"На Север уехал один из них, на Дальний Восток - другой"
- Какую юнга выбрал специальность? - Я был упрямый и сразу сказал, что хочу быть на рубке, рядом с капитаном, чтобы все знать. Мне уступили. Хотя каждый должен был знать несколько специальностей. Сегодня если потренироваться, то смогу быть сигнальщиком точно, несмотря на то, что прошло более 60 лет. Память у меня отменная. - Как попали на Север? - Это же мои родные места, я все объяснил при распределении. Лыжник, чемпион, наверное, все это вкупе, и убедило командование. Меня, как и еще 50 курсантов, оставили на Севере, в подводных войсках (подплав). Краснознаменная ордена Ушакова бригада подводных лодок. А друзья разъехались по другим флотам, как в песне: "На Дальний Восток - другой"... - Как вас приняли боевые "бывалые" моряки? - Сначала были серьезные экзамены у боцмана. Масса необычных вопросов, на которые удалось ответить достойно. Когда вопросы кончились, я понял, что принят на боевую лодку. - Юнга подходит нам по всем статьям, - сказал боцман. Меня накормили автономным фирменным пайком, и я был беспредельно счастлив. Вокруг были вернувшиеся из боевого похода настоящие подводники с небритыми, но веселыми лицами. Конечно, я им завидовал. - Что было для вас основной боевой задачей?
Мы базировались на Баренцевом море, курсировали, охраняя наши воды, и сопровождали корабли в норвежских фиордах. У каждой лодки был свой квадрат. Я попал на среднюю подводную лодку "С-103". "Сталинец" имел команду до 50 человек. Иногда мы "забрасывали" в тыл врага десант разведчиков, тогда экипаж заметно уплотнялся. Уходили ночью и по запасам продуктов догадывались, на какой срок. Другие лодки назывались между нами соответственно "малютками"(10-12 человек), "щуками", "букашками" и "катюшами" (до 100 человек). Нашей плавучей базой была "Умба". На ней пополняли запасы продовольствия, вооружения, горючего.
Ночной дозор
- Помните первый боевой поход? - Как сегодня. Было это 28 мая 1944 года. Штормило, и лодка "С-103" с трудом вышла в море. Я был рулевым и нес боевую вахту на ходовом мостике. На вторые сутки подошли к норвежским берегам, но поиск противника оказался безрезультатным. Командир лодки Н.Нечаев, понимая настроение моряков, наше горячее желание вступить в бой, принял решение о внезапном входе в один из ближайших фиордов. Экипаж четко выполнял приказ, и нас поджидала, если можно так назвать бой, удача. Подняв перископ, мы увидели три немецких тральщика, которые усердно "утюжили" фарватер. Готовили проход для конвоя. Атака кораблей, оснащенных акустическими приборами и глубинными бомбами, была для нас чрезвычайно опасной. Лодка "С-103" стремительно пошла навстречу противнику. Я, конечно, понимал высочайшую ответственность, курс нужно было держать четко, отклонись чуть в сторону и - торпеды уйдут мимо цели. Четыре наших внезапных торпедных залпа стали полной неожиданностью для кораблей. Сразу два тральщика были потоплены, третий получил серьезные повреждения. Когда вернулись на базу, мне довелось нарисовать на боевой рубке первую красную звездочку. В ее центре была цифра "2", два корабля.
(Сведения об отсутствии успехов ПЛ опровергает также
Второй победный бой был в августе того же года. Тогда по шифрованным данным разведки нам доверили атаковать транспортную колонну немцев, которая была всего в 80 километрах от нас, в районе мыса Харбакен Северной Норвегии. Мы кратчайшим путем, форсируя минное поле, пошли на ее маршрут. Осторожно "вползли" в минное поле. В отсеках - напряженная тишина и предельное внимание. Вдруг тревожная команда: - По левому борту трение о корпус! - Конечно же, это был минреп - тонкий, стальной трос, на котором держалась мина, терся о борт нашей лодки. Кажется, чья-то огромная рука ощупывала наружный корпус лодки, словно выискивала, за что бы зацепиться. - Лево на борт! - спокойно командует Нечаев, он привычно уверен в себе. - Есть лево на борт, - отвечаю я и перекладываю руль влево. - На румбе? От напряжения пот выступает на лбу, но стараюсь не выдавать волнения. - На румбе 270 градусов! - Так держать! - Есть так держать! Какое-то время минреп продолжает скрежетать, скользя вдоль борта к корме. Вслушиваясь в этот скрежет, грозящий смертью, все подводники невольно поворачивают головы, провожая неприятный звук. Боятся, чтобы трос не зацепил за горизонтальные кормовые рули или винты. Вскоре скрежет прекратился - значит, опасность миновала. Единый вздох облегчения прокатился по оцепеневшим от напряжения отсекам. Мы стали ждать подхода противника, приглушив двигатели. Вскоре опытные "слухачи" доложили: слышим шум винтов. Сразу пошли на быстрое сближение с колонной, и наша мощная торпедная атака сразила три боевые единицы противника: сторожевой корабль, транспортный и танкер. На огромном транспорте немцы могли перевозить до 90 танков и трех тысяч солдат. После этого боя я исправил на рубке почетную "двойку" на отличную "пятерку".
Когда штормит под водой
- Самый запомнившийся боевой и служивый эпизод? - Их было немало. Наша лодка "С-103" потопила пять кораблей противника. Это были тральщики, транспортные и сторожевые корабли. Когда торпеда попадала в цель, мы это слышали и видели. Радость была большой. Однако после этого начиналось самое страшное. Прилетали самолеты, и начиналась бомбежка. Лодка стремительно "проваливается" на дно, тишина обжимает корпус. Верили только в судьбу. Она была в каждом случае к нам благосклонна, хотя и под водой штормило серьезно. Слышим легкие хлопки глубинных бомб. Сначала они далеко, но затем взрывы все ближе и ближе. Один раз лодку сильно бросило. Вода от ударов просачивалась сквозь заклепки обшивки лодки, свет гас, это был страх настоящий. Глаза "квадратные". Что в соседних отсеках - неизвестно. Но удары становятся тише, значит, пронесло. - Все в порядке, братишки, - несутся команды по отсекам. Живем дальше. Через несколько часов оторвались и ждем "добро" на возвращение на базу. В родной Екатерининской бухте мы отсалютовали тремя холостыми выстрелами возвращение домой.
- У вас на груди орден Красной Звезды, расскажите, за что эта высокая награда? - Это была первая "звездочка". Она за то, что я вовремя заметил самолет противника, заходивший с кормы, и мы смогли уйти на глубину. Спасли лодку и экипаж. Меня представили к награде. Потом были еще медали "За освобождение Заполярья", орден Отечественной войны II степени, многие другие награды. - И другой эпизод из жизни подводников? - Пришли мы из рейса, с боевого задания. Меня вызывают к боцману, там начальство сидит, столик накрыт. Я доложился по форме. "Комсомолец?" - спрашивают. - "Так точно". - "Сейчас мы проверим, какой ты комсомолец". - Наливают в кружку наркомовские, но не сто граммов, поболее. "Давай", - говорят. Я выпил. - "Закусывай скорее", - говорит боцман. - "После первой не закусываю", - ответил я. Спустя много лет схожий сюжет был в кинофильме "Судьба человека". Скажу здесь же. Водка стояла в кубриках у матросов, но никто без повода ее не трогал. Только по праздникам или дням рождения. Воспитание у людей, служивших во флоте, было серьезным и строгим. Питание также было хорошим, усиленным, нам ни в чем не отказывали. Случалось, и поросеночком баловали, фруктами. Парад Победы - Как вы попали на легендарный Парад Победы в Москве в 1945 году? - Это целая история. Конечно, был строгий отбор. На лодку приехала комиссия Северного флота. Она смотрела выправку кандидатов, как они ходят строевым шагом. Даже раздевались до трусов: чтобы фигура была подходящей. В общем, передо мной главный кандидат не прошел, что-то не понравилось комиссии. Тогда говорят мне, ну-ка давай, Яковлев, пройдись. У меня же спортивная выправка, я постарался отчеканить по высшему разряду. Чтобы выглядеть повыше, я даже толстые стельки положил в ботинки. Чувствую, им понравилось. Скоро мне сообщают, что я должен поехать в Москву. Там было много репетиций в районе Сокола и Химок. Выдали новую форму. - Какое впечатление осталось от самого Парада Победы? - Торжественность и ощущение радости. Сам парад проходил 24 июня 1945 года на Красной площади. Подводники стояли почти напротив Мавзолея. Маршал Жуков на белом коне лично объехал все колонны и поздравил бойцов. На трибуне Сталин, члены правительства, гости.
Запомнилось, как несли знамена поверженного противника, низко наклонив к земле. Потому сами полотнища волоклись по брусчатке. Потом их резко бросили на землю. Нам удалось пощупать эти знамена, Тяжелые, разукрашенные свастиками, жесткие по фактуре. Провели и пленных немцев. За ними шла поливальная машина, смывая даже следы на площади. Когда парад закончился, мы шли по улицам Москвы, и народ нас приветствовал, приглашали домой, чтобы вместе отметить победу. Спортивная закалка - Наколай Константинович, вам никак не дашь 80 лет. Статный, бодрый! Видел, как вы на пятый этаж взлетели и даже дыхания не сбили. Это скажу вам, тест серьезный даже для сорокалетнего человека. - С детства я любил лыжи, много бегал и не раз становился чемпионом нашей республики, Мурманской области, Северного военного округа, морских, военных спартакиад. Восемь лет службы на Севере. Потом плавание, почти двадцать пять лет тренировал детей, юношей в Полярном и в Петрозаводске. Сюда я вернулся в 1966 году, когда построили бассейн. Своим примером учил молодых упорно трудиться на тренировках. Стал заслуженным тренером Карелии, воспитал многих чемпионов республики, Северо-Запада. Среди наиболее успешных спортсменов могу назвать такие имена, как мастера спорта Светлана Проказова и Александр Силкин. Во время службы на Севере пробовал и борьбой заняться. Но маты на полу, пыль в глазах, сопение соперника - все не по мне. Другое дело - лыжи: свежий, морозный воздух, лесные красоты, снежок искрится, дышится легко, про самочувствие и ощущение радости от бега я уже и не говорю. Кто любит лыжи, поймет меня. Мы живем в Карелии, и лыжи - это почти национальный вид спорта для северян. Но главным для меня всегда было воспитание человека порядочным, честным и полезным для общества. Для этого стоит пройти, как говорят в народе, огонь, воду и медные трубы. Закаленный физически и морально человек сможет достойно и счастливо прожить свою жизнь...
Мечты оптимиста
- У вас рекорды в жизни не только спортивные и долголетия. Счастливыми оказались и семейные годы? - Их целых 60! Познакомились мы с Ольгой Николаевной на танцах в Полярном, в Доме офицеров. Она работала в штабе Северного флота. Вырастили дочь и сына. Они живут отдельно. Всякое бывало в доме, но важно, что было понимание и взаимное уважение. На этом и строили семейное счастье. - Сбылись ли мечты, которые каждый человек вынашивает с юношества в самом сердце? - Если честно, то я всегда мечтал стать художником, рисовать картины. Был у меня и хороший учитель, Сафо Ершов. Особенно мне нравилось создавать природные пейзажи. В свое время было написано много картин, но они пропали. В армии мне доверяли издавать стенгазеты, рисовать плакаты, карикатуры. Иногда я во сне вижу сюжеты картин. В ближайшее время буду оформлять книгу Андрея Филимонова. Я бы и сегодня больше рисовал, однако краски стоят недешево, кисточки тоже. В свободное время занимаюсь рыбалкой, охотой, на даче. Но охота почти без стрельбы, жалко живность, не могу стрелять. Лучше сфотографировать животных на природе, это красиво. Раньше я часто снимал "Лейкой". Прогулки на лыжах, грибы, ягоды.
Охрана Клинтона волновалась зря
- Николай, расскажите о встрече с президентами двух стран, Борисом Ельциным и Биллом Клинтоном. - Было это в 1995 году в Москве, на праздновании 50-летия Победы. Сначала прошел парад, затем банкет и прием в Кремле. Ветеранов войны поздравили главы двух государств, России и США. Когда я увидел президентов, то подумал, что надо бы автограф на память взять, а то никто не поверит, что общался с ними. Поздоровался с Ельциным, рядом Клинтон. Я протянул руку за блокнотом во внутренний карман военной формы. Тут охрана американского президента не на шутку взволновалась. Смотрят на меня внимательно и серьезно, готовы ко всему. А Клинтон только улыбнулся и рассмеялся, поняв ситуацию. Я протянул блокнот, и он подписал его. Похлопал меня по плечу, посмотрел с уважением на награды. Он выше меня намного, рядом была его супруга. Вот подпись: Билл Клинтон. Международный скандал не состоялся.
Продолжение следует.
Пожалуйста, не забывайте сообщать своим однокашникам о существовании нашего блога, посвященного истории Нахимовских училищ, о появлении новых публикаций.
Сообщайте сведения о себе и своих однокашниках, воспитателях: годы и места службы, учебы, повышения квалификации, место рождения, жительства, иные биографические сведения. Мы стремимся собрать все возможные данные о выпускниках, командирах, преподавателях всех трех нахимовских училищ. Просьба присылать все, чем считаете вправе поделиться, все, что, по Вашему мнению, должно найти отражение в нашей коллективной истории. Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru
Малограмотный и косноязычный крестьянский пастушок-недоучка с незаконченным двухклассным образованием церковно-приходской школы, «жулик высшего пошиба», оказавшийся в тот момент у руля нашей страны, с гневом стучал своим ботинком, с возмущением грозил кулаком на одной из сессий ООН, желая показать всем и вся «кузькиму мать». В результате нагнал на много лет вперёд превеликого страха в головы сытых и самодовольных ковбоев, преуспевающих владельцев заводов, банков и пароходов.
Паритет в военной области, в конце концов, нами был достигнут, но какой ценой? «Холодную войну», надо откровенно признать, как только ни лезли из кожи и ни старались из всех сил, мы проиграли в пух и прах этим наглым, хамоватым и зарвавшимся в своём навозно-ковбойском нахальстве империалистам. Наши-то дела как шли? В результате такой политики мы, изрядно подтянув пояса к позвоночнику, превратились, в массе своей, в истощённый, бедный и нищий народ. Государственная экономика подорвана. Нефтяные запасы Самотлора выкачаны до последней капли (но, как оказалось к всеобщей радости, пока кое-что ещё оставалось). Колхозное сельское хозяйство после освоения целины очутилось в полном развале (министры и руководители этой отрасли то ли сами стрелялись, то ли их отстреливали одного за другим, начиная с Козлова Фрола Романовича и др.). Жизнь в малых российских городах и, в большинстве своём, в деревнях, которые постепенно истощались, разваливались и исчезали, хуже не придумаешь. Марксистско-ленинская идеология, безудержно провозглашавшая о непременном построении в нашей стране коммунизма к 1980 году, оказалась сплошным пустозвонством. Вспоминаю и ужасаюсь, как мы жили. Многие всё ещё, до сей поры, думают, что жили мы замечательно и прекрасно, потому что, наверное, не знали и не могли даже представить, что можно жить иначе.
В качестве небольшого комментария.
Ее запрограммировали и воплотили в жизнь два президента - Л.Кравчук и Л.Кучма, а завершил третий - В.Ющенко.
Это так, для сравнения. Суть? Конечно, на поверхности не лежит. И прослеживая борьбу за власть, ее не вскроешь. Только обнажив подлинные интересы лидеров, элит и народа, только разобравшись в хитросплетениях борьбы за совпадающие и противоречащие друг другу интересы, только так можно понять прошлое, настоящее и будущее.
2.
Но я лично тогда ни о чём другом детально не задумывался, кроме необходимости и огромного желания овладеть военной специальностью. Надо было выучиться военному делу так, чтобы дать отпор любому агрессору и, прежде всего, американскому. «Сначала думай о Родине, а потом о себе!» Такая у меня была главная задача, к ней я настойчиво стремился все четыре года обучения в Высшем Военно-Морском училище. Но всё-таки возвращусь к воспоминаниям о своём последнем нахимовском и одновременно первом курсантском отпуске летом 1953 года. Из Риги я поехал в Ленинград вместе со своими одноклассниками, которые в массе своей мало того, что были питерскими, как они себя не без гордости называли, но и были распределены, к их радости и удовлетворению, в здешние училища. Моя поездка в каком-то смысле была прощанием с Ленинградом, как с несбывшейся мечтой продолжать учёбу в этом замечательном и прекрасном городе. Хотя в последующие годы мне приходилось изредка здесь бывать, но это уже были, по существу, поездки по делам или для коротких встреч и воспоминаний. Большую часть своего отпуска я провёл, конечно же, в Угличе, не зная и не предполагая тогда, что это будет моё последнее такое длительное пребывание в своём родном городе. Встреча с мамой была, как всегда, радостным и счастливым для меня событием. Она в очередной раз приятно удивила, подарив в честь моего окончания Нахимовского училища, получения Аттестата зрелости за десятый класс и определения дальнейшего обучения в Высшем учебном заведении, ещё не часто встречающиеся тогда в обиходе наручные часы «Звезда», произведённые Угличским часовым заводом № 2. Этими часами, ставшими самым памятным и дорогим моему сердцу подарком, а ныне уже превратившимися в историческую реликвию, я пользовался более тридцати лет, износив их, что называется до дыр, пока не протёрлась крышка корпуса часов. Теперь эти часы в таком виде к использованию не пригодны, но они, как и прежде, остаются мне значимы, и, что удивительно, по-прежнему точно показывают время.
Часы Угличского завода «Звезда»
Мои тётушки, мамины сёстры, которые последние десятилетия безвыездно жили в Угличе, как я заметил, тоже были рады моему приезду, непроизвольно придавшему дополнительное чувство гордости за меня, своего племянника, перед многочисленными соседями и знакомыми. К великому сожалению, как это характерно для бесшабашной молодости, в этом отпуске моё общение с незамужними и бездетными сёстрами моей мамы было весьма поверхностным и прошло без каких-то интересных разговоров и воспоминаний. Обладая глубокими знаниями по многим наукам, общей эрудицией и культурной образованностью, мои дорогие родственницы в силу определённых жизненных условий, не смогли реализовать и десятой доли своего интеллектуального внутреннего потенциала, который во многом остался не востребованным. Мне тогда даже не приходило мысли задуматься о том, что эти встречи со своей близкой роднёй станут последними. Теперь же, с душевной горечью свидетельствую, что ничто меня не связывает с этим городом, кроме детских воспоминаний.
Мне было известно, что мама, всегда стремившаяся к повышению своих знаний, в послевоенные годы стала учиться заочно в Оказалось так, что мой приезд в отпуск, совпал с необходимостью её отъезда на очередную учебную сессию. Она не могла себе представить, чтобы пропустить ответственный момент сдачи экзаменов и зачётов, но вместе с тем, необыкновенно переживала, что её поездка в институт явится большим неудобством для меня. Уговорив маму отправиться в Ярославль, я обещал, что к концу её сессии обязательно приеду к ней, тем более, что никогда не был в этом городе, и мы проведём несколько дней вместе. На том и порешили. Оставшись в течение нескольких дней на попечении своих тётушек, и почувствовав себя самостоятельным и достаточно взрослым, я значительное время решил потратить на общение со своими бывшими приятелями по детским играм. Но, как пришлось узнать, в жизни у большинства из них произошли значительные изменения: дотянули до десятого класса буквально единицы, многие уже работали, а некоторые, что меня крайне удивило, оказались «в местах не столь отдалённых», да и те, что были помладше, тоже побывали в детских колониях. Вот такие оказались не весёлые новости. Даже трудно вообразить, что могло произойти в моей жизни, если бы я не учился в Нахимовском училище? Надо сказать, что я свою флотскую форму в отпуске, как правило, не носил, разве только для посещения военкомата при постановке и снятии с учёта. Как-то так сразу получилось, что среди знакомой пацанвы, не стараясь себя превозносить перед ними, однако, учитывая своё нынешнее положение, оказался, если не в авторитете, то в явном привилегированном положении с налётом некоторого вождизма. Такое отношение среди бывших товарищей по детским периоду, а теперь достигших шестнадцати и восемнадцатилетнего возраста, кругозор и поведение которых приобрёл явный блатной оттенок, характерный для уличной шпаны, для меня было не приемлемо и не вызывало положительных эмоций. Больше того, когда в один из дней эти ребята решили весело провести вечер и с этой целью накупили целую сетку водки, которую глотали, чуть ли не полными гранёными стаканами при минимальном количестве закуски, надёрганной из ближайших к дому грядок, а затем полупьяной, залихватской и бойкой компанией пошли развлекаться в мне становилось совершенно ясно, что поддерживать отношения в таком взрывоопасном содружестве не стоит.
Имея определённый опыт, пусть даже незначительный, приобретённый в училище, я не поддался уговорам расслабиться по полной программе, но и заниматься перевоспитанием своих собутыльников не стал, поскольку понял, что у них уже выработана чёткая, хотя и пагубная, линия поведения. На правах, назовём так, «почётного гостя» мне пришлось, конечно, принять обряд причащения, но норму-то свою уже знал, да к тому же учитывал, что сладкая наливка, это совсем не то, что жгучая водка или неожиданно появившаяся на столе зловонная самогонка. Выйдя из дома приятеля, известного своей сомнительной репутацией среди соседей (фамилию не называю из этических соображений), где мы весело «гужевали», наша многоголосая и шумная ватага, численностью около десяти человек, в центре всеобщего внимания которой я оказался, направилась в городской парк. Там уже раздавалась бодрая и весёлая музыка, извещавшая о начале танцевального вечера на открытой площадке. Проходя по широкому каменному мосту, соединяющему центральную площадь города с парком, к нашей разухабистой компании навстречу шла не менее весёлая, энергичная и, пожалуй, такой же численности и возраста группа парней. Поравнявшись с нами, один из них, стриженный, щупленький, с дымящей в зубах папироской-гвоздиком, неожиданно обратился ко мне, прошепелявив какие-то слова, которые я толком не разобрал и ничего не понял. Моё молчание становилось продолжительным и от этого возникало ненужное напряжение. Ты, чё... По Фене ботаешь? повторно то ли с вопросом, то ли с утверждением нагловато обратился ко мне шепелявый.
Не зная ни одного слова из блатного лексикона, у меня с языка сорвалась какая-то абракадабра: Не... По Мане крякаю! Шепелявый опешил, перестал дымить папироской. Всё его окружение притихло, но с места никто не сдвинулся. Ну, ладно... В натуре... Много наших там ещё осталось? почти дружелюбно и с нескрываемой надеждой спросил щупленький, вынув свою папироску изо рта. Где остались? Какие наши? Сколько их вообще? Что отвечать? Да есть ещё кое-кто. Скоро и остальных выпустят, сказал я почти уверенным голосом, тут же отходя в сторону, чтобы пропустить встречных и избежать других вопросов, на которые (кто его знает?) придётся отвечать более конкретно, что абсолютно излишне. Наши группировки разошлись без предъявления претензий друг другу, но среди пацанов ещё долго и шумно велось обсуждение случайного разговора с незнакомцами. Вскоре сопровождавшие меня ребята, повстречав своих подружек, стали разбредаться по кустам, освобождая меня от своего присутствия, что вполне устраивало. Не пытаясь с кем-либо из свободных в тот вечер девчат завести парково-кустовое знакомство, я, к своему удовольствию отметил, что такой «праздничный день» с большим возлиянием спиртного, даже, несмотря на то, что из-за моей подстриженной наголо головы ошибочно приняли за досрочно освобождённого из мест заключе6ния, всё-таки завершился без драк, поножовщины и других неожиданных происшествий. Так уж получилось, что в Угличе у меня не сохранилось никаких дружеских связей ни со школьными товарищами, с которыми я учился до четвёртого класса, ни, тем более, с бывшими соседскими мальчишками далёкого детства. Прошло несколько дней, когда я получил письмо от мамы из Ярославля, в котором она сообщала, что экзаменационная сессия подходит к завершению, и она может задержаться до моего приезда. Мама также указала свой временный адрес, где она снимала комнатку в частном домике, находящемся недалеко от набережной.
Продолжение следует.
Пожалуйста, не забывайте сообщать своим однокашникам о существовании нашего блога, посвященного истории Нахимовских училищ, о появлении новых публикаций.
Сообщайте сведения о себе и своих однокашниках, воспитателях: годы и места службы, учебы, повышения квалификации, место рождения, жительства, иные биографические сведения. Мы стремимся собрать все возможные данные о выпускниках, командирах, преподавателях всех трех нахимовских училищ. Просьба присылать все, чем считаете вправе поделиться, все, что, по Вашему мнению, должно найти отражение в нашей коллективной истории. Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru
"Я - та женщина, которая находилась на борту крейсера "Адмирал Сенявин" во время этого трагического события. Всё чётко помню. И конечно, никогда не забуду. Уже после страшного "пика событий" мне долгое время не разрешалось выходить из каюты. Были опасения, что в состоянии стресса кто-то может выместить своё горе на мне... Женщина на корабле... Взрыв видела чётко с ходового мостика. Грохнуло, повалил дым из орудия и из "всех щелей" башни. Раздалась громкая тревога. Один из наших писателей - моряк - вскрикнул - что-то вроде "Беда! "Мы обнялись. Ждали детонации - а ведь это означало бы гибель! Последовала команда для нас - "По каютам!" Мы побежали. Навстречу уже несли почерневшие, распухшие от газов трупы. Страшно, страшно вспоминать. Дальнейшее - известно. Моряки совершили подвиг - открыли орошение, затопив погреба и погибнув сами. Впоследствии мы с Марком Кабаковым ездили на родину Леонида Климченко, проведать его родителей, выразить своё соболезнование и скорбь. Поэтесса Людмила Щипахина.
ЩИПАХИНА Людмила Васильевна, поэт, член Московской городской организации СП России. Родилась на Урале, в Екатеринбурге. Окончила Литературный институт. У нее более тридцати книг стихов и полтора десятка книг переводов с языков бывших народов СССР. Людмила Васильевна - Секретарь Правления Международной Ассоциации писателей-баталистов и маринистов. Член Исполкома Международного Сообщества писательских Союзов, а также Лауреат литературной премии имени Константина Симонова. Награждена орденами - "Дружба народов" и "Знак почета", медалями. На стихи Людмилы Щипахиной написаны песни в содружестве с композиторами - Людмилой Лядовой, Вадимом Орловецким, Эдуардом Колмановским.
Век двадцатый – ротозей. Нам не впрок твоя забота. … У России нет друзей, Кроме Армии и Флота.
Долго ль в мареве тоски Будем брать свои напасти, - То у Сороса с руки, То у дьявола – из пасти?
Разоряем отчий дом, Как беспечные кутилы. Шельф Балтийский отдаем, Приднестровье, Крым, Курилы…
Всем кагалом, сворой всей На тебя идет охота. У России нет друзей, Кроме Армии и Флота.
А исконные черты Не сгубили б поколенье. От избытка доброты – До нехватки озлобленья.
Осознай, уразумей, Выбирайся из болота. … У России нет друзей, Кроме Армии и Флота.
АЛЫЙ ПАРУС НАДЕЖДЫ. (В.Орловецкий, Л.Щипахина). -
Всё случается в жизни – непогода и мгла, Налетает беда ураганом кромешным. И судьбою твоей управляет тогда Алый парус надежды, алый парус надежды. И судьбою твоей управляет тогда Алый парус надежды, алый парус надежды.
Над ветрами дорог, над метелью путей Постоянством и верностью душу утешь ты. И качается гордо на холодной волне Алый парус надежды, алый парус надежды. И качается гордо на холодной волне Алый парус надежды, алый парус надежды.
Будут зори ясны, будет небо светлеть, Каждый прожитый день будет ярче, чем прежде, Ведь недаром так ярко сияет тебе Алый парус надежды, алый парус надежды. Ведь недаром так ярко сияет тебе Алый парус надежды,
О том, что предшествовало взрыву на крейсере "Адмирал Сенявин" и что последовало за ним, см.
Пожалуйста, не забывайте сообщать своим однокашникам о существовании нашего блога, посвященного истории Нахимовских училищ, о появлении новых публикаций.
Сообщайте сведения о себе и своих однокашниках, воспитателях: годы и места службы, учебы, повышения квалификации, место рождения, жительства, иные биографические сведения. Мы стремимся собрать все возможные данные о выпускниках, командирах, преподавателях всех трех нахимовских училищ. Просьба присылать все, чем считаете вправе поделиться, все, что, по Вашему мнению, должно найти отражение в нашей коллективной истории. Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru
Я, как губка, впитал их науку и перенял их мастерство, и даже черты характера каждого из них составили мой характер. Все их упрёки и взыскания в свой адрес считаю справедливыми и своевременными, а похвалы заслуженными. И больше всего благодарен судьбе, что она не позволила мне никого из них ослушаться или огорчить. После их науки моя судьба не раз подвергала меня еще большим испытаниям, из которых я, моя лодка и экипаж всякий раз выходили невредимыми и ещё больше обученными. Но я, боже упаси, ни разу не посчитал, что это я такой гений, или ас, или чёрт его знает кто. Ни в коем случае. Я всякий раз вспоминал своих учителей и мне не хватало только их похвалы и радости за меня, их прилежного ученика. Единственной своей заслугой считаю подготовленность ко всему, даже непредвиденному, своего экипажа, и себя лично. Хотя, по большому счёту, это мне вдолбил буквально ещё Николай Иванович Китаев. Однажды он, не помню уже, по какому моему промаху, сказал мне: старпом, когда будешь командиром, в чём я пока ещё глубоко сомневаюсь, никогда в море не расслабляйся, ежечасно и ежеминутно думай о том, что вот-вот может произойти и где именно, и всегда будь готов ко всему самому невероятному.
(Конечно, не просто в скульптуре, на "картине маслом" выразить и увековечить сокровенное, отношения "учитель - ученик", итогом которых становится рождение настоящего командира-подводника, но ведь надо? И размышления В.П.Щербавских, уверены, помогут подлинному мастеру изобразительных искусств.)
Этот наказ я всегда выполнял, и поэтому на лодке моей каждый вахтенный офицер не только умел выполнять манёвр «человек за бортом», но еще погрузиться и всплыть, сняться со швартовов и ошвартоваться. Боцман и старшина команды торпедистов умели стать на якорь и сняться с якоря. Все несущие нижнюю вахту могли стоять на машинном телеграфе, штурманский электрик мог работать на торпедном автомате стрельбы, а торпедный электрик приготовить к работе гирокомпас и нормально и ускоренно. Именно это и помогало преодолевать все морские невзгоды. А их уж куда как много было. Однажды пришлось выходить в учебную торпедную атаку с неисправными кормовыми горизонтальными рулями, возвращаться в базу без ограждения мостика, так как его снесло в результате всплытия под айсбергом, тушить в отсеке горящую боевую торпеду. Дважды при плавании под водой приходилось менять крышку цилиндра дизеля. Один раз пришлось во время рассредоточения следовать из Владивостока в бухту Троица, что возле границы с Кореей, без единого навигационного прибора, чисто по звёздам, другой раз возвращаться в Магадан из-за Курильской гряды без гирокомпаса и без магнитного компаса, тоже по звёздам. Ну а уж в каких штормах приходилось плавать... А к этой напасти я был подготовлен лучше всего. Потому что ещё раньше, до своего командирства, будучи старпомом у Свешникова, попал в такой которого больше ни в жизни, ни в кино не довелось видеть.
Этот шторм, вернее, ураган, трепал нас непрерывно около недели, когда мы совершали переход с Камчатки во Владивосток. Этот момент я описал в книге «Дороги, которые нас выбирают». Я там поскромничал, не всё описал, потому что опасался, не поверят мне читатели, скажут: вот, мол, заливает автор. И ещё я думал, что свидетелей этому, возможно, нет больше или не дойдёт до них написанное мною. Единственно, что я рискнул тогда описать, это эпизод с электрокамбузом, который под действием небывалой качки сорвался со всех креплений и, как взбесившийся танк, начал носиться по четвёртому отсеку, всё круша на своем пути. Была прямая угроза, что он проломит борт лодки и внутрь хлынет вода. Поэтому, не считаясь с риском для жизни, мы вступили с ним в отчаянную схватку и одолели, скрутили, поставили на своё место в буквальном смысле этого слова и закрепили. Однако оказалось, свидетели этой эпопеи к великой моей радости живы и здоровы. Живёт полноценной творческой жизнью тогдашний замполит Алексей Иванович Лизунов. Он в Санкт-Петербурге профессор, известный и уважаемый лектор. Тогдашний командир БЧ-II-III Борис Игоревич Козлов тоже профессор, сотрудник архива РАН, доктор философских наук и тогдашний штурман Виталий Николаевич Ленинцев тоже живёт и здравствует в Санкт-Петербурге, полностью сохранив духовный облик моряка-романтика и простого порядочного человека, из тех, которые в глаза не бросаются, но на них держится наш Мир. Так что теперь я смело могу сообщить то, что раньше утаил.
Лизунов Алексей Иванович, Козлов Борис Игоревич, Ленинцев Виталий Николаевич.
А было тогда ещё вот что. Лодка, возносясь высоченной до неправдоподобности волной на большую высоту, падала оттуда и уходила целиком под следующую волну. Вахтенный офицер, привязанный накрепко к нактоузу магнитного компаса, еле успевал набрать в лёгкие воздух и тонны воды обрушивались в рубочные люки. Там вода накрывала полностью штурманский стол и рулевого, сидящего за штурвалом. В это время дизеля от нехватки воздуха глохли и у всех в ушах возникала адская боль от резкого падения давления. У некоторых шла кровь носом, а красные глаза были у всех. Из-за такого затопления центрального поста, штурман Ленинцев прокладку вёл во втором отсеке. Насосы же для откачки воды работали непрерывно, и мы молили всевышнего, чтобы они не вышли от напряжения из строя. Пытались, было, мы брать воздух через воздушную шахту РДП, но это было опасно затоплением ещё и дизельного отсека. До сих пор помню горечь во рту и в горле от попадавшей туда морской воды, когда волна накрывала меня, стоящего привязанным на мостике, полностью и надолго, так что я начинал уже задыхаться. В душе проносились всевозможные оттенки чувств. Сначала возникал страх, потом это чувство притупилось и сменяли друг друга то обречённость, то злость. Единственно, что успокаивало, это воспоминание того, что я успел до плавания отправить свою получку жене и дочери, находящимся далеко, на твёрдой спокойной земле. Весь экипаж страдал уже только от недосыпания. Сначала мучила тошнота, но это на третьи сутки уже прошло. Питались чем попало. Готовить нормальную пищу было невозможно. Замполит Алексей Иванович вместе с коком варили картошку, да чай кипятили. А ещё были сухари да тарань. Этим и жили.
И всё время хотелось спать, так как это было просто невозможно, потому что лежащего мотало, как куклу, и всё время нужно было за что-то держаться. Друг с другом почти не говорили, обменивались взглядами да короткими фразами. И понимали друг друга без слов, как телепаты. И все в это время были так близки друг к другу душой, как не бывают близки родственники. Удары волн по корпусу были такой силы, что иногда мерк, а то и гас свет. Эти волны погнули стволы носовой зенитной пушки, вырвали стальную дверь в ограждении мостика, вместе с частью палубы кормовой надстройки сорвали оба запасных гребных винта, которые были закреплены на ней приваренными стальными скобами. И так было около недели непрерывно. После этого я разучился бояться любого разгула стихии.
16.
Эту главу я хочу посвятить командирам соединения подводных лодок, ибо они, как никто, этого заслужили. Во время моей службы это были люди, которые, кроме руководства боевой и повседневной деятельностью лодок, чем только ещё не занимались, кроме разве приёма родов. Их роль в подготовке командиров подводных лодок была весьма существенна. Я не имею в виду проводимые ими не так уж часто тактические семинары и групповые упражнения. Они как раз не очень уж были эффективными. Тут даже служебного опыта никакого не требуется, нужно просто хорошо знать наставления по боевой деятельности и текущие руководящие документы. Ещё в мою бытность старпомом на ПЛ «С-291» по заданию своего командира Н.И.Китаева я такие групповые упражнения мог наштамповать, от которых и те, кто постарше меня, могли в галошу сесть. Нет.
Главную роль играл личный опыт этих военачальников, который достался им их нелёгкой службой в наиболее тяжёлые годины нашего времени и который они, походя, в процессе повседневной службы, передавали командирам лодок. Все те командиры бригад, дивизий и эскадр, под началом которых проходила моя служба, сами вышли из командиров ПЛ от 613 проекта до 641-го. А некоторые плавали ещё на «Щуках», «Сталинцах» и других лодках того времени. За их плечами была большая и суровая школа и для многих из них она началась ещё в военное время. Их строгость и придирчивость были не напускные, а внедрённые в их суть - их временем, а кроме этого, они оставались обыкновенными людьми, со своими слабостями и порой причудами, но подотчётными долгу, который был превыше всего. Ненавязчиво, но зорко они следили за образом любой деятельности своих подчинённых командиров уже моего поколения, иногда подсказывая нерешительным, иногда одёргивая чрезмерно решительных. Я не вправе судить их, я просто рассказываю беспристрастно. Хотя порой они обращались с нами и грубо и даже издевательски, но мы на это не обижались, а если обижались, то недолго, понимая, что на науку обижаться нельзя. И чего только в свете сказанного не бывало. Ну вот, к примеру, история со многим известным Жаном Свербиловым и в свое время не менее известным его начальником тогда капитаном 1 ранга Яйло. Вызвал он как-то Свербилова за какую-то провинность к себе на ковёр, и поскольку был он весьма вспыльчив и не очень многословен, то вскорости Жан, красный как рак, выскочил от него в коридор и в сердцах хлопнул дверью так, что та, отскочив, осталась приоткрытой. – Ну как? – спросили его два-три ожидавших товарища. - Да выдрал, грек грёбаный, – в сердцах ответил Жан.
Свербилов Жан Михайлович
И вдруг дверь распахивается, в ней возникает ещё больше раскрасневшийся Яйло и восклицает: «Eсли я грёбаный грек, то ты – грёбаный турок». И захлопывает дверь. И всё. И больше никаких трагедий. Талант баснописца Крылова для резюме тут не требуется. Оба поняли, что один перешкодил, другой переперчил. Говоря словами Горбачёва, – полный консенсус. И со мной похожее бывало. Когда наша «С-222» прибыла во Владивосток после Севморпути, командир Свешников убыл на учёбу, а я – старпом – остался за командира. Было это в 4-й бригаде ремонтирующихся и учебных лодок, где комбригом был капитан 1 ранга Петро Восьмак – по всеобщему мнению человек недалёкий и деспотичный. Я же, не по чину, уже многое повидавший, вёл себя довольно независимо. Зазнался немного. А в той бригаде был обычай – с прибывших на ремонт лодок забирать себе лучших специалистов, а взамен сбагривать на них всех негожих. Так и с нами случилось. Одного, как татаро-монголы, в полон забрали, другого туда же. И вот на ближайшей партконференции я возьми да и выступи с критикой. Начал скромно. Вот, мол, в традициях нашей партии всегда было – на трудные участки направлять лучших. А что тут получается? У нас, прибывших лодок, сейчас трудный ремонт, люди устали после такого перехода, а у нас забирают лучших специалистов, взамен которых направляют к нам неучей и пьяниц. От моего выступления вся голытьба была в неописуемом так как я совсем разошёлся и в выражениях не скупился. Так что комбриг вместе с начпо только крякали.
Но. Вызывает меня потом этот Петро Восьмак и говорит наедине: – Дурак ты Щербавских. Вернее молодец, – насобачился выступать. Что же ты в политработники не пошёл? Ты же, мягко говоря, ни хрена не понимаешь, только лозунгов нахватался. Сделал из меня дерьмо. Я что, для себя стараюсь? В общем так. Я критику уважаю, но не люблю. Смотри теперь у меня. Я проверю, кто ты такой в деле. И ушёл я от него как пёс, ошпаренный прокислыми щами. И действительно, он мне устроил нескучную жизнь. Сначала за какое-то упущение выговор объявил, а потом, не помню уже за что, трое суток ареста дал при каюте. Причём, как не крути, за дело. Я ответил: – Есть трое суток при каюте, – и ушёл, опять как тот пёс. Сижу сутки. Но работать-то надо. Зашёл ко мне капитан 3 ранга Ельцов, самый старый из старпомов и спрашивает, чего это я из казармы не выхожу. – Да вот, – говорю, – при аресте я на трое суток. – А записка об арестовании есть? – спрашивает. – Нет, – говорю. – Вот когда вручат, – говорит он, – тогда и сиди. И стал я заниматься нормальной службой. Через пару недель получаю телеграмму от жены, что она с дочкой выезжает ко мне. Прикинул, поезд от Москвы до Владивостока 10 суток идёт, значит, жена из Оренбурга за 8 дней ко мне доедет. Надо скорее арест отсидеть и успеть жильё какое-нибудь найти. Иду к комбригу. – Так и так, – говорю, - товарищ капитан 1 ранга, такого-то числа жена с дочкой приезжают, а я ещё арест не отсидел. Дайте мне записку об арестовании.
Продолжение следует.
Пожалуйста, не забывайте сообщать своим однокашникам о существовании нашего блога, посвященного истории Нахимовских училищ, о появлении новых публикаций.
Сообщайте сведения о себе и своих однокашниках, воспитателях: годы и места службы, учебы, повышения квалификации, место рождения, жительства, иные биографические сведения. Мы стремимся собрать все возможные данные о выпускниках, командирах, преподавателях всех трех нахимовских училищ. Просьба присылать все, чем считаете вправе поделиться, все, что, по Вашему мнению, должно найти отражение в нашей коллективной истории. Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru
Из напутствия начальника Нахимовского военно-морского училища:
"Дорогие нахимовцы! Вы стали 62-м выпуском. Вы уже состоялись только потому, что ваши фамилии и имена выгравированы на перилах наших трапов. Поэтому это ваш родной дом, в любой легкий или тяжелый день, вы можете придти сюда и, найдя свою фамилию, вспомнить о том, как вы провели здесь три года. Вам много было сказано, я пожелаю только одного - не забывайте этого чувства братства, которое вчера было показано на концерте и сегодня в вашем строю. Помните о нём, и как правильно сказал один из выступавших: "Нас много - от избирателя до депутата!" Когда станете депутатами, постарайтесь, чтобы путь на палубу корабля был более простым!"
Андреев Николай Николаевич, начальник Санкт-Петербургского Нахимовского военно-морского училища.
« Мы в жизнь входили по железным трапам, Нахимовскими песнями звеня …» В.Валунский
Капитан-лейтенант Валунский Вадим Евгеньевич (вып. 1975 г.) служил секретарем комитета ВЛКСМ с августа 1979 г. Поэт-маринист, печатался в сборниках. Родился в 1958 г. - погиб 28.07.1985 г.
Как заметил выпускник 2007 года Олег Евгеньевич Медов в дни празднования "если раньше каждое училище вело свою летопись, то теперь имена рижских выпускников присоединили к петербургским – трап Нахимовского училища стал настоящей лестницей в историю".
На перилах трапов Нахимовского училища фамилии Вадима Валунского, Героев Советского Союза и Героев Российской Федерации, адмиралов, генералов, павших и живых, всех выпускников Нахимовских училищ, о которых рассказывается и будет повествоваться впредь в нашем блоге.
Наступит час, когда июньским светлым днём Последний раз по плацу строем мы пройдём, Последний раз увидим блеск печальных глаз, Последний раз, последний раз, последний раз
Вдали затихнет шум шагов твоих друзей, И в сердце боль ещё покажется острей, Ведь с ними ты делил три года общий кров, И вот теперь друзья прощаются без слов
Огнём зальётся знак питона на груди, Нам не забыть в системе прожитые дни, И в жизнь уйдёт, ладонью хлопнув о ладонь, Твой верный друг со странным именем Питон.
Выражаем нашу искреннюю благодарность Ирине Владимировне Каламацкой (преп. химии и биологии) и Никите Кононовичу (питон 62-го выпуска) за помощь в данной публикации.
Обращаем внимание читателей на вновь образованное сообщество на просторах Интернета «Ленинградское Нахимовское Военно-Морское училище» (создатель Дмитрий Шулепов, 1985 г.в.)
Пожалуйста, не забывайте сообщать своим однокашникам о существовании нашего блога, посвященного истории Нахимовских училищ, о появлении новых публикаций.
Сообщайте сведения о себе и своих однокашниках, воспитателях: годы и места службы, учебы, повышения квалификации, место рождения, жительства, иные биографические сведения. Мы стремимся собрать все возможные данные о выпускниках, командирах, преподавателях всех трех нахимовских училищ. Просьба присылать все, чем считаете вправе поделиться, все, что, по Вашему мнению, должно найти отражение в нашей коллективной истории. Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru
Но Пикуль так и остался талантливым самоучкой. Такому трудолюбию можно только позавидовать. Работал он, как правило, ночью, прихватывая еще и часть дневного времени. Работал “на износ”, даже когда болел. Для него не было выходных и праздничных дней — он весь ушел в историю и литературу. Вся его комната и даже коридор были завалены книгами, которые он приобретал, тщательно подбирая для дела, самые необходимые. Кроме этого, он собрал уникальную коллекцию портретов исторических личностей, которых нельзя было найти ни в архивах, ни в библиотеках. И все-таки в литературе В. Пикуль всю жизнь был гоним — в полном смысле этого слова: историки долго не признавали в нем коллегу, так как он не имел “бумажки”, дающей право таковым считаться, писатели (из зависти) не признавали в нем художественного дара, критики — эти партийные подхалимы, полностью зависимые от малообразованных вождей, внушали читателям, что это “второсортная” литература, а обкомы и ЦК КПСС были явно недовольны тем, что такой талант, как Пикуль, не направлен в сферу восхваления “мудрой” политики партии и правительства. Вспомним для примера роман “У последней черты”, когда в бой против одинокого писателя пошла “тяжелая артиллерия” в лице М. Суслова, так и не дождавшегося, вызванного “на ковер” опального Пикуля. Но Пикуль все-таки пришел в отечественную историческую словесность. Пришел в нее вовремя, чтобы открыть сокрытое, показать историческую перспективу, ибо у великого народа — великая история, великое будущее. В его записках есть, между прочим, такая запись: “...Был у меня “веселый” период в жизни, когда мои книги все подряд власти отвергали, а начальство, сидящее на Олимпе, вполне откровенно заявляло: “Пикуля будем печатать только после его смерти!” Может быть, именно поэтому меня особенно волнуют судьбы писателей, которых издавали “посмертно”.
В чем же заключается феномен Валентина Саввича Пикуля? Кто он такой? Среди читателей ходили о нем легенды, иногда прямо-таки анекдотичные. Так, некоторые из читателей думали, что этот писатель жил в XVIII веке, поскольку многие его произведения посвящены этому столетию, другие утверждали, что Пикуль — писатель английский (“фамилия не наша”)... Нет! Не иностранец восхищался умом и талантом русского человека. Так мыслить и писать мог только русский писатель — патриот. А фамилия досталась ему от предков — украинских казаков по отцовской линии. Родился Валентин Саввич Пикуль 13 июля 1928 года на окраине Ленинграда, близ Пулково, в простой семье, имевшей прочные крестьянские корни. Отец — Савва Михайлович Пикуль — из крестьян, мать — Мария Константиновна Каренина — из крестьян Псковской губернии. Пережив самую страшную первую блокадную зиму в Ленинграде, весной 1942 года Валентин был эвакуирован в Архангельск, где в то время на Беломорской военной флотилии воевал его отец, и в 14 лет, гонимый голодом, уходит из дома, чтобы поступить в школу юнг на Соловках. После войны он жил в Ленинграде, сначала на Детскосельской ул. (дом не сохранился), а потом, до 1961 года, на 4-й Красноармейской в доме № 16. Однако под давлением Даниила Гранина и обкома партии он был вынужден переехать в Ригу. Пикуль в равной мере принадлежит и к “цеху” литераторов и к “цеху” историков, хотя у него и нет завершенного филологического или исторического образования. Но он прошел полный курс в таком “университете”, как Великая Отечественная война. Сочетанием глубоких исторических познаний, полученных самообразованием, с ярким ощущением той или иной эпохи, Пикуль представляет собой редкую, даже уникальную разновидность писателя-исследователя. И в этом вся его сущность. Не случайно эпиграфом к историческому роману “Пером и шпагой” он избрал слова В. М. Васнецова: “Плох тот народ, который не помнит, не ценит и не знает своей истории!”. Права критик Р. Д. Мессер, говоря: “Пикуль действительно чувствует потребность обращения к неразработанным историческим материалам, к оригинальным фигурам, стремится идти по целине, успешно освещая самые темные места русской истории”. И правда, все его исторические романы являются результатом тщательного изучения источников. Поэтому они правдивы, и поэтому их любит читатель. Его произведения базируются на огромном фактическом материале, подвергшемся тщательному анализу. И это то, что помогает раскрыть истину. Бездна труда и мужества потребовалась Пикулю. Удивительно, но в его книгах нет вымышленных героев. Даже самые второстепенные персонажи имеют своих реальных прототипов. Это кажется невероятным — так легко и естественно движется пикулев-ское повествование, так естественно, словно бы безраздельно подчиняясь воле автора, входят в повествование все новые и новые герои... Объяснить это можно только тем, что Пикуль всегда воспринимал конкретных исторических лиц, как своих знакомых, с которыми можно дружить, с которыми можно ссориться, успехи которых радовали его, а неудачи огорчали. Не случайно историю страны он всегда стремился показать через историю семьи.
Передо мной книга “Реквием каравану PQ-17”, на обложке которой дарственная надпись автора: “Однополчанину, бывшему юнге-подводнику Ягодкину В. А. — В. Пикуль”. Я получил эту книгу из его рук в Риге, когда отдыхал в Юрмале (санаторий “Дзинтари”) в 1983 году. Это была моя вторая и последняя послевоенная встреча с В. Пикулем. Из Дома печали мы направились к нему домой, где он рассказал мне такое, о чем говорить кому попало в то время было не принято... Но фронтовым однокашникам — морякам он доверял наболевшее полностью, веря в святое морское братство. По поводу гонений на него он тогда говорил: “...Меочем, Виктор (так он из-за отсутствия верхних зубов выговаривал фразу “между прочим”) — нагадить и оболгать — вот главная задача придворной камарильи...”. И в отношении критики: “Я смолоду взял себе за правило: никогда не реагировать на помои. Ко мне подбираются давно. Некоторые советуют писать в газеты опровержения. Но, помилуйте, какая из наших газет осмелится это сделать, если они все зависимы от... и он показал пальцем на потолок. — Издательство не может ослушаться приказа Д. Гранина и не учесть мнения сверху. Такова обстановка. В Союзе писателей сейчас хорошо живется только подхалимам, угодникам и подонкам, а писатели — патриоты Отечества, не прославляющие “руководящую и направляющую силу КПСС” — осуждены быть задвинутыми на задворки литературы...”. Увы, это так и было. После публикации исторического романа “У последней черты” (“Нечистая сила”) за Пикулем был установлен негласный надзор по личному распоряжению М. Суслова. Но жизнь продолжалась, продолжалось и давление на него. Днем Пикуль почти перестал выходить из дома, работал в основном по ночам. Наивно пытался он протолкнуть свои труды в печать, — ограничения стали еще более жесткими и подозрительными... Вернемся, однако, к моей последней встрече с Пикулем. Входим в квартиру дома по ул. Весетас. Кругом завалы из книг. Идем по пробитой между ними тропинке. Квартиру эту хозяин получил, будучи “выдавленный” Д. Граниным из Ленинграда. Мебели в доме — никакой, и умирающая от рака жена Вероника Феликсовна лежала прямо на полу на каких-то тюфяках... Встреча была короткой. Вспомнили Соловки, общих знакомых... Он начертал мне нечто на обложке “Реквием каравану”, и я, очень гордый таким даром, пожал руки Валентина и Вероники... Жили в то время они бедно. В конце 1970-х — начале 1980-х гг. все гонорары Пикуля уходили Веронике Феликсовне на наркотики — ничто другое от болей не спасало. И они не спасли. Однажды вечером она позвала Валентина к себе. Он вбежал в комнату и обмер: Вероника, давно не поднимавшаяся с постели, стояла, опершись на спинку стула, к нему спиной. Он осторожно подошел, дотронулся до ее плеча, — она упала ему на руки, потому что была мертва. После похорон у Валентина Саввича наступила депрессия. Систематические ночные бдения, переживания по утрате жены и непрекращающаяся травля властей окончательно подорвали его здоровье. Засыпал он только укутавшись в шубу покойной жены. Так было месяца четыре, но жить так было невыносимо. Квартира его превратилась в тюремный лазарет. Из этого состояния его смогла вывести только очень заботливая, хозяйственная, умная женщина — Антонина Ильинична. Она и стала его второй женой.
Да, Пикуль был настоящий русский литературный подвижник, человек великой скромности и непритязательности. Популярнейшему писателю Валентину Пикулю исполнилось бы в 2002 году 74 года. Он умер через 3 дня после дня своего рождения, в который ему всего-то минуло 62 года. Обидно. Ведь он мог бы еще жить... Валентин Саввич скончался неожиданно, хотя последний год его жизни висел на волоске, и этим волоском был единственный работающий сердечный клапан, который отказал, когда он шел на звонок открывать дверь. Вскрытие показало, что лишь одна четверть сердечной мышцы с трудом проталкивала кровь. Все остальное представляло собой отмершую ткань. Многомиллионные тиражи его книг разошлись по нашей стране, переведены на языки десятков стран мира, но не все знают о том, что их любимый писатель имел судьбу, которая уготовила ему почти диссидентское существование, хотя от политики он и убежал в свой любимый XVIII век... Коммунистическая власть ревниво относилась к тому, что свой талант он отдал России, а не истории КПСС. Валентин Саввич Пикуль похоронен в Риге. Единственными заслуженными титулами его были и остались имя и фамилия. И этими титулами он дорожил больше всего!.. Именем этим гордимся и мы — граждане России, для которых он жил и трудился. Знают его и во многих городах мира, в гавани которых заходит огромный белоснежный лайнер с гордым названием на борту “Валентин Пикуль”!
... — Виктор Александрович, что дала вам работа в качестве экскурсовода Городского экскурсионного бюро? — Это, пожалуй, основное, что окончательно утвердило меня в желании писать исторические миниатюры о Петербурге. Но для того, чтобы стать профессиональным экскурсоводом в таком городе, как Петербург, надо было, как минимум, иметь диплом о высшем гуманитарном образовании. Восполняя потерянные во время Великой Отечественной войны возможности учиться, я продолжил занятия в университете на юридическом факультете только в 1960 году и, получив диплом, стал регулярно посещать курсы экскурсоводов, в том числе и в государственном Эрмитаже. Лекции по архитектуре, живописи, скульптуре, камню и т. д. были до чрезвычайности интересны и полезны для моей новой, дополнительной профессии. Хотелось узнать как можно больше не только о городе, но и об интересных людях, его населяющих, об искусстве, коим Петербург так богат. — Какие же темы для экскурсий вы освоили, и где пришлось вам поработать? — В основном это музей истории города — Петропавловская крепость. Кроме этого — Исаакиевский собор, автобусная экскурсия по городу, теплоходная по Неве “Панорама Невских берегов”, по памятным литературным местам Петербурга, и ряд других объектов... Должен сказать, что работа эта требует не только обширных знаний, но и отличного здоровья, коим я, к сожалению, похвастаться не могу. Сказались — война, голод и прочие негативные обстоятельства... Поэтому с 1985 года я стал совмещать эту работу с обязанностью артиллериста Петропавловской крепости, в надежде окончательно осесть в этой, более легкой должности. — Каким же образом? — Очень просто. По окончании экскурсии я приводил свою группу к поднимался к орудиям, заряжал, и ровно в 12 (как из пушки!) производил выстрел. И так около года, а с 1986 года и до 1996-го только у орудий и работал. Дело несложное, но через 3 дня на 4-й требующее ночного бдения. Впрочем, именно этими ночами я и писал “нечто”, что теперь отдаю в газету.
— Видимо, эти материалы мы и читаем теперь в вашей книге “Удивлению достойно...”? — И не только эти, но и те, что специально для книги написанные. Она уже вышла из печати. Теперь готовлю к печати вторую — под названием “Прогулки по Петербургу”, в которой найдут свое место, кроме исторических очерков, и несколько материалов мемуарного плана. Надеюсь, что читателям она понравиться. — Ну что ж, редакция желает вам дальнейших творческих успехов, интересных тем, в том числе и для нашей газеты, но главное — доброго здоровья!
Яковлев Николай Яковлевич
Здравствуй, море Белое, пенное, Серый камень, морская трава, Здравствуй юность моя военная, Соловецкие острова
Я счастлив в своей жизни, - уверенно считает он. - Трудился, учился, воевал, всегда старался быть востребованным. Меня уважали рабочие люди, военная, морская братва, сослуживцы и многие поколения учеников в спорте. Прошел многое, сохранил бодрость духа, здоровье, семью. Что еще нужно для счастья?
Кубанские казаки
Сегодня трудно найти тех людей, которые бы помнили о большом двухэтажном деревянном доме, что гордо стоял в Петрозаводске на улице Гористой. Теперь на этом месте расположено здание военкомата (ул. Антикайнена). В добротном, на века построенном доме жили когда-то потомственные кубанские казаки. Они приехали в Карелию и работали на
- Николай Яковлевич, помните ли вы этот дом деда? - Такое не забудешь, свой дом, в котором были конюшня, каретная, баня, мастерская, другие подсобные и жилые помещения, большие огороды. Три семьи братьев дружно жили в нем. Дед, Василий Яковлев, был кузнецом редкой, высочайшей квалификации. Ему доверяли делать самые сложные детали, колеса, для этого он сам подбирал металл, закалял его, в общем, делал все основательно, за что и был уважаем специалистами и руководством. Он приехал в Карелию в конце XIX века, участник первой мировой войны, как и мой отец. - Почему же тогда те, кто "вкалывал", имели такие крепкие хозяйства, а теперь в большинстве живут максимум в многоэтажках или "хрущевках"? - Да очень просто все объясняется. Тогда кто хотел, имел участки земли, на них и строились родовые дома, где жили все родственники. Делали для себя все удобно, красиво и на долгие времена. - А ваши отец и мать где работали? - Отец, Константин, работал также на Александровском заводе, в литейном цехе. Лили снаряды, заготовки. Там же трудились и мать, братья. Тогда здесь был один такой крупный завод. На работу ходили по гудку.
Пикуль и Штоколов были пацанами
- Когда началась Отечественная война, все оборудование, кадры многих заводов переправлялись на Урал. Так случилось и с Александровским заводом. Вам было 16 лет. Тогда все стремились на фронт, помочь стране? - Конечно, и мы, молодые ребята, сверстники, обивали пороги военкомата. Но нам сказали, что и в тылу нужны силы, и это очень важно. Мы помогали в эвакуации, таскали огромные станки, перекатывая их на бревнах. Уставали сильно, чего там. Приехали мы в Свердловск, учились в ФЗО (фабрично-заводское образование) и там не оставляли в покое военкомат. Наконец, нам сказали, что для направления в школу юнг Северного флота и получения военных специальностей нужны были согласие родителей и путевка комсомола. Ни того, ни другого у нас не было. Директор завода, где мы работали, отказал категорически, ему требовались рабочие руки, а родители были очень далеко. Тогда мы с другом Ваней Вихровым пошли на хитрость. Сходили в парикмахерскую, постриглись "под ноль" и пришли прямо на вокзал, откуда отправлялись набранные мальчишки в далекую северную школу юнг. Под шумок проводов просочились в вагон, а согласие родителей сочинили сами на ходу. Нас посадили в теплушки и отправили в Соломбалу Архангельской области. А затем - на Соловки. К учебе отнеслись со всей серьезностью, занимались очень прилежно. За это были отмечены командирами недельным отпуском на большую землю, в Беломорск.
В эту школу юнг первого набора получили повестки около пятисот молодых парней со всей страны, четыре роты. Выдали форму, шинели, ботинки морские... И начались занятия. Было интересно, мы быстро сдружились и с увлечением осваивали военные специальности подводников: торпедисты, сигналисты, рулевые, радисты. Учились мы по ускоренной программе, всего год. Среди курсантов были и совсем "салаги", на два-три года моложе нас. Запомнились мне такие шустрые пацаны, как Боря Штоколов и Валя Пикуль. Кто мог тогда предположить, что это будущие знаменитости?
Продолжение следует.
Пожалуйста, не забывайте сообщать своим однокашникам о существовании нашего блога, посвященного истории Нахимовских училищ, о появлении новых публикаций.
Сообщайте сведения о себе и своих однокашниках, воспитателях: годы и места службы, учебы, повышения квалификации, место рождения, жительства, иные биографические сведения. Мы стремимся собрать все возможные данные о выпускниках, командирах, преподавателях всех трех нахимовских училищ. Просьба присылать все, чем считаете вправе поделиться, все, что, по Вашему мнению, должно найти отражение в нашей коллективной истории. Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru
