Так вот, как пример самоотверженности личного состава, могу привести тот факт, что не было ни одного случая, когда бы матросы, старшины и офицеры пожаловались бы на то, что им приходится работать на корабле в условиях повышенной радиации.
А когда мы с Полетаевым собрали личный состав и поставили перед ним главную задачу экипажа в тот период, то на мой вопрос, что необходимо сделать, чтобы обеспечить выполнение, матросы и старшины попросили обеспечить горячий чай для той смены вахтенных, которые будут сменяться в 24 часа. Конечно, это было сделано, и о просьбе личного состава я, докладывая члену Военного совета, также проинформировал его, он только и сказал: «Молодцы, сыновья».
На отношение личного состава к своим обязанностям повлиял и трагический случай гибели электрика старшины 2 ст. Ивана Пономаренко. Он погиб где-то через несколько дней, когда лодка стояла у причала. Как дежурный электрик, он должен был спуститься вниз в кормовой входной люк и пройти в носовые отсеки, выполняя необходимые меры. По приказу вахтенные, проходя через четвёртый отсек, должны были одевать ИДА. Ну, вы, вероятно, помните, что ИДА обычно одевали с помощью второго человека, и там необходимо было соблюдать выдержку, после включения в аппарат 1,5–2 минуты, чтобы убедиться, что аппарат заработал. До конца все эти требования не были соблюдены, и Пономаренко, спустившись в 7-й отсек, успел только перейти в 6-й и задохнулся от кислородного голодания. В дыхательный мешок кислород не поступал, а того, что там в мешке было, хватило только на время спуска и на несколько шагов до 6 отсека. Случай трагический, тело погибшего моряка отправили на родину в Обуховский р-н Киевской области.
Но этот случай ещё больше повлиял на повышение ответственности каждого подводника при обслуживании корабля.
Думается, что факт, который я вам сообщил, тоже может вызвать интерес у читателей вашей будущей книги. Не знаю, чем объяснить его, но излагаю фактическую сторону дела.
Вы знаете, что старшиной команды спецтрюмных в нашем 2-м экипаже был Николай Логунов, тогда он, кажется, был главным старшиной. Он был женат, имел сына, годика три ему, кажется, было, во всяком случае, был ещё маленький. Логунов Н. получил такую дозу радиации, что по всем медицинским данным он должен был умереть в числе первых. Когда их (я имею в виду наиболее пострадавших) переправили в медицинскую Академию в Ленинград, его жена Маша забрала ребёнка и находилась в академии (ей там дали уголок) при Николае. Она знала, как начали умирать ребята, а они лежали в отдельных палатах, но Николаю говорила, что все ещё живы, и в то время, когда муж переносил тяжёлые формы лучевой болезни и понимал, что ему долго не протянуть, она настойчиво внушала ему, что он будет жить, что он должен жить, не может он оставить такого маленького сыночка. И многие другие доводы она приводила мужу, делала всё возможное, чтобы облегчить страдания Николая. Ну, как известно, он остался жив. Правда, ему отняли до колена одну ногу, на руке у него долго не заживала язва, ему пришивали руку к животу и таким образом залечили эту язву.
Короче говоря, он остался жив, и когда я поехал в 1968 году в отпуск в конце декабря, то по дороге на юг заезжал к нему в академию: он ещё там лежал. В Ленинграде я встретил нашего бывшего спецтрюмного Ращупкина и спросил его, как Николай себя чувствует, можно ли ему что-либо пить. Он сказал: «Берите коньяк и идите, это он уже может». Так вот я встретился с ним, распили мы этот коньяк. Маша тоже была при нём. В общем, он остался жив: дали ему квартиру в Ленинграде, и он там находился длительное время под наблюдением медицины.
Кстати, весной этого года, когда на все лады в нашей, да и в российской печати в особенности, и на телевидении «разыгрывалась» карта трагедии с «Курском», в одной из телепередач показывали Николая Логунова, не знаю, какого года эта запись, но он там говорил о себе и сказал, что он стал алкоголиком. Какая его судьба – не знаю.
Отступая от изложения, скажу, не знаю как вы, а я резко отрицательно отношусь к этой «гласности», к этим шоу, которые разыгрываются на трагедии «Курска». Это ведь кому-то нужно держать в напряжении миллионы людей, не считаться с чувствами родных, близких, да и тысяч моряков-подводников. Во всяком случае, в таких делах надо знать меру. Кстати, люди моего возраста, особенно друзья-подводники, тоже придерживаются такого же мнения.
Так вот, этот феноменальный случай с выздоровлением (вернее, что остался жить) Н.Логунова ещё раз свидетельствует, может и косвенно, о значении и роли женской любви и верности в жизни человека вообще, а у моряков в особенности.
Да известен же вам, наверное, и тот факт, что молодая жена спецтрюмного Петрова (это был спецтрюмный из нашего экипажа), а он только-только зарегистрировал свой брак с ней, и она жила где-то в центре России, когда её вызвали в Ленинград, и она его увидела, сказала, что жить с ним не будет. Не знаю, каким образом (мне об этом рассказывали наши моряки, вернувшиеся из Ленинграда) ему стало об этом известно, он отказался от лечения и вскоре умер. Думаю, что это факт тоже довольно красноречивый.
Николай Логунов, его сын. Жены подводников - Мария Логунова, Светлана Петрова, Людмила Немченко (справа налево).1967 год. Северодвинск.
В заключение хочу сказать, что деятельность личного состава К-27 и первого, и второго экипажа, заслуживает высокой оценки. Без шума и крика работало абсолютное большинство не на страх, а на совесть, не ожидая и не требуя наград и поощрений. Сегодня нам кажется, с точки зрения сегодняшнего дня, сделано было не всё, чего заслуживали эти люди. Но тем не менее, я думаю, если вам удастся закончить эту работу, которую вы начали, написать о трагедии К-27, то надо, чтобы это была память не о людях, обиженных тогда и не получивших должного признания, а о людях, верных до конца своему долгу, наследниках традиций нашего флота и поколения, одержавшего победу в Отечественной войне. Как бы ни ругали Советскую власть нынешние правители – грабители и воры, но возникает большое сомнение в том, что они сумеют воспитать сегодня людей, подобных нашим, уже ушедшим и ещё живущим товарищам.
Вячеслав Николаевич, теперь о некоторых людях, которых следовало бы вспомнить. Можно привести в пример наших прекрасных офицеров. Одним из них был Егор Андреевич Томко, капитан 2-го ранга, старший помощник командира экипажа. Служил он в экипаже немного. Он пришёл в экипаж несколько позже меня в 1966 году. До этого служил на средних дизельных лодках, прошёл школу строевых офицеров, затем год проучился на факультете политического состава Высших специальных офицерских классов ВМФ и в Гремиху пришёл на должность заместителя командира пл по политической части на дизельную«эску». С неё и был назначен в старпомы на экипаж. Офицер был прекрасный, грамотный моряк, высокоорганизованный, справедливый и требовательный, нравственный, хороший семьянин, замечательный товарищ. Вы знаете, какие высокие требования предъявляет служба на подводных лодках. Так вот, Томко Е.А. не переставал никогда учиться и учить других, у личного состава он пользовался непререкаемым авторитетом. И неслучайно, что он в своей дальнейшей службе заслужил звание Героя Советского Союза за освоение новой техники, занимал высокие должности и был назначен начальником Военно-морского училища подводного плавания им. Ленинского комсомола. Где он сейчас, чем занимается, не знаю.
Похоронен в Санкт-Петербурге на Смоленском православном кладбище.
О Новицком Геннадии Гелиодоровиче. Фигура и личность этого человека далеко неоднозначная. Задатки у него были хорошие. Энергичный, инициативный, имел хорошую физическую подготовку, любил спорт. Общительный в коллективе, контактный человек. Море любил, службой не тяготился, имел хорошие организаторские способности, мог поднять личный состав на решение задач службы.
Всегда старался, и у него это получалось, чтобы его экипаж, кубрик, где размещался личный состав, корабль был лучшим. Как пример этого, когда лодка пришла в 1965 году в Северодвинск, её обслуживал первый, ваш экипаж. Мы жили на берегу. В казарме в кубрике одну из комнат Новицкий, как старпом, оборудовал под спортзал: маты для борьбы «достал» в Доме офицеров, снаряжение для бокса (перчатки, груши и т.п.) приобрел там же, штанга, гири, гантели, лавки для спортзала, шведская стенка, с художниками оборудовал стенд по истории олимпийского движения. В своё время, когда приезжал в Северодвинск адмирал Касатонов В., зам. главкома ВМФ, командир бригады ПЛ привёл его в кубрик к Новицкому. Адмирал, посмотрев этот «спортзал» (а это была обыкновенная комната), сказал командующему флотом: «Распространите этот опыт на флоте» и, подойдя к скамейке, взял двухпудовую гирю и выжал её несколько раз. Мы потом смеялись: он показал, что рано некоторые метят на его место.
Новицкий Геннадий Геллиодорович
Вот ещё пример: вы знаете, что на флоте в наше время «шило» (спирт) было «всеобщим эквивалентом». Г.Г. нужно было «провернуть» какую-то сделку. В это время 1-й экипаж уехал в отпуск, и лодку обслуживали мы. Г.Г. в качестве командира пообещал работникам завода, связанным со спиртом, «достать» в августе путёвки в Крым, зная о том, что в августе мы лодку передадим 1-му экипажу. Конечно, работники пошли на сделку, дали спирт, а в августе пришли к командиру ЖМТ за путёвками. Когда их привели на плавбазе к «командиру»: там сидел Паша Леонов, ни сном, ни духом не имевший понятия о каких-то путёвках. Никогда за четыре года, что я с ним служил, он ни с одной своей сделки лично для себя не имел ни копейки. Его интересовала не материальная цена, а достижение поставленной цели.
Если говорить о Новицком как об офицере-командире, то в его назначении командиром второго экипажа сыграло его умение заботиться о чести экипажа, забота о моряках.
Мои отношения с ним были нормальные. Ко мне он относился, когда было нужно, официально, я это воспринимал как должное, в повседневной жизни смотрел на меня, как на старшего товарища, прислушивался к моим советам, активно помогал решать сложные бытовые вопросы. Надо сказать, что он писал хорошие стихи, юмористические пожелания.
В глазах моряков и старшин срочной службы Новицкий был «своим» командиром, они ему доверяли и готовы были выполнить любое указание, приказ. Они его уважали за доступность и за то, что он делал всё, чтобы у него в команде всё было лучшим. Ну, вы, наверное, помните, что в кубрике у Новицкого и на берегу только у него был дневной свет – это штрих, но он для него характерный.
Расстались мы с ним искренне, по-товарищески. Я впоследствии узнал, что он был назначен начальником тыла на флотилии, которая организовалась в Гремихе. А это была его стихия. Чем его служба закончилась в Гремихе, не знаю. Знаю только, что Гена многое сделал, чтобы в Гремихе поставили памятник экипажу К-8, потонувшей в 1970 году, кстати, ходил на ней в поход В.В.Анисов, зам. командира по политчасти первого экипажа К-27.
Подводники АПЛ 1974-1977гг. Стоят слева на право: Пашикян Р., Беляев Саша – гидроаккустик, Бакаунин Женя – трюмный, Козин Сергей – электрик, Астров – турбинист, Скурихин Юра – рефрежераторщик, Абдрафиков Рома – торпедный электрик, сидят – Филипов Андрей – турбинист, Богомазов Олег – турбинист, Новицкий Г.Г. – командир АПЛ, Терентьев Алексей – турбогенераторщик, Маслобойников Юра – спецтрюмный.
В этом году весной ко Дню Победы мне присылал письмо контр-адмирал Борис Манишвили, бывший командир К-5, а затем начальник тыла Иоканьгской ВМБ, так он мне сообщал, что трагически погиб Новицкий. Но где, не сообщил.
Продолжение следует
