на Порт- Артур.
1. Эскадренный броненосец «Полтава»
2. Эскадренный броненосец «Петропавловск»
3. Эскадренный броненосец «Севастополь»
4. Эскадренный броненосец «Победа»
5. Эскадренный броненосец «Пересвет»
6. Эскадренный броненосец «Ретвизан»
7. Эскадренный броненосец «Цесаревич»
8. Эскадренный броненосец «Сисой Великий»
9. Эскадренный броненосец «Наварин»
Два последних корабля первыми прибыли в Порт-Артур, но задолго до начала русско- японской войны ушли на Балтику. Так что к 1904-му году шести японским броненосцам противостояли семь русских.
-2-
24 января 1904 года Япония разорвала дипломатические отношения с Россией.
В ночь с 26 на 27 января 10 японских эсминцев внезапно атаковали порт-артурские броненосцы, стоявшие на незащищённом внешнем рейде, положив начало военным действиям.
30 апреля 1904 года главная военно-морская база России на Дальнем Востоке, Порт-Артур, была полностью блокирована с суши силами 2-й японской армии. 1 августа началась осада, закончившаяся капитуляцией крепости 20 декабря 1904 года.
Несмотря на то, основные боевые действия между русской и японской армиями шли севернее, на сопках Манчжурии, именно Порт-Артур являлся центральным пунктом борьбы. Хотя Россия обладала колоссальным военным и военно-морским потенциалом, 20 декабря 1904 года всё было кончено, и продолжение военных действий на море и на суше для Империи потеряло всякий смысл. Ведь и Восточная война 1854-56 гг. фактически закончилась тогда, когда врагу был сдан Севастополь.
И полных 50 лет не прошло.
Что же наши семь броненосцев? Ведь на этот раз противник не обладал ни непререкаемым военно-морским авторитетом, каким обладала «владычица морей», ни превосходящими силами. Неужели порт-артурская эскадра снова не решилась выйти в море и дать бой эскадре японской, шансы на победу в котором, благодаря нашему превосходству в один броненосец, были более чем высоки? Разгром японского флота сделал бы продолжение войны невозможным, а с прибытием 2-й Тихоокеанской эскадры поставил бы «желтопузых макак» в исключительно тяжёлое положение!
Да и как японцы, не имея численного превосходства, осмелились бросить вызов могучей Державе?
Может, и не осмелились бы, не стой за спиной Японии Великобритания. Все 6 эскадренных японских броненосцев были построены на её верфях; офицеры проходили стажировку в Королевском флоте; в 1902 году Лондон и Токио подписали союзный договор, и т.д. Плюс победа над Китаем в 1895 году…
А может, просто подошли к делу творчески.
Неудачный выбор Порт-Артура в качестве главной флотской базы шесть лет назад диктовал японскую тактику- внезапный удар по кораблям противника. Когда-то русский капитан Макаров первым в мире использовал торпеду в боевых условиях, и теперь в атаку на русские броненосцы устремились японские корабли- торпедоносцы, (миноносцы, эсминцы). Когда-то русские судостроители первыми в мире создали и этот класс кораблей…
Русское командование в лице царского наместника на Дальнем Востоке адмирала Алексеева и начальника порт-артурской эскадры контр-адмирала Старка постаралось максимально облегчить задачу японским капитанам: с 22 января все семь эскадренных броненосцев находились на внешнем, незащищённом рейде и к отражению нападения с моря готовы не были. Попытки командиров «Полтавы» и «Севастополя» заблаговременно защитить свои суда установкой противоторпедных сетей были пресечены приказом Алексеева- разумеется, дабы не спровоцировать японцев.
Пользуясь тем, что на русских дозорных судах были зажжены отличительные огни, вражеские эсминцы, идущие в полной темноте, легко уклонились от них и вышли на цель. Маяки на подступах к Порт- Артуру не были потушены, а на броненосцах горели прожекторы. В ходе стремительного торпедного удара были серьёзно повреждены два самых сильных броненосца Старка- «Ретвизан» и «Цесаревич». Они остались на плаву, но ввиду отсутствия дока в базе их ремонт затянулся на полгода. В течение одного лишь часа силы русской эскадры были серьёзно подорваны.
Этот успех японцев заставил русское командование немедленно укрыть суда на внутреннем рейде. Инициатива, таким образом, была сразу же вырвана из рук адмм. Е.И. Алексеева и О.В. Старка, и вернуть её в обозримом будущем возможным не представлялось.
Кажется, нахимовские традиции продолжали жить и «побеждать.» Кстати, о традициях.
В тот же день, 27 января 1904 года состоялся знаменитый подвиг «Варяга». Блокированные превосходящими силами адмирала Уриу в корейском порту Чемульпо (Ичхон) крейсер 1-го ранга «Варяг» и канлодка «Кореец», несмотря на ультиматум о сдаче, попытались прорваться в Порт-Артур. Через 45 минут боя, повредив японские флагман «Асама» и крейсер «Такачио», израненый «Варяг» и не получивший попаданий «Кореец» вынуждены были вернуться в Чемульпо (гм, т.е. бежать?). Очевидно, повреждения крейсера не были столь уж значительными, если он смог оторваться от эскадры Уриу. Командир корабля, капитан 1-го ранга Руднев принял решение: «Варяга» затопить, а «Корейца» взорвать. «Русские моряки, верные лучшим традициям отечественного флота, оказавшись в безвыходном положении, уничтожили свои корабли, но не сдали их врагу .... Экипаж героического крейсера «Варяг» вписал новую замечательную страницу в историю русской морской славы.» («Три столетия…») Руднев удостоился памятника на родине, в г. Тула, воздвигнутого уже в 1954 году.
Его корабль был вскоре поднят японцами, отремонтирован и введён в состав Соединённого флота. Такие вот у нас традиции…[25]
Ослабив и заперев русскую эскадру в базе, японский флот спокойно и планомерно занялся перевозкой воинского контингента на материк.
24 февраля 1904 года в Порт-Артур прибыл самый талантливый и наиболее агрессивный русский флотоводец, вице-адмирал С.О. Макаров, герой последней русско-турецкой войны. Высочайшим указом именно он был назначен командующим флотом. Его энергичные действия по поднятию боевого духа моряков, по замене негодных командиров кораблей более молодыми и более перспективными, подготовка к выходу в море, позволяют думать, что под командованием Степана Осиповича русские броненосцы могли бы вернуть утраченное превосходство над японцами. Однако уже 31 марта 1904 года при попытке вывести эскадру в море, флагман «Петропавловск» с адмиралом на борту подорвался на мине и немедленно затонул со всем экипажем; никто не спасся. Одновременно подорвалась «Победа», но осталась на плаву. ВРИО командующего флотом стал исполнять незадачливый Алексеев.
С гибелью Макарова и ещё большим ослаблением сил эскадры и речи о новом выходе в море теперь не было. Увы, случившееся было лишь следствием внезапного удара японских эсминцев 27 января и захвата врагом стратегической инициативы на дальневосточном театре. Всего месяц оставался до того, как японская сухопутная армия, высадившись на Ляодунский полуостров, заблокирует Порт-Артур с суши. Речь теперь могла идти только о спасительном прорыве из обречённой базы.
Алексеев, не дожидаясь захлопывания этой гигантской мышеловки, в апреле «убыл» из Порт-Артура в Мукден, оставив командовать флотом никому не известного контр-адмирала В.К. Витгефта.
10 июня 1904г. Витгефт попытался вывести корабли в море. Благодаря предварительному протраливанию, флоту удалось невредиму выбраться на внешний рейд, и в течение трёх часов двигаться в восточном направлении. Но на горизонте показался японский флот, и Витгефт приказал повернуть обратно, сочтя обстановку неблагоприятной для боя. Неблагоприятной? Вице-адмирал Того, командующий Соединённым флотом, мог выставить только четыре броненосца, ибо «Хацусе» и «Ясима», подорвавшись на русских минах 2 мая, лежали на дне морском. На обратном пути русские броненосцы ожидала новая неприятность: на мине подорвался «Севастополь», но не очень сильно.
28 июля все шесть русских броненосцев снова попытались прорваться во Владивосток (увы, больше некуда было). Вскоре путь им преградили четыре броненосца Того. Произошло «сражение 28 июля». Поскольку сражение было навязано нам противником (Витгефт перед выходом в море издал приказ: «избегая боя, прорываться во Владивосток»), победить в нём русские даже не пытались. Командующий был убит осколками 12-дюймового снаряда, находясь на мостике «Цесаревича»; его место занял контр-адмирал П.П. Ухтомский, отдавший приказ о возвращении в Порт-Артур. Но вернуться удалось только пяти броненосцам- «Цесаревич» ушёл в Циндао, где был интернирован и простоял в бездействии до конца войны, не разделив печальной участи шестерых своих собратьев.
Против «Ретвизана», «Цесаревича», «Победы», «Пересвета», «Полтавы» и «Севастополя» действовали в целом однотипные с ними «Микаса», «Асахи», «Фуджи» и «Шикишима». В целом соотношение сил было 3:2 в пользу русских. Надо было умудриться проиграть этот бой…
-3-
Пять русских броеносцев отныне сделались артиллерийским придатком крепости. Стойкость защитников Порта-Артура, выдержавших пятимесячную осаду (она началась с конца июля, когда армия генерала Ноги подошла к внешнему поясу артурских укреплений), во многом объяснялась тем, что все двадцать 12”-10” морских орудий позволяли отбить любые попытки штурма. Ряды редевших защитников твердыни пополнялись за счёт «полосатых дьяволов»- излишек личного состава на бездействующих кораблях позволял посадить часть моряков в окопы с винтовками в руках. Севастопольская история полувековой давности повторялась с точностью до мелочей!
В ноябре 1904-го японцам удалось сбросить русских с наиболее важных высот (высота 203), господствовавших над Порт-Артуром и установить на них 10” мортиры. Они расстреляли и утопили на внутреннем рейде четыре броненосца, а пятый, «Севастополь», был взорван по приказу командира, капитана 1-го ранга Н.О. Эссена. Вскоре генерал –лейтенант А.М. Стессель, губернатор Порт-Артура, приказал прекратить бессмысленное сопротивление и выбросить белый флаг. Торжествующие «желтопузые макаки» вошли в город!
Торжество японцев было более, чем полным. Ведь помимо крепости им достались и русские броненосцы, надёжно покоящиеся, в чём были уверены все русские моряки, на дне морском. Их подъём считался совершенно невозможным.
«Полтава» была поднята в июле 1905г. и после ремонта вошла в состав Соединённого флота в качестве броненосца береговой обороны под названием «Танго».
«Победа» стала называться «Суво», «Пересвет»- «Сагами», «Ретвизан»- «Хидзен».
«Севастополь» врагу не достался- предусмотрительный Эссен хоть и медлил до самого дня русской капитуляции, но сумел затопить свой броненосец так глубоко, что сделал подъём его невозможным.
Итак, Порт-Артур пал- пал, несмотря ни на стойкость защитников, ни на наличие мощного флота, превосходящего флот неприятельский.
Справедливости ради, нужно отметить, что броненосные силы Тихоокеанской эскадры уступали силам японским. Из семи броненосцев два- «Победа» и «Пересвет» броненосцами в полном смысле слова не являлись. Официально они классифицировались как «броненосцы- крейсера», и предназначались в качестве рейдеров на коммуникациях противника.
В силу улучшения крейсерских качеств было ослаблено вооружение и бронирование. Вместо четырёх башенных 12- дюймовых орудий они получили по четыре 10- дюймовки в качестве орудий главного калибра. Их скорострельность составляла 2 выстрела за 90 секунд. В эскадренном бою это резко снижало вес бортового залпа и делало затруднительным единоборство с «Микасой» и др. японскими броненосцами английской постройки: все они имели в качестве главного калибра 12” орудия со скорострельностью 2 выстрела за 48 секунд.
«Несмотря на ряд технических новшеств и оригинальных решений, броненосцы типа «Пересвет»- как и любой компромисс- нельзя назвать удачными. В качестве эскадренных броненосцев они оказались слабо вооружёнными, имевшими недостаточную площадь бронирования; как крейсеры были слишком тихоходными.» (А. Тарас «Энциклопедия броненосцев и линкоров»)
Поэтому-то в сражении 28 июля «Пересветы» были скорее обузой эскадре Витгефта, чем подспорьем.
-4-
Скорострельность была вообще слабым местом всех русских броненосцев, а искусство комендоров оставляло желать много лучшего. Вообще же неудачные действия 1-й Тихоокеанской эскадры в бою 28 июля вскрыли массу недостатков в боевой подготовке экипажей, которая была совершенно неудовлетворительной.
Но главной слабостью русского броненосного флота явилась безынициативность командования- как общего, так и отдельных кораблей. И контр-адмиралы Витгефт и Ухтомский, и командиры броненосцев находились в плену нахимовских шаблонов «правильности» и «симметричности», полагаясь на артиллерийскую дуэль и совершенно исключив из своего арсенала иные средства борьбы с неприятельскими броненосцами. Изо всех шести броненосцев один «Ретвизан» (так и не отремонтированный до конца после торпедной атаки японских миноносцев) под командованием капитана 1-го ранга Э.Н. Щенсновича попытался таранить «Микасу». Таран не удался, но контрманёвр «Ретвизана» ошеломил противника и «значительно облегчил положение русской эскадры». («Три столетия…»)
На всех русских броненосцах имелись торпедные аппараты, а на «ублюдках» «Пересвете» и «Победе»- по четыре минных катера. Выявившееся превосходство японских артиллеристов могло быть нивелировано использованием торпед, но никаких сведений о попытках торпедных атак эскадрой Витгефта- Ухтомского историки не приводят.
Россия начала строить свои броненосцы с 1883 года, располагая к 1904-му 19-ю (исключая «Петра Великого»). Из них семь бесполезно дряхлели в замкнутой акватории Чёрного моря, не имея никакой надежды когда-либо выйти на просторы океанские. Из оставшихся двенадцати два- «Александр 11-й» и «Николай 1-й» успели устареть и годились только для береговой обороны. Из оставшихся десяти три «Пересвета» («Победа», «Пересвет» и «Ослябя», не входящий в состав 1-й Тихоокеанской эскадры в 1904 году) не были эскадренными броненосцами, являясь промежуточным и в целом бесполезным классом кораблей.
На дальневосточном театре таким образом, можно было использовать лишь семь броненосцев- и то, «Сисой Великий» и «Наварин» находились к началу войны на Балтике.
На строительство девятнадцати русских броненосцев ушли 20 лет и колоссальные средства. Когда же пробил час суровых испытаний, Русский Императорский флот на дальневосточном ТВД располагал только семью, из которых лишь пять представляли собой реальную боевую силу. Если прибавить к этому отсутствие дока, хорошего командования, недочёты в конструкции и в боевой подготовке экипажей, то нужно признать, что 20-летние усилия Державы не привели к желаемому результату. Роль броненосного флота в действительности свелась лишь к поддержке армии в обороне своей базы.
Японцы же решили проблему создания броненосного флота иначе. Не страдая избытком квасного патриотизма, подобно Империи Заходящего солнца Александра 111-го, которая непременно хотела иметь флот, построенный из отечественных материалов по отечественным технологиям на отечественных же заводах- ну, чтоб там русский дух… и Русью пахло…- прагматичные самураи в 1894-м году разместили заказ на английских заводах.
Этот шаг оказался правильным, поскольку на лучших в мире судостроительных заводах можно было строить и лучшие в мире броненосцы- причём стоили они намного дешевле- и строить гораздо быстрее, чем русские.
«Постройка первого японского броненосца «Yashima» началась весной 1894г. Шестой и последний броненосец «Mikasa» спустили на воду в ноябре 1900г. Он ушёл из Англии с японской командой в конце 1902г. Таким образом, на создание своего линейного флота японцы, воспользовавшись английскими верфями, потратили около 9 лет. Они смогли сосредоточить его в дальневосточных водах за один год до начала войны. Русское же правительство планировало создать мощную корабельную группировку на будущем ТВД лишь к концу 1905 года».
Эх, ведь чуть-чуть не успели! Ведь промедли японцы пару лет, и превосходство русских в линейных силах стало бы подавляющим. В Порт-Артур пришли бы новейшие броненосцы типа «Бородино», и…
Конечно, можно только гадать, что было бы, если. Но едва ли и соотношение 15 : 6 в конце 1905-го вместо 7 : 6 в начале 1904-го испугало бы вице-адмирала Хейхатиро Того. Наверняка этот храбрый, энергичный и толковый флотоводец в действиях своих руководствовался словами князя Суворова: «врагов не считать, а бить», «множество их лишь умножит их беспорядок». Неслыханное по дерзости нападение на Пёрл-Харбор 7 декабря 1941 года, закончившееся блистательным уничтожением линейных сил Тихоокеанского флота США, показало, что чисто арифметический подход к делу является традицией, в японском флоте неприемлемой. Что качественная оценка сил противника вместо русской количественной вполне подобает восточной философии. Что внезапное нападение массы эсминцев (впоследствии- пикирующих бомбардировщиков) на главную базу флота в любом случае принесёт блистательные результаты- и тем более блистательные, чем больше целей скопится на рейде…
Результаты боя 28 июля стали немедленно известны в Петербурге. Может быть, контр-адмирал Ухтомский, бесславно воротившись в свою базу, в докладе Алексееву не стал делать неутешительные для себя и обидные для флота выводы о превосходстве вражеской эскадры. Но офицеры с «Цесаревича», спасшегося в Циндао и офицеры с других русских кораблей, после того злополучного боя рассеявшихся по нейтральным портам, наверняка резали всю правду-матку- как корреспондентам тогдашних СМИ, так и русским консулам и военно-морским атташе. Из этих разрозненных сведений и из агентурных источников аналитики Главного Морского штаба легко могли реконструировать картину сражения и прийти к неутешительным, но единственно верным выводам.
1) двадцатилетние усилия государства российского по строительству океанского флота оказались напрасны;
2) Порт-Артур и его эскадра окончательно блокированы с моря и с суши;
3) японцы теперь приложат все силы к скорейшему взятию Артура;
4) сдача крепости и самозатопление флота неизбежны в течение 4-5 месяцев, когда у защитников её иссякнут огнеприпасы, продовольствие и людские ресурсы;
5) для продолжения борьбы можно использовать лишь сухопутную армию, что при полном господстве неприятеля на морском театре неразумно;
6) вернуть море русский флот уже не в состоянии по условиям, во-первых, удалённости от ТВД, во-вторых, низкой боевой ценности, что показал бой 28 июля;
7) посылка на Тихий океан 2-й Тихоокеанской эскадры не устрашит японцев и явится, в силу трудностей 18. 000-мильного похода, самым суровым испытанием для экипажей;
8) прибытие эскадры на театр произойдёт уже тогда, когда Порт-Артур падёт;
9) японцы уже фактически выиграли войну, и все наши дальнейшие усилия переломить ход событий в свою пользу, в особенности на море, обернутся лишь новыми поражениями.
Начальником Главного Морского штаба был контр-адмирал Зиновий Петрович Рожественский.
11. ТАЙНА ДВУХ ОКЕАНОВ
На исходе третья неделя похода. Миновали все натовские рубежи ПЛО, слежения за собой не обнаружили и теперь болтаемся на просторах Атлантики. Прячемся. Вдали от интенсивных океанских коммуникаций (дорог). Наша главная задача - скрытность и готовность к нанесению ракетно-ядерного удара. Прятаться нам еще пару месяцев, а потом тишком-тайком шлепать в базу. Старшим на борту - замкомдива Громов Борис Иванович.
10. НОВЫЙ СЕВАСТОПОЛЬ
