Сурков и Кудряшов не раз нам рассказывали, что матросы на их кораблях в перерывах между боями сидели над книжкой: одни готовились, как только кончится война, пойти в высшее морское училище, чтобы стать офицерами, другие — в какой-нибудь другой вуз. Мы внимательно слушали воспитателей, и нам становилось стыдно. Люди воюют и успевают учиться, а мы только учимся — и сплошь да рядом плохо готовим уроки Мы горячо осуждали лодырей. И как весело и радостно было отчетливо ответить выученный урок по истории, решить на доске трудную задачу, найти на карте города, острова и реки, прочесть наизусть большое стихотворение! В такие дни, когда все шло гладко, мы были довольны преподавателями, а преподаватели — нами.
С каждым днем в училище прибавлялось что-либо новое. Однажды на площадке парадного трапа появился написанный масляными красками портрет адмирала Нахимова во весь рост. В другой раз нас позвали выгружать множество ящиков. Мы снесли их в комнату; на двери появилась надпись «Библиотека», и на следующий день пришли столяры, чтобы сделать книжные полки. Через несколько дней библиотека была открыта. Все стали читать запоем. Как-то Горич пришел с заговорщическим видом, приказал нам построиться и повел всех в дальний конец коридора, к наглухо запертой двери. Он достал из кармана ключ и велел дежурному открыть дверь. Мы очутились в военно-морском кабинете. Там стояли модели кораблей, катеров и подводных лодок, развешаны были по стенам морские карты. Мы рассыпались между столами. Военно-морской кабинет был делом рук Горича, и он им очень гордился. Он часто стал запираться в кабинете после занятий с Фролом, с Забегаловым или с Девяткиным, и появлялась парусная яхта или гребная шлюпка с тщательно выточенными миниатюрными веслами. Адмирал приказал назначить заместителей старшин из воспитанников. Заместителем Протасова был назначен Девяткин. Это не понравилось Фролу: он должен был подчиняться Юре. Но Юра не возгордился, и Фрол поостыл. Начальник и офицеры изо всех сил старались сделать училище похожим на корабль. Оно всегда отличалось корабельной чистотой. Я никогда не подумал бы дома вымыть полы, а тут, вооруженный шваброй, надраивал палубу. По субботам, во время большой приборки, новый заместитель старшины не командовал и не распоряжался, а сам, засучив рукава и брюки, первый вооружался шваброй и ведром с водой и показывал всем пример, как надо драить палубу так, чтобы она блестела. И класс, и кубрик, и наш участок коридора, и парадный трап, которым мы, как старшие, владели, сверкали такой чистотой, какой славятся корабли на флоте. И если Авдеенко возмущенно заявлял, что дома его никто никогда не заставлял мыть полы, это всегда делали другие, — Юра спокойно отвечал, что он тоже дома даже не прибирал за собой тарелок. И Авдеенко, морщась и боясь запачкаться, лениво тер шваброй пол. Все остальные охотно участвовали в авралах. Наблюдавший за нами Кудряшов подбадривал нас, говоря, что мы бы с нашим усердием не посрамили даже его «морского охотника». Но тут же добавлял, что нерадивых (он намекал на Олега) матросы не потерпели бы. — Ленивый и нерадивый человек подводит товарищей, — говорил воспитатель. Не знаю, доходило ли все это до Авдеенко.
По утрам Юра приносил свежую газету и до начала уроков прочитывал нам сводку Совинформбюро, а потом показывал на карте, как фронт продвигается к западу. Нас волновало то, что происходило за дальним хребтом, который был виден со двора в хорошую погоду. Наш класс первым захватывал в библиотеке «Красного черноморца», и мы читали вслух о боях, происходивших на подступах к Крыму. Здесь Фрол знал все: что такое «сейнеры», «мотоботы», как высаживается десант. Он радовался, когда в газете сообщалось о нашем соединении, об офицерах и матросах, с которыми он вместе ходил на катерах. Юра с чувством читал стихи:
Ночь... И море вздыблено норд-остом. Вражий берег. Минные поля... Знаем мы: не очень это просто Город свой от немцев вызволять! Смелый штурм! Вперед, на дело чести, С палубы шагнул ты корабля. Подлый враг не скроется от мести! Под ногами — милая земля...
Фрол притопывал, будто под его ногами была земля, отвоеванная у фашистов. — Эх, — говорил он, — наши катера там! — Мой «Серьезный» — тоже, наверное, — подхватывал Забегалов. — И мой батальон, — добавлял Девяткин. Кудряшов, оказывавшийся тут же, подтверждал: — Да, они выполняют боевые задания на пятерки. И, по-моему, нам будет стыдно, если мы будем отставать от своих старших товарищей — моряков и плестись на тройках, в хвосте. Следует и нам подтянуться. Ведь придет день — и мы отрапортуем флоту: «Смена растет и придет на флот знающими и образованными моряками». Не так ли?
Слова Кудряшова заставили многих из нас призадуматься. Мы несли вахты, как на корабле. Нас назначали помощниками дежурного офицера, который встречает всех приходящих в училище — военных и «вольных» — и следит за порядком. Я чувствовал себя в такие дни совсем взрослым, вахтенным офицером, который отвечает за благополучие и порядок на доверенном ему корабле. У меня даже походка переменилась — стала более уверенной, четкой. Однажды на вахте у знамени училища я стал мечтать, чтобы именно в эту минуту зашел в училище фотограф, заснял меня, а потом поместили бы снимок в газете. Или чтобы на меня напали какие-нибудь ворвавшиеся в училище диверсанты (я весьма смутно представлял себе, что за бандиты могут ворваться в училище). Я был убежден, что буду защищаться до последней капли крови и крикну им в лицо: «Умираю, но не сдаюсь!» Или чтобы в училище возник пожар и все про меня забыли, но я стоял бы среди дыма и огня. А когда станет рушиться потолок, я спрячу знамя на груди и выпрыгну в окно. И адмирал скажет: «Вы — настоящий нахимовец, Рындин. Я горжусь вами».
* * *
В воскресенье утром Протасов обрадовал нас: — Сегодня идем в театр.
Фрол, густо намылив голову и подставив ее под холодную струю лившейся из крана воды, отфыркивался и сообщал Бунчикову, что уж если в театре устраивают пожар на сцене, так он настоящий, и чтобы тушить его, вызывают пожарную команду. Я не посовестился соврать, что однажды видел в театре корабль, плывший по настоящей воде. А Авдеенко хвастался, что он в театре бывал чуть не каждый день и видел и оперу, и драму, и балет, и даже оперетту. Что такое оперетта, он так и не сумел объяснить, как мы ни допытывались. Когда мы, позавтракав, построились, перед тем как выйти на улицу, и Кудряшов, одетый по-праздничному, в черной тужурке и с черным галстуком на накрахмаленной сорочке, оглядел нас, он остался нами доволен. Приехав в театр, мы с любопытством рассматривали большой зеленый зал с креслами, крытыми зеленым бархатом. После третьего звонка заняли места в ложах. Рядом со мной сидели Фрол, Девяткин, Поприкашвили, а позади нас — Протасов и Кудряшов. Свет погас, дирижер взмахнул палочкой. Возле ложи в партере сидел молодой лейтенант. Он громко разговаривал с девушкой даже тогда, когда на него сзади зашикали. — Этот офицер плохо воспитан, — оказал шепотом Кудряшов. В антракте он повторил это и горячо стал доказывать, что разговаривать в театре, когда играет музыка или на сцене уже поднят занавес, — это значит быть плохо воспитанным человеком, и только невоспитанный человек будет стучать каблуками или передвигать стулья, усаживаясь, когда опоздает: ведь он мешает другим слушать, а музыкантам и актерам — играть. Но никто из нас и не подумал бы нарушить тишину. Самые отчаянные, облокотившись на плюшевый барьер и опершись на руки подбородком, казалось, оцепенели, жадно ловя глазами происходящее на сцене, настороженными ушами — чудесные звуки. Я поглядел на Фрола. Передо мной сидел новый Фрол, совсем незнакомый, с задумчивым, мечтательным лицом. Вот что делает с человеком музыка! Юра подался вперед, покачивая головой, и беспрерывно шевелились его пальцы, лежавшие на бархате барьера. А Авдеенко, наверное, представлял, что он поет там в черном фраке: «В вашем доме я встретил впервые...»
В антрактах мы разглядывали в фойе фотографии артистов. На нас все тоже поглядывали. Старик в золотых очках задал Бунчикову вопрос, сколько лет надо учиться, чтобы стать моряком. Вова заморгал, покраснел и смутился. Кудряшов тут же рассказал старику о нахимовцах, а когда мы вернулись в ложу, сказал: — Нахимовец — будущий морской офицер, а морской офицер должен быть вежливым, общительным и воспитанным человеком. Вы пойдете в дальние плавания и будете встречаться с людьми, которые знают нашу страну только по газетам. Вы должны будете показать им, что такое советский человек. Мы вернулись в училище, и разговоров хватило на целый день. Фрол изображал дуэль Онегина с Ленским, нацеливаясь на Бунчикова подушкой, и требовал, чтобы Вова немедленно спел: «Куда, куда вы удалились...» Поприкашвили, довольно правильно уловив мотив, напевал: «Любви все возрасты покорны...» Все выдумывали небылицы, вроде того, что Олега Авдеенко разыскал директор театра и предлагал ему завтра же выступить на сцене, петь Ленского, что генерал Гремин похож на нашего Горяча и что старик, пристававший с вопросами к Бунчикову, обратился к Кудряшову с просьбой зачислить его в воспитанники училища. И мы хохотали до слез. Я и Поприкашвили завернулись в простыни, как в плащи, и разыграли сцену дуэли. Фрол несколько раз провозгласил хриплым басом: «Убит», тыча меня, лежавшего на полу, босой пяткой, а Авдеенко вспоминал: он в Большом театре в Москве слушал Козловского, и Козловский выходил раскланиваться с публикой после того, как его наповал убили. — И мама сказала, что если я хочу быть скрипачом — я ведь на скрипке учился, — она пригласит самого лучшего музыканта, чтобы со мной заниматься. А отец... — Послушай! — вспылил Юра. — Зачем ты тычешь всем в нос маму и папу? Вот я, например, — продолжал он горячо, — ни за что не хотел бы, чтобы меня только за отца уважали. Я бы добился... и я добьюсь, — оказал он с уверенностью, — чтобы мой отец мог мною гордиться. Я не знаю — может быть, музыку сочинять буду. Кто-то хихикнул. — Ну, чему смеетесь? — спросил Юра. — О Римском-Корсакове вы слышали? — Слышали.
— Он был моряком. Другой композитор — Бородин, который написал «Князя Игоря», был химиком. А Цезарь Кюи — этот был инженер-генералом. Значит, можно быть моряком и в то же время музыкантом. — Мой усыновитель Маяковского читал, — подхватил Фрол, — про советский паспорт. Боцман на аккордеоне играл, химист — на балалайке, а лейтенант пел: «О дайте, дайте мне свободу...» Ну и голосище же у него был! В бараке переборки шатались... Вот и мы можем устроить вечер. — И показать, что и моряк может быть артистом, — добавил Юра. — Отличная мысль! — сказал слушавший наш разговор Кудряшов. — Я поговорю насчет вечера с адмиралом. — Разрешите воспитанникам получить письма, — обратился к нему появившийся в дверях Протасов. Все кинулись в канцелярию — даже те, которые наверняка знали, что никаких писем не получат.
Мы хватали с жадностью письма, и каждый старался забраться в укромный уголок, чтобы прочесть письмо без свидетелей. Я ушел в кубрик, на свою койку. Один конверт был надписан знакомым почерком матери; другой, серый, из плотной бумаги, был со штампом полевой почты, и почерк был мне незнаком. Когда я вскрывал письмо, руки дрожали.
«Никита! — прочел я. — Мой старый друг, начальник училища, сообщил мне, что ты учишься хорошо, а Живцов старается наверстать упущенное. Я очень рад за вас. Ведь оба вы представители нашего соединения, и я убежден, что вы не запятнаете его недостойными поступками, тем более что, по приказу товарища Сталина, мы отныне — гвардейцы. Мы уже находимся далеко от той тихой речки, где ты был у нас в гостях. Я не могу сообщить тебе, где мы, но мы с каждым днем продвигаемся на запад и надеемся, что и ты и Живцов приедете к нам в Севастополь. Севастополь в непродолжительном времени будет нашим, поверь слову гвардейца! От имени всего личного состава я шлю вам самый горячий привет и пожелание дальнейших успехов. Выше головы, ребята, смело шагайте к морю!»
Продолжение следует.
Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru
Следует отметить, что в ходе реализации плана «Анадырь» советскому командованию удалось скрытно от американцев сосредоточить на острове почти половину из намечавшихся сил. По данным американских спецслужб, в начале сентября, когда операция только началась, численность советских военнослужащих на Кубе насчитывала около 4.5 тыс. чел. К моменту обнаружения советских ракет, то есть к 22 октября. - примерно 8-10 тыс. чел., а неделю спустя - почти 22 тыс. чел. Министерство обороны СССР подготовило соответствующие директивы по выделению войск и отправке их на Кубу, которые 13 июля разослало в РВСН и СВ, войска ПВО. ВМФ и ВВС. В целях повышения организованности и скрытности погрузки войск в действие вводилась специальная инструкция для оперативных групп в морских портах. В соответствии с принятыми решениями все соединения и части оснащались новейшим оружием и военной техникой. Боевым ядром ГСВК являлись ракетные войска стратегическою назначения. Для дезинформации противника план получил название «Анадырь». В соответствии с разработанным планом считалось, что все военные грузы предназначены для переброски на Чукотку. По предварительным расчетам военных экспертов, для переброски ракет требовалось 4 месяца. Как указывалось выше, общая численность группы войск определялась в 44-50 тыс. чел. Погрузку ракет, личного состава и техники предполагалось производить из разных портов: Кронштадта, Лиепая, Балтийска, Севастополя. Феодосии, Николаева. Поти и Мурманска.
К морским портам приходили целые эшелоны с валенками, тулупами, шапками-ушанками и другим зимним снаряжением. Для переброски военной техники и войск привлекалось и Министерство морского флота, в частности, 85 транспортов совершили 180 рейсов на Кубу и обратно. К перевозкам грузов привлекались торговые суда других стран: ГДР, Польши. Болгарии, Румынии и других. Советские суда перевозили наиболее важное военное снаряжение. Возможность использовать на Кубе подводные лодки с баллистическими ракетами на борту, видимо, возникла у Н.С.Хрущева после посещения в июле 1962 г. Мурманской и Архангельской областей. В ходе визита он посетил Северный флот и принял участие в проводимых 21 июля 1962 г. учениях под кодовым названием «Касатка». В операции участвовали 103 корабля и самолета, провели пуск 17 ракет. «Главное блюдо» - подводный старт баллистической ракеты Р-21 с дальностью полета 1600 км. По воспоминаниям командующего Северным флотом В.А.Касатонова, пуск ракеты производился с только что пришедшего на флот атомного подводного ракетоносца К-19. Исходя из успешного запуска, произведенного на испытательном полигоне в Белом море, в районе архангельского села Нёнокса, Хрущев предложил включить в состав группы советских войск на Кубе и подводные лодки с баллистическими ракетами на борту. В Советском Союзе первые испытания по запуску ракет с подводных лодок стали проводить в 1955 г. из надводного положения. США также планировали строительство подводных лодок с надводным стартом ракет типа «Юпитер», однако в 1957 г. перешли к разработке новой программы - «Поларис». Американцы в июле 1960 г. произвели первый подводный пуск «Полариса» из ПЛ «Джордж Вашингтон». На их подводных лодках размещалось 16 баллистических ракет с дальностью полета 2200 км. В ноябре 1960 г. американские ПЛ вышли на боевое патрулирование с ракетами, нацеленными на Советский Союз. На самом деле, на учениях стреляла дизельная подводная лодка К-142. Комплекс Д-4, предназначенный для пуска ракет из подводного положения, еще проходил испытания. То есть советский подводный флот в этот период установками подводного старта ракет не располагал. Однако доложенная Хрущеву информация об учениях «Касатка» позволила считать ему, что СССР располагает целым флотом атомных ракетоносцев, хотя первая лодка К-19 стреляла из-под воды только летом 1964 г.
Для Северного флота участие в Карибском кризисе и реализация плана «Кама» начались в середине августа 1962 г., когда военный танкер «Терек» был направлен в район Карибского моря для обеспечения топливом советских судов, которые направлялись в данный район. Это было новое судно, вступившее в строй в 1961 г.. являясь, по сути, флагманом вспомогательного флота СФ. Участие в операции «Кама» стало его первым самостоятельным рейсом. Причем команда не знала о цели похода танкера, где и кого они должны были заправлять топливом. Надо подчеркнуть, что информация об участии танкера «Терек» в Карибском кризисе, как и других военно-морских сил, до сих пор полностью не рассекречена. О походе корабля к Кубе можно судить по словам В.Петрова, служившего в те годы на танкере старшим мотористом. Он вспоминает, что рядом с «Тереком» постоянно шли американские сторожевые корабли типа «Клод Джонс», а каждые два часа облет судна совершали патрульные самолеты «Нептун». На запросы американцев о цели и конечной точке рейса с танкера отвечали, что на борту находятся 200 курсантов, проходящих практику. На самом деле, это были моряки -подводники, которым следовало подменять экипажи советских подводных лодок, действовавших в районе Кубы. Практически одновременно с танкером «Терек» к берегам Кубы направилась и подводная лодка Б-75 под командованием капитана 2-го ранга Н.Натненкова. Лодке ставилась задача: действовать максимально скрытно и в случае нападения американских кораблей на наши транспорты с военными и гражданскими грузами отразить атаки ВМС США. Б-75 имела полный боекомплект, включая две ядерные торпеды. Наша разведка недостаточно представляла, какие «ловушки» приготовили США, сколько противолодочных авианосцев и других кораблей может бросить Пентагон на случай возможной войны. В связи с этим подлодка Б-75 имела задачу вести разведку и регулярно докладывать в Москву о диспозиции американского флота. Кроме этого, проводились разведывательные операции в районе Гуантанамо, американской базы на Кубе, а также рубежей противолодочной обороны, выставленных американцами, для обеспечения скрытного перехода подводных лодок 20-й эскадры в кубинский порт Мариэль. Во второй половине сентября 1962 г. началась подготовка перехода основного состава советских подводных лодок на Кубу. Первыми должны были выйти 4 дизельные торпедные подводные лодки типа "Фокстрот": Б-4 (капитан Р.Кетов), Б-36 (капитан А.Дубивко), Б-59 (капитан В.Савицкий) и Б-130 (капитан П.Шумков). Лодки этого проекта (641), самые современные на тот период, начали входить в состав советского ВМФ в 1959 г.
О цели похода экипажи, в том числе командиры, не знали. Но по количеству полученного продовольствия, запасов питьевой воды, боекомплекта, тропического обмундирования, можно было судить, что поход предстоит дальний. Кстати, все эти лодки выводились из состава Северного флота и поступили под непосредственное командование ГШ ВМФ. Тем не менее, Северный флот обеспечивал подготовку и снабжение кораблей к походу. Для ведения разведки дополнительно в составы экипажей ввели группы особого назначения (ОСНАЗ), а сами лодки оснащались специальным радиотехническим оборудованием. Капитан 1-го ранга Р.С.Аникин, будучи старшим лейтенантом во время похода, возглавлявшим подобную группу на Б-36, в своих воспоминаниях отмечает высокий уровень общей и специальной подготовки моряков срочной службы. Все они имели среднее или средне-специальное образование со знанием английскою языка. За сутки до состоявшегося выхода, с полным боекомплектом, на каждую лодку погрузили по одной торпеде с ядерной боеголовкой. Каждую ядерную торпеду сопровождал специально подготовленный человек, не входивший в штатный состав экипажа. За все время похода он ни разу не отлучался от торпеды, спал и принимал пищу рядом с ней. В случае необходимости он должен был подготовить торпеду к боевому применению. Боевая часть торпеды была опечатана свинцовой печатью. Следует отметить, что опыта применения ядерных торпед три командира подводных лодок из четырех не имели. Только командир Б-130 Н.Шумков осенью 1961 г. дважды выпускал ядерные торпеды во время учений на полигоне в районе острова Новая Земля (Архангельская область). На инструктаже перед выходом в море в ночь на 1-е октября 1962 г. первый заместитель Главкома ВМФ адмирал В.А.Фокин в присутствии начальника штаба Северного флота Рассохи вручил капитану 1-го ранга В.Н.Агафонову, назначенному командиром 69-й бригады подводных лодок, приказ на выход в море. Каждый из командиров получил запечатанный пакет, который должен был вскрыть уже в море. На вопрос начальника штаба бригады капитана 2-го ранга А.Н.Архипова о том, когда и в каком случае следует применять ядерные торпеды, был получен ответ, что применять их разрешается только в случае боевого нападения на подводную лодку, принуждения их к всплытию или же по специальному разрешению из Москвы.
Применение ядерных торпед несло определенную опасность, поскольку никто не знал, какое действие может оказать взрыв ядерной торпеды на саму лодку. Кроме того, разрешение на применение ядерного оружия, фактически предоставляло командирам лодок карт-бланш на право начать атомную войну с Соединенными Штатами. Тем не менее это разрешение исходило от Политбюро и Первого секретаря ЦК КПСС. Командир бригады шел на лодке Б-4 капитана Р.Кетова, начальник штаба бригады В.А.Архипов находился на подводной лодке Б-59 капитана В.Савицкого. С интервалом в полчаса корабли покинули базу, расположенную в бухте Сайда-губа неподалеку от г. Полярного.
Второй этап
Выйдя в море, командиры лодок вскрыли секретные пакеты, в которых каждой лодке определялся свой курс. Общей задачей бригады являлось следование к берегам Кубы в порт Мариэль. Туда они должны были прибыть к 20-му октября, а в дальнейшем действовать у побережья США в Карибском и Саргассовом морях. Переход должен был быть совершен в условиях строжайшей секретности. Штурманы, рассчитав курс, доложили командирам, что для того, чтобы уложиться в срок, лодки должны были двигаться со средней скоростью не менее 12 узлов, что было практически невозможно. Чтобы обеспечить скрытность перехода, необходимо следовать в подводном положении со средней скоростью в 5 узлов. При следовании в надводном терялся не только элемент скрытности, но и в условиях штормового моря это было просто невозможно. Чтобы уложиться в установленный срок, лодки в ночное время шли максимально возможным надводным ходом в условиях большого шторма. Электролит выплескивало из аккумуляторов, что могло привести к пожару, самому страшному бичу подводных лодок. Матросов выбрасывало из коек, ломало ребра, сигнальщикам выбивало зубы биноклями. По мере продвижения к тропикам повышалась температура в отсеках. Поскольку не имелось системы кондиционирования, температура зашкаливала за 50 градусов. От жары не спасало даже погружение, т.к. вода и на рабочей глубине имела высокую температуру. Экипажам лодок все же удалось незамеченными пройти рубежи противолодочной обороны американцев. Кстати, американцы не могли предположить такую высокую скорость и начали активный поиск советских субмарин после того, как они уже приближались к заданному району. Советско-американское противостояние началось обостряться после 14 октября, когда американский разведывательный самолет обнаружил стартовые площадки советских баллистических ракет средней дальности Р-12 и Р-14 в районе кубинского селения Сан-Кристобаль. Причем одна из стартовых площадок была полностью подготовлена к пуску ракет. На следующий день 6 американских подлодок получили приказ выйти на боевое дежурство в Холи-Лох с ракетами «Поларис» на борту.
Президент США Дж. Кеннеди 16 октября получил схемы стартовых ракетных установок на Кубе. Специально созданный им Исполнительный комитет Совета национальной безопасности США из 14 человек, заседания которого носили секретный характер, должен был найти пути выхода из создавшейся ситуации. На рассмотрение выносилось три варианта: полномасштабное вооруженное вторжение на Кубу; уничтожение поставленных на острове советских ракет точными ударами; и введение военной блокады Кубы. Сенат и палата представителей США принимают резолюцию о необходимости обороны Западного полушария от советской агрессии. Обращаясь к населению вечером 22 октября по американскому телевидению, Кеннеди заявил об установлении вокруг Кубы режима, не допускающего на остров советского наступательного оружия: «Добрый вечер, мои соотечественники. Правительство, как и обещало, провело самое пристальное расследование наращивания советского военного потенциала на острове Куба... Чтобы остановить наращивание этого наступательного потенциала, вводится карантин на все наступательное военное имущество, находящееся на пути к Кубе. Все суда любого рода, направляющиеся на Кубу из любого государства или порта, если будет установлено, что они перевозят наступательное оружие, будут повернуты в обратном направлении». После этого выступления президента среди населения США началась настоящая паника. Жители южных штатов, бросая дома, бросились бежать на Север. Американские дороги были забиты миллионами автомобилей.
К утру 24 октября режим морской блокады острова был установлен. В планах американского командования предусматривалось в первом эшелоне вторжения на Кубу использовать около 85 тыс. чел. личного состава и 250 тысяч - во втором. Кроме этого, предусматривалось использование артиллерии, включая 12 установок неуправляемых ракетных снарядов (НУРС), бронетанковых сил, истребительной и бомбардировочной авиации, а также свыше 180 кораблей военно-морских сил США. Для поиска и уничтожения советских подводных лодок были созданы поисковые группы, оснащенные радиоэлектронными средствами ПЛО. На каждую лодку приходилось по противолодочному авианосцу (в среднем - 40 самолетов и вертолетов) и более 50 кораблей с современной поисковой аппаратурой. Кеннеди определил 60-й меридиан, как рубеж 500-мильной (926 км) блокады, за который не могли проникнуть никакие советские суда. К моменту введения блокады на пути к «острову свободы» находилось до 30 кораблей, некоторые из них с ядерными боеголовками к баллистическим ракетам средней дальности и крылатым ракетам. Словами Хрущева советское руководство заявило, что остановка и досмотр советских транспортов приведет к необходимости их защиты всеми военными средствами с помощью подводных лодок, включая уничтожение американских военных кораблей. В ответ президент Кеннеди отдал приказ о поиске советских военных лодок, принуждении их к всплытию и даже уничтожению в случае необходимости. В выполнении данного задания участвовали 85 % кораблей и авиации Атлантического флота США. В день установления блокады командование ВМС США опубликовало особое предупреждение для мореплавателей, в котором определялся порядок всплытия и идентификации подводных лодок, обнаруженных кораблями карантина вблизи Кубы. В нем говорилось:
«Американские корабли, войдя в контакт с неопознанными подводными лодками, дадут указанные ниже сигналы, информируя подводную лодку о том, что она может всплыть для своей идентификации. Сигналы: корабли карантина сбрасываю: 4-5 ручных гранат, что может сопровождаться международным условным сигналом «IDKCA». означающий «Подняться на поверхность». Этот гидролокационный сигнал обычно передается на подводном оборудовании связи в диапазоне 8 килогерц. Услышав сигнал, подводная лодка должна всплыть. Сигнал и используемый порядок действий являются неопасными». Эта информация не была доведена до сведения командиров ПЛ советским командованием, поэтому разрыв гранат вблизи лодок мог восприниматься, как начало военных действий, что опять же могло спровоцировать перерастание «холодной» войны в «горячую». Сообщение об американском предупреждении советским подводникам, которые уже находились в кольце американской блокады, передал на свой страх и риск контр-адмирал, командир 20-й эскадрыПЛ Л.Ф.Рыбалко. Причем районы патрулирования советских подводников столь плотно контролировались американскими судами ПЛО, что среди командиров ПЛ возникло подозрение о наличии американского агента в руководстве ВМФ СССР. На самом деле, советским подлодкам, чтобы не обнаружить себя, следовало противостоять мощной системе американской противолодочной обороны «Цезарь», которая включала тысячи километров подводных кабелей и множество гидрофонов. В условиях Карибского кризиса она была приведена в боевой режим. Кроме того, вступила в строй новая секретная поисковая противолодочная система СОСУС, о существовании которой до октябрьских дней знало только ограниченное число людей. Чтобы достичь района действий, определенных приказом, лодкам пришлось преодолеть не менее 5 противолодочных рубежей.
Служил в разведке. Н.Г.Вечеслов: три года выяснял стратегические планы и замыслы правительства ее Величества королевы Великобритании против Советского Союза в Лондоне.
В.В.Гриневич: Дима Романов на Балтике ловит мину (незадолго до окончания Высшего училища). Позднее он перегонял лодку из Горького во Владивосток.
Сабуров Евгений Григорьевич
Фото из архива В.В.Гриневича.
Саенко Борис Ильич
Саенко Борис Ильич окончил училище с серебряной медалью. В 1959–1963 гг. - командир группы АПЛ К-27, далее служба в г.Обнинске, в Учебном Центре, командир группы на К-142. Демобилизован в запас по состоянию здоровья в 1967 г. в звании капитан 3-го ранга. См. Мазуренко В.Н. Атомная субмарина К-27. Триумф и забвение. Часть 30.
Они служили и строили К-27. Первый ряд слева направо: Н.Т.Кринкин, Б.И.Саенко, Ю.Ф.Антонов, В.Г.Святов. Второй ряд: П.Д.Ершов, Ю.А.Востриков, В.Н.Головачев, В.И.Субота, Н.К.Сарычев, Н.Н.Гривин, Л.В.Хлебников,. Третий ряд: В.А.Терехин, В.Д.Калиновский, Н.И.Кононов, Г.Д.Серов, К.М.Слуквин, Н.А.Бурлаков. 28 ноября 1962 г.
Семенов Евгений Павлович
Фото из архива М.Д.Агронского.
Силантьев Юлий Алексеевич
Фото из архива М.Д.Агронского.
Симонов Николай Михайлович
Капитан 1 ранга, подводник, начальник школы в Кронштадте. На снимке (из архива В.В.Гриневича) слева направо: Симонов Николай Михайлович, Логвинов Михаил Михайлович, Агронский Марк Дмитриевич и Хромов Юрий Сергеевич.
Смирнов Дмитрий Семенович
Капитан 1 ранга, подводник, начальник штаба эскадры ПЛ, зам. командира учебного отряда подводного плавания им. С.М.Кирова в Ленинграде.
В.П.Зайцев. Воспоминания командира Б-81 пр.651. - Шестнадцатая дивизия подводных лодок Северного флота (Балтийского флота). Люди, корабли, события. СПб.: Специальный выпуск альманах «Тайфун», 2007 г.
"В 1972 г. я окончил минно-торпедный факультет ВВМУПП им. Ленинского комсомола, получил диплом военного инженера-электромеханика и был направлен в 35-ю ДиПЛ СФ на должность командира БЧ-3 К-156. Это была головная ПЛ пр.651: по своему оружию, радиотехническому вооружению, энергетической установке и корабельным системам, механизмам и устройствам она являлась современным кораблем, превосходящим по своим ТТЭ все существующие тогда ДЭПЛ и способным выполнять боевые задачи широкого диапазона. К моменту моего прибытия на К-156 происходила смена командиров. Капитан 1 ранга Иван Федорович Добрецов сдавал дела и обязанности, а капитан 1 ранга Дмитрий Семенович Смирнов принимал лодку. Это были опытные командиры ПЛ, имевшие большой опыт плавания и выполнения БС. Служба под командованием капитана 2 ранга Д.С.Смирнова многое мне дала, с него я брал пример настоящего офицера-подводника."
Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru
Перед вами сборник воспоминаний офицеров-подводников непосредственных участников в событиях Карибского кризиса 1962 года. Они служили на подводных лодках 4-й эскадры: "Б-4","Б-36","Б-59" и "Б-130" и были сведены в 69-ю бригаду, вошедшую в состав вновь созданной 20-й эскадры для дальнейшего базирования в республике Куба. По плану переход планировался в спокойной обстановке в надводном положении совместно с плавбазой со средней скоростью 10 узлов. Но стремительное обострение международной обстановки поменяло все планы. Было решено перебазировать не эскадру, а только 69-ю бригаду подводных лодок, причём скрытно, со средней скоростью 5 узлов. Однако в спешке никто скорость 10 узлов в задании на переход не откорректировал, чем поставил подводные лодки в тяжелейшие условия. Дальнейшее развитие Карибского кризиса привело советское правительство к решению отказаться от базирования наших кораблей на Кубе. Подводным лодкам 69-й бригады поставили задачу нести боевую службу в назначенных позициях в непосредственной близости от побережья США, насыщенного военно-морскими базами и аэродромами с наличием самого большого в мире контингента противолодочных сил и средств при их концентрации в сравнительно ограниченном водном пространстве. Из четырех подводных лодок бригады три были обнаружены противолодочными силами США и вынуждены были всплыть для зарядки аккумуляторных батарей, после чего, успешно ушли из района поиска. Подводная лодка «Б-4», командир капитан 2 ранга Р.А.Кетов, не была обнаружена. Особенность воспоминаний, представленных в сборнике, в том, что они написаны командирами боевых частей, групп, начальниками служб в звании от лейтенанта до капитан-лейтенанта. Внимательный читатель заметит наличие отдельных расхождений в освещении некоторых фактов и событий. Считаю, что к этому нужно относиться снисходительно - таковы свойства человеческой памяти. Зато все воспоминания едины в одном - они свидетельствуют о мужестве, выдержке и патриотизме всего личного состава подводных лодок, проявленных в экстремальных условиях. Такие качества наших людей не могут не вызвать восхищение и уважение к ратному труду наших подводников.
С уважением, Чернавин Лев Давидович. Контр-адмирал, командир 4-й эскадры подводных лодок Северного флота с 1974 по 1979 гг. В период Карибского кризиса командир ПЛ С-98, а с 1964 по 1966 гг. командовал ПЛБ-130.
Содержание
В.Н.Копанев (Мурманск, Россия), В.Г.Макуров (Петрозаводск, Россия). Северный флот и Карибский кризис 1962 года. В.П.Заблоцкий. Большая охота в Саргассовом море или советские подводные лодки против US Navy. Справка об участии подводных лодок «Б-4», «Б-36», «Б-59», «Б-130» 69-й бригады подводных лодок Северного флота в операции «Анадырь» в октябре-декабре 1962 года. Агафонов Виталий Наумович, командир 69-й бригады подводных лодок Северного флота капитан 1-го ранга в отставке. Интервью, Москва, 2001 год. Архипов Василий Александрович, начальник штаба 69-й бригады подводных лодок Северного флота, вице-адмирал в отставке. Выступление на конференции 14 октября 1997 года. Сенин Владимир Прохорович, флагманский специалист РТС 69-й бригады подводных лодок, контр-адмирал в отставке. Воспоминания о походе на «Б-130». Кетов Рюрик Александрович, командир подводной лодки «Б-4»,капитан 1-го ранга в отставке. Воспоминания о походе подводной лодке «Б-4» в период Карибского кризиса. Шеховец Евгений Николаевич, командир торпедной группы минно-торпедной боевой части подводной лодки «Б-4»,капитан 1-го ранга в отставке. Воспоминания об операции «Кама». Дубивко Алексей Федосеевич, командир подводной лодки «Б-36», капитан 1-го ранга в отставке. Из воспоминаний об участии корабля в операции «Кама». Андреев Анатолий Петрович, помощник командира подводной лодки «Б-36», .капитан 1-го ранга в отставке. Воспоминания об операции «Кама» и событиях, определивших участие «Б-36» в операции «Кама». Наумов Владлен Васильевич, командир штурманской боевой части подводной лодки «Б-36», контр-адмирал в отставке. Воспоминания об участии корабля в операции «Кама». Мухтаров Аслан Азизович, командир минно-торпедной боевой части подводной лодки «Б-36», капитан 1-го ранга в отставке. Воспоминания об участии в Карибском кризисе. Буйневич Виктор Иванович, начальник медицинской службы подводной лодки «Б-36», подполковник медицинской службы в отставке. Воспоминания об особенностях санитарно-гигиенической обстановке на подводных лодках 641-го проекта и их влиянии на деятельность экипажа «Б-36» в походе в период Карибского кризиса. Кобяков Герман Александрович, командир моторной группы электромеханической боевой части подводной лодки «Б-36», капитан 2-го ранга в отставке. Воспоминания об участии корабля в Карибском кризисе. Аникин Радомир Серафимович, командир группы ОСНАЗ подводной лодки «Б-36», капитан 1-го ранга в отставке. Записки об участии корабля в Карибском кризисе. Мухтарова Алла Сергеевна, жена командира БЧ-3 подводной лодки «Б-36». Из воспоминаний о Карибском кризисе. Леоненко Анатолий Владимирович, командир минно-торпедной боевой части подводной лодки «Б-59», капитан 1-го ранга в отставке. Воспоминания о походе на Кубу. Михайлов Виктор Алексеевич, командир рулевой группы штурманской боевой части подводной лодки «Б-59», капитан 1-го ранга в отставке. Воспоминания о походе на Кубу. Орлов Вадим Павлович, командир группы ОСНАЗ подводной лодки «Б-59», капитан 2-го ранга в отставке. Из воспоминаний об участии в Карибском кризисе. Шумков Николай Александрович, командир подводной лодки «Б-130», капитан 1-го ранга в отставке. Из воспоминаний о походе корабля в Кубинский кризис. Чепрасов Альберт Григорьевич, начальник РТС, командир БЧ-4 подводной лодки «Б-130» капитан 1-го ранга в отставке. Воспоминания об участии корабля в Карибском кризисе.
Под термином «холодная война» в международных отношениях принято понимать острое противостояние, конфронтацию двух сверхдержав в лице СССР и США и поддерживающих их военно-политических блоков (Организация Варшавского Договора и Северо-Атлантический блок НАТО), могущее доходить до балансирования на грани войны (горячей), но не переходящие эту грань. Подобная ситуация сложилась между бывшими союзниками по антигитлеровской коалиции после Великой Отечественной войны. За весь период холодной войны были периоды обострений и потеплений в советско-американских отношениях, но никогда еще мир не находился на грани новой мировой войны, которая могла поставить под угрозу существование всего человечества, как в октябре 1962 г. Никогда еще две сверхдержавы не были готовы применить самое мощное, ядерное оружие для достижения своих внешнеполитических целей и амбиций. Кризис, разразившийся между двумя странами осенью 1962 г., можно считать одной из кульминационных точек противостояния Советского Союза и Соединенных Штатов Америки в холодной войне. Это противостояние, вызванное размещением на Кубе советских ядерных ракет, поставило мир перед реальной угрозой применения ядерного оружия двумя сверхдержавами. Сами кубинцы называют этот период своей истории «октябрьским кризисом»; в Соединенных Штатах он более известен как «Кубинский ракетный кризис»; в советской историографии - как «Карибский кризис». В условиях холодной войны противостояние между СССР и США заключалось не только в прямом военном противостоянии, но и в расширении своих сфер влияния в мире. Советский Союз стремился поддерживать народно-освободительные движения в различных государствах мира, рассматривая их как один из элементе» борьбы с «империализмом». В случае победы революции эту страну стремились привлечь к социалистическому лагерю, там строились военные базы, вкладывались значительные ресурсы. Часто помощь СССР и других социалистических стран оказывалась безвозмездно, что привлекало к ним симпатии многих стран третьего мира - Африки и Латинской Америки.
Аналогичным способом действовали и Соединенные Штаты Америки, устраивая революции и перевороты в этих же регионах для насаждения в них своей «демократии» и прозападных режимов. США также имели своих союзников в лице ряда государств Западной Европы, Турции, некоторых азиатских и африканских стран. в частности Южно-Африканской Республики. Советский Союз в первое время после победы кубинской революции в 1959 г. не имел тесных отношений с этой страной, поскольку политическая ориентация новых лидеров Кубы, в частности Ф.Кастро, еще не была ясна. Но после того, как там начали национализировать американские предприятия, американцы прекратили поставлять на Кубу нефть, главный источник энергии, и закупать сахар, главный источник экспорта Кубы, это поставило под угрозу само существование кубинской экономики, а, стало быть, и существования нового режима на «острове Свободы». В своих воспоминаниях о Карибском кризисе, первый секретарь ЦК КПСС Н.С. Хрущев пишет, что вскоре после восстановления дипломатических отношений летом 1960 г. Советскому Союзу, после соответствующего обращения за помощью, «пришлось срочно организовать доставку нефти на Кубу. По тем временам это была довольно трудная задача: у нас не имелось достаточного количества танкеров или других подходящих морских посудин, и нам пришлось срочно мобилизовывать из числа действующих в ущерб уже шедшим перевозкам, а также закупать и заказывать танкеры, чтобы обеспечить Кубу нефтепродуктами». Соединенные Штаты Америки предприняли попытку свергнуть «кастровский» режим, оказывая вооруженную поддержку кубинским контрреволюционерам, так называемым «контрас», «гусанос». Первой попыткой свержения новой кубинской власти с помощью США стала предпринятая в 1960 г. па побережье Кубы высадка вооруженного десанта. Вскоре после разгрома вооруженного вторжения «контрас» в заливе Плайя-Хирон 1 мая 1961 г. Фидель Кастро сделал официальное заявление о начале строительства социализма. Таким образом, Куба самостоятельно, без военного или политического давления со стороны СССР, выбрала социалистический путь развития. В этом Н.С.Хрущев видел большой смысл и считал защиту «свободного острова» очень важным делом для социалистического блока в целом.
«Потеря революционной Кубы, которая первой из латиноамериканских стран, ограбленных США, встала на революционный путь, понизит у народов других стран волю к революционной борьбе. Наоборот, сохранение революционной Кубы, которая идет по пути строительства социализма, в случае успешного развития ее в этом направлении и повышения жизненного уровня кубинского парода до такой степени, чтобы он стал как бы прожектором, желанным маяком для всех обездоленных и ограбленных народов латиноамериканских стран, оказалось бы в интересах марксистско-ленинского учения. Это соответствовало стремлению народов СССР освободить мир от капиталистического рабства для перестройки общественной жизни на марксистско-ленинских, социалистических, коммунистических началах». В тех же воспоминаниях Н. С. Хрущев пишет: «Мы передали им танки, артиллерию, послали своих инструктором. Кроме того, отправили зенитные пушки и несколько самолетов-истребителей. В результате Куба довольно солидно вооружилась. Главным недостатком кубинской армии было отсутствие у нее должного боевого опыта. Танками они вообще не умели пользоваться. Из опыта партизанской борьбы им было знакомо лишь личное оружие: карабин, автомат, граната, пистолет... Кубе давали столько вооружения, сколько кубинцы могли освоить. Вопрос стоял тогда не о количестве или качестве оружия, а о наличии кадров, которые могли бы владеть современным оружием». В рамках оказания военной помощи Кубе в 1961 г. по решению командования Северного военного флота для отправки на остров были подготовлены 12 торпедных катеров. Старшим группы советских военных специалистов для отправки на «объект 303» - так значилась в секретных документах Куба - был назначен капитан Ю.Б.Морозов. Катера срочно обкатывались, погружались на теплоходы «Тбилиси». «Колхозник» и «Льгов», камуфлировались фанерой. Переход на Кубу занял 28 суток. Там офицеры-североморцы наладили боевую подготовку кубинцев. Командующий вооруженными силами Кубы Рауль Кастро Рус остался доволен торпедными стрельбами и объявил Ю.Б.Морозову благодарность. Советское руководство не сомневалось, что американцы не успокоятся и не откажутся от повторения агрессии против Кубы, но это станет повторением по другому варианту. Они учтут уроки поражения, и новая вооруженная акция будет организована большими силами и с лучшей военной подготовкой. Идея о размещении ракет на кубинской территории возникает у Н.С.Хрущева в апреле 1962 г., во время нахождения советской правительственной делегации, которую он возглавлял, в Болгарской Народной Республике. Там ему пояснили, что на другом берегу Черного моря, в Турции, размещена американская военная база с ядерными ракетами, способными в течение 10-15 минут достичь жизненно важных промышленных центров Советского Союза.
Впервые идеей о размещении ракет на Кубе Н.С.Хрущев поделился с А.И.Микояном в конце апреля, затем повторил ее в начале мая в беседе со вновь назначенным послом СССР на Кубе А.Алексеевым. Хрущев сказал ему следующее: «Ваше назначение связано с тем. что мы приняли решение разместить на Кубе ракеты с ядерными боеголовками. Только это может оградить Кубу от прямого американского вторжения...» 20 мая вопрос о размещении ядерного оружия на Кубе Н.С.Хрущев обсуждал с министром иностранных дел А.А.Громыко. А.И.Микояном и министром обороны Р.Я.Малиновским. На следующий день члены Президиума ЦК КПСС, входившие в Совет Обороны, хотя и не сразу, поддержали это предложение. Кстати, первым Н.С.Хрущева безоговорочно поддержал О.В.Куусинен, секретарь ЦК КПСС, депутат Верховного Совета СССР, последним согласился А.И.Микоян, зам. председателя Совета Министров СССР. Министерства обороны и иностранных дел получили задание организовать скрытное перемещение войск и военной техники по морю на Кубу. Разработанный к июню 1962 г. Генеральным штабом (ГШ) советских Вооруженных сил план создания Группы советских войск на Кубе (ГСВК) единогласно утверждается Президиумом ЦК КПСС. Этот план получил официальное название - операция «Анадырь». Размещение советских ракет на Кубе не могло противоречить международному праву. поскольку, являясь суверенными государствами, СССР и Куба имели право на заключение двухсторонних соглашений о военной помощи. Те же Соединенные Штаты, создавая свои военные базы с ядерным оружием вокруг СССР, ни у кого не спрашивали такого разрешения. Операция «Кама» - военно-морская составляющая часть операции «Анадырь», разработанной Генеральным штабом МО СССР по инициативе Н.С.Хрущева о размещении ракетного вооружения на Кубе. Обсудив данную идею с членами Политбюро и Совета Обороны, он поручил маршалу Р.Я.Малиновскому, министру обороны СССР, продумать осуществление предложенного варианта. Общий план развертывания советских Вооруженных Сил на Кубе был изложен в докладной записке министра обороны СССР Р.Я.Малиновского и начальника ГШ М.В.Захарова от 24 мая 1962 г. В частности, предполагалось создать оперативный флот с базированием в кубинских портах под командованием вице-адмирала Г.С.Абашвили. Основу этого соединения должны были составлять эскадра надводных кораблей в составе 2-х крейсеров, 2-х больших ракетных кораблей. 2-х эскадренных миноносцев и 20-й эскадры подводных лодок под командованием контр-адмирала Л.Ф.Рыбалко, в нее входили 18-я дивизия подводных лодок и 69-я бригада дизельных торпедных подводных лодок.
Практической разработкой плана руководил начальник Главного оперативного управления (ГОУ), заместитель начальника Генерального штаба ВС СССР, секретарь Совета Обороны генерал-полковник С.Иванов. В июне 1962 г. план был утвержден, в том числе и Президиумом ЦК КПСС. Па основании его создавалась группа советских войск на Кубе (ГСВК) в составе: штаб (133 чел.), ракетные войска стратегического назначения, сухопутные войска, части ПВО, ВВС, ВМФ и тылового обеспечения. Общая численность группировки обозначалась в 44-50 тыс. человек. Командующим группировки назначался генерал армии И.Плиев.
— А мы тоже пойдем когда-нибудь в дальнее плавание? — спросил Поприкашвили. — Обязательно пойдем. Фрол рассердился: — Не мешай, не мешай! Продолжайте, товарищ капитан второго ранга. — Продолжаю. В революцию артиллеристы избрали своего унтер-офицера председателем батарейного комитета. Когда белогвардейцы окружили Царицын, его послали на Волгу. Побывав в штабе флотилии, артиллерист вышел на берег. У причалов стояли пассажирские пароходы, буксиры, нефтеналивные шхуны. Военных кораблей не было. Он спросил у моряка, крест-накрест перетянутого пулеметными лентами, где найти корабль, на который его назначили. «А вот он», — показал моряк. «Но ведь это буксир!» «А ты что, настоящий корабль захотел? Мы с тобой не на Балтике». Иван горько вздохнул. Что он, артиллерист, привыкший к морским орудиям, будет делать на буксире, на котором стояли две сухопутные пушки?.. Но буксир, прикрыв стальными листами свои борта, выступил в поход... И сухопутные пушки в опытных руках моряка стали действовать не хуже морских орудий.
Комендор отличился и был назначен на Балтику, на большой корабль. Теперь ему доверили орудийную башню и роту моряков. Так юнга поднимался со ступеньки на ступеньку военно-морской службы. Пришел день, когда партия поручила Ивану принять командование большим кораблем. — Большим кораблем? — удивился Фрол. — Да, одним из лучших кораблей Балтики. И вот тут начинается самое интересное... Фрол подался вперед. — Однажды к командиру линкора постучался связист. Он рассказал о неполадках в механизмах. «Может, дадите совет, товарищ командир?» А командир почувствовал, что ничем не может помочь: он знал меньше связиста, а... командир корабля отвечает за штурманов, артиллеристов, связистов. Он обязан исправить любую ошибку. Значит, он должен хорошо разбираться и в артиллерийском деле, и в штурманском, и в механизмах... Он не спал всю ночь. Он вспомнил, что отец всегда говорил: «Учись, всю жизнь учись! Необразованный человек — это полчеловека». «Имею ли я право командовать кораблем? — думал он. — Мне еще так много надо учиться!» На подъеме флага командир стоял с твердым решением: идти снова учиться... — Отказался командовать? — Да. И пошел в штурманский класс. — Вот здорово! Кораблем командовал — и вдруг в класс! — Нужно было иметь мужество снова решать на доске задачи, изучать звездный глобус, — продолжал Горич. — Ведь штурман должен быть астрономом. Перепутать звезды он не имеет права — в море они указывают путь кораблю. Штурман всегда точно знает, где находится корабль. Он не расстается ни с компасом, ни с секстаном. По ночам он стоит на мостике и вглядывается в темноту. Мелькнул луч маяка — штурман знает, что за маяк вдали. А днем штурман имеет дело с солнцем, с берегами, которые должен знать как свои пять пальцев... Штурманы составляли карты, и по этим картам смело шли в незнакомые моря корабли. И молодой командир изучал астрономию, математику, навигацию, географию и историю. Штурман должен уметь чертить, рисовать. Изучал он и иностранные языки. Когда окончил штурманский класс, его назначили на корабль, уходивший в дальнее плавание. Иван видел Плимут, Неаполь, Аден, Коломбо, Сингапур. Ночью он стоял на вахте, всматривался в темноту, различал огни маяков, кораблей, парусных судов. За один только переход молодой моряк увидел целый мир, множество городов, стран, людей...
В числе окончивших Кронштадтскую школу юнг адмирал, Герой Советского Союза Иван Степанович Юмашев. Адмирал Юмашев. Д.Б.Альховский.
Так, шаг за шагом он поднимался со ступеньки на ступеньку. Вот он командует быстроходным эсминцем. Ему доверили крейсер. Он командует соединением крейсеров. А потом он, уже адмирал, командует Черноморским, а после — Тихоокеанским флотом... Вот видите, каким упорным и долголетним трудом достигается высшее положение на флоте. Но достигнуть его может и юнга, и тем более нахимовец!.. Юнга, о котором я вам рассказал, — не один в нашем флоте. Много юнг, матросов, рядовых комсомольцев стали у нас адмиралами и капитанами первого ранга, всеми уважаемыми на флоте. Перед вами — широкое и огромное будущее, нахимовцы! В этот вечер все обсуждали судьбу юнги, ставшего командующим флотом. — Ты смотри! — сказал Фрол, когда мы улеглись на койки. — А не пошел бы учиться — еще неизвестно, что бы из него вышло. Эго понимать надо...
* * *
Однажды вечером Фрол спросил: — Кит, у тебя есть бумага? — Зачем тебе? — Прошу — значит, надо. Я достал из тумбочки тетрадь: — Возьми всю, мне не жалко. — Тебе делать нечего? — Я уроки уже приготовил. А что? — Пойдем в класс, подиктуй мне. Только ты не задавайся! — А почему я должен задаваться?
Фрол испытующе посмотрел мне в глаза и неопределенно гмыкнул. Потом достал из тумбочки своего Станюковича, и мы пошли в класс. На парте лежало чье-то письмо. — Гляди-ка, — сказал Фрол, — ведь это Авдеенко пишет. Подписано: «Олег». Ай, гусь! — Не нужно читать чужие письма, — сказал я. — Это нечестно. — А ты послушай-ка лучше, что он пишет, — не обращая внимания на мои слова, продолжал Фрол. — Ай, штучка! С трудом разбирая почерк Авдеенко, Фрол прочел: — «Здравствуй, мама! Если ты получила мое письмо, то прошу дать такой ответ, какой я прошу». Ага, изволь дать ответ, какой просит! — фыркнул Фрол. — «Ведь ты не хочешь, чтобы я был моряком...» Не хочет, слышишь, Кит! «...и сама говорила, что лучше быть артистом. Разве ты не говорила, что хочешь сидеть в первом ряду и смотреть на своего знаменитого сына?» Ты погляди, какая знаменитость! — Фрол с чувством свистнул — «Мама, прошу тебя, возьми меня ты отсюда, если отец не хочет понять мою просьбу. Здесь заставляют без конца учиться, никуда не пускают, мне тут плохо. Мама, если хоть капельку любишь, то забери меня домой...» Как раз в эту минуту Авдеенко вбежал в класс: — Отдай письмо! — А разве оно твое? — спросил Фрол. — Мы думали — не твое. Ты что же, знаменитость, будешь в балете танцевать? — Фрол вытянул вперед руки и прекомично изобразил готовящуюся упорхнуть балерину. — Или «тру-ля-ля, тру-ля-ля»? — пропел он фальцетом.
— Отдай! — взвыл Авдеенко. — Ну-ну, не вздумай реветь! Держи свою писульку. — Фрол с презрением протянул письмо. — Артист! Авдеенко схватил листок, смял его и разревелся, плюхнувшись на заднюю парту. Мне не нравилось, что Фрол прочел чужое письмо, но еще больше не нравилось слезливое послание. Я уважал артистов и любил театр. Но разве для того, чтобы быть артистом, не нужно учиться? Подумаешь — «заставляют без конца учиться»! Ведь и на артиста надо учиться не год и не два! — Ну, ладно, — сказал Фрол, взглянув на всхлипывающего Авдеенко. — Проревется и перестанет. Диктуй! Он протянул мне книжку, раскрыл тетрадь и обмакнул в чернила перо. — Ну, что же ты? — Что тебе диктовать? — Что хочешь. — Пиши, — сказал я, раскрывая книгу: — «Жара тропического дня начинала спадать. Солнце медленно катилось к горизонту...» — Постой, ты не самым полным. Я стал читать медленнее. Но Фрол все же не поспевал, буквы разбегались по бумаге, как мыши, а кляксы догоняли их, словно большие черные кошки. — «Подгоняемый нежным пассатом, клипер нес свою парусину и бесшумно скользил по Атлантическому океану...»
— А ты не можешь каждое слово отдельно, да пояснее, по буквам? Я стал читать так медленно и так громко, что даже глухой разобрал бы каждую букву и написал бы без всяких ошибок: — «Пусто кругом: ни паруса, ни дыма на горизонте...» — «Гаризонте» или «горизонте»? — переспросил Фрол. — Го-ри-зон-те. — А я думал — «гаризонт». Давай дальше! — «Куда ни взглянешь — все та же безбрежная водяная равнина, слегка волнующаяся и рокочущая каким-то таинственным гулом, окаймленная со всех сторон прозрачной синевой безоблачного купола...» Я увлекся и, позабыв о том, что Фрол просил выделять каждое слово, продолжал читать залпом: — «Воздух мягок и прозрачен; от океана несет здоровым морским запахом. Пусто кругом. Изредка разве блеснет под лучами солнца яркой чешуйкой, словно золотом, перепрыгивающая летучая рыбка, высоко в воздухе прореет белый альбатрос, торопливо пронесется над водой маленькая макрель, спешащая к далекому африканскому берегу, раздастся шум водяной струи, выпускаемой китом, и опять ни одного живого существа вокруг...» — Вот здорово! — прервал меня Фрол. Он больше уже не писал. Да и мог ли он поспеть за мной, несшимся по строчкам «Морских рассказов» Станюковича со скоростью торпедного катера! — Как это там? «Несет здоровым морским запахом... Воздух мягок и прозрачен». А ведь я это чувствую, Кит. Бывало выйдем на катере ранним утром. «Фрол, — скажет усыновитель, — ты чувствуешь, какая красота?» — «А как же ее не чувствовать, товарищ старший лейтенант?» И тяну носом воздух.
А ветер вокруг нас так и рвет, так и рвет! Винты гудят, пена позади так и клубится... Эх, Кит, до чего это здорово! А ты знаешь, мои-то, наверное, не сидят на месте, все, поди, в море да в море... к крымским берегам... Кит! (Тут я заметил, что Авдеенко, сидящий на задней парте, больше не всхлипывает, а, навострив уши и широко раскрыв глаза, слушает Фрола.) — А? — Если писать с ошибками, выгонят из училища? — Выгонят. — Правду говоришь? А ну-ка погляди, что у меня получилось. — У тебя, Фрол, ничего разобрать невозможно. — Да ты слепой, что ли? — «Воздук мягок и прозрачен»... Зачем ты пишешь «воздух» через «к»? — Разве? Ну-ка дай мне сюда, переправлю. Он переправил «к» на «х», посадил огромную кляксу, рассердился и, вырвав из тетради листок, смял его и бросил под парту. — Диктуй все сначала. Только помедленнее. Понимаешь? Я не хочу, чтобы меня выгоняли! — стукнул он кулаком по парте. — Пусть Авдеенко выгоняют! Авдеенко, словно угорь, выскользнул из класса. В опаловом колпаке вспыхнул свет, старшина Протасов не раз заглядывал в класс, а я все диктовал «Человека за бортом». Фрол, пыхтя, злясь и ломая перья, по нескольку раз переспрашивал каждое слово и сам не раз повторял его, прежде чем написать на бумаге. Хотя он и наделал ошибок, но меньше, чем в первый раз. — Поставь мне отметку, — предложил Фрол, когда я подчеркнул все ошибки. — Что ты, Фрол! Как я могу тебе ставить отметки?
— А ты поставь, тебе говорят! Я поставил ему три с плюсом вместо трех с минусом, которые ему причитались. Фрол был счастлив и не скрывал своего счастья: подышал на листок с диктантом, чтобы он поскорее просох, аккуратно сложил его и спрятал в карман. Прозвучал отбой, и мы отправились в кубрик, где я, торопливо раздевшись и сложив по всем правилам одежду, ткнулся носом в подушку и заснул, как убитый, без всяких снов.
* * *
Продолжение следует.
Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru