В течение длительного времени заседала правительственная комиссия по расследованию причин аварии и мерах по спасению лодки. Решался вопрос нейтрализации радиоактивного излучения реактора левого борта, которое превышало установленные нормы. Какие вопросы там обсуждались, я не знаю, да нас и не информировали об этом. В конце концов, академик Александров, бывший в этой комиссии, сказал, что надо «глушить» реактор, т.е. экранировать его так, чтобы уменьшилось излучение. Он сказал, что если обслуживать реактор без экранирования, тогда у нас в стране людей не хватит. А поскольку в то время отношения наши с бывшим союзником Китаем были далеко не дружественными и надеяться на то, что они «помогут» нам своими людьми, не приходится, единственно правильный выход – заэкранировать свинцом реактор. Эти рассуждения Александрова (касательно китайцев) были в определённой мере юмором, но по существу были единственно верными. Ну, вы знаете об операции «Дробь», когда со всего Союза собрали свинцовую охотничью дробь, нашили небольшие мешочки, наполнили их мелкой дробью, и личный состав всех кораблей 17 дивизии подводных лодок во главе с командирами лодок прошёл через 4-й отсек К-27 и забросал этими мешочками с дробью реактор левого борта. Это дало возможность привести практически в норму радиационную обстановку. Но до этого момента условия, повторяю, были весьма сложными.
Так вот, как пример самоотверженности личного состава, могу привести тот факт, что не было ни одного случая, когда бы матросы, старшины и офицеры пожаловались бы на то, что им приходится работать на корабле в условиях повышенной радиации. А когда мы с Полетаевым собрали личный состав и поставили перед ним главную задачу экипажа в тот период, то на мой вопрос, что необходимо сделать, чтобы обеспечить выполнение, матросы и старшины попросили обеспечить горячий чай для той смены вахтенных, которые будут сменяться в 24 часа. Конечно, это было сделано, и о просьбе личного состава я, докладывая члену Военного совета, также проинформировал его, он только и сказал: «Молодцы, сыновья». На отношение личного состава к своим обязанностям повлиял и трагический случай гибели электрика старшины 2 ст. Ивана Пономаренко. Он погиб где-то через несколько дней, когда лодка стояла у причала. Как дежурный электрик, он должен был спуститься вниз в кормовой входной люк и пройти в носовые отсеки, выполняя необходимые меры. По приказу вахтенные, проходя через четвёртый отсек, должны были одевать ИДА. Ну, вы, вероятно, помните, что ИДА обычно одевали с помощью второго человека, и там необходимо было соблюдать выдержку, после включения в аппарат 1,5–2 минуты, чтобы убедиться, что аппарат заработал. До конца все эти требования не были соблюдены, и Пономаренко, спустившись в 7-й отсек, успел только перейти в 6-й и задохнулся от кислородного голодания. В дыхательный мешок кислород не поступал, а того, что там в мешке было, хватило только на время спуска и на несколько шагов до 6 отсека. Случай трагический, тело погибшего моряка отправили на родину в Обуховский р-н Киевской области. Но этот случай ещё больше повлиял на повышение ответственности каждого подводника при обслуживании корабля.
Думается, что факт, который я вам сообщил, тоже может вызвать интерес у читателей вашей будущей книги. Не знаю, чем объяснить его, но излагаю фактическую сторону дела. Вы знаете, что старшиной команды спецтрюмных в нашем 2-м экипаже был Николай Логунов, тогда он, кажется, был главным старшиной. Он был женат, имел сына, годика три ему, кажется, было, во всяком случае, был ещё маленький. Логунов Н. получил такую дозу радиации, что по всем медицинским данным он должен был умереть в числе первых. Когда их (я имею в виду наиболее пострадавших) переправили в медицинскую Академию в Ленинград, его жена Маша забрала ребёнка и находилась в академии (ей там дали уголок) при Николае. Она знала, как начали умирать ребята, а они лежали в отдельных палатах, но Николаю говорила, что все ещё живы, и в то время, когда муж переносил тяжёлые формы лучевой болезни и понимал, что ему долго не протянуть, она настойчиво внушала ему, что он будет жить, что он должен жить, не может он оставить такого маленького сыночка. И многие другие доводы она приводила мужу, делала всё возможное, чтобы облегчить страдания Николая. Ну, как известно, он остался жив. Правда, ему отняли до колена одну ногу, на руке у него долго не заживала язва, ему пришивали руку к животу и таким образом залечили эту язву. Короче говоря, он остался жив, и когда я поехал в 1968 году в отпуск в конце декабря, то по дороге на юг заезжал к нему в академию: он ещё там лежал. В Ленинграде я встретил нашего бывшего спецтрюмного Ращупкина и спросил его, как Николай себя чувствует, можно ли ему что-либо пить. Он сказал: «Берите коньяк и идите, это он уже может». Так вот я встретился с ним, распили мы этот коньяк. Маша тоже была при нём. В общем, он остался жив: дали ему квартиру в Ленинграде, и он там находился длительное время под наблюдением медицины. Кстати, весной этого года, когда на все лады в нашей, да и в российской печати в особенности, и на телевидении «разыгрывалась» карта трагедии с «Курском», в одной из телепередач показывали Николая Логунова, не знаю, какого года эта запись, но он там говорил о себе и сказал, что он стал алкоголиком. Какая его судьба – не знаю.
Отступая от изложения, скажу, не знаю как вы, а я резко отрицательно отношусь к этой «гласности», к этим шоу, которые разыгрываются на трагедии «Курска». Это ведь кому-то нужно держать в напряжении миллионы людей, не считаться с чувствами родных, близких, да и тысяч моряков-подводников. Во всяком случае, в таких делах надо знать меру. Кстати, люди моего возраста, особенно друзья-подводники, тоже придерживаются такого же мнения. Так вот, этот феноменальный случай с выздоровлением (вернее, что остался жить) Н.Логунова ещё раз свидетельствует, может и косвенно, о значении и роли женской любви и верности в жизни человека вообще, а у моряков в особенности. Да известен же вам, наверное, и тот факт, что молодая жена спецтрюмного Петрова (это был спецтрюмный из нашего экипажа), а он только-только зарегистрировал свой брак с ней, и она жила где-то в центре России, когда её вызвали в Ленинград, и она его увидела, сказала, что жить с ним не будет. Не знаю, каким образом (мне об этом рассказывали наши моряки, вернувшиеся из Ленинграда) ему стало об этом известно, он отказался от лечения и вскоре умер. Думаю, что это факт тоже довольно красноречивый.
Николай Логунов, его сын. Жены подводников - Мария Логунова, Светлана Петрова, Людмила Немченко (справа налево).1967 год. Северодвинск.
В заключение хочу сказать, что деятельность личного состава К-27 и первого, и второго экипажа, заслуживает высокой оценки. Без шума и крика работало абсолютное большинство не на страх, а на совесть, не ожидая и не требуя наград и поощрений. Сегодня нам кажется, с точки зрения сегодняшнего дня, сделано было не всё, чего заслуживали эти люди. Но тем не менее, я думаю, если вам удастся закончить эту работу, которую вы начали, написать о трагедии К-27, то надо, чтобы это была память не о людях, обиженных тогда и не получивших должного признания, а о людях, верных до конца своему долгу, наследниках традиций нашего флота и поколения, одержавшего победу в Отечественной войне. Как бы ни ругали Советскую власть нынешние правители – грабители и воры, но возникает большое сомнение в том, что они сумеют воспитать сегодня людей, подобных нашим, уже ушедшим и ещё живущим товарищам. Вячеслав Николаевич, теперь о некоторых людях, которых следовало бы вспомнить. Можно привести в пример наших прекрасных офицеров. Одним из них был Егор Андреевич Томко, капитан 2-го ранга, старший помощник командира экипажа. Служил он в экипаже немного. Он пришёл в экипаж несколько позже меня в 1966 году. До этого служил на средних дизельных лодках, прошёл школу строевых офицеров, затем год проучился на факультете политического состава Высших специальных офицерских классов ВМФ и в Гремиху пришёл на должность заместителя командира пл по политической части на дизельную«эску». С неё и был назначен в старпомы на экипаж. Офицер был прекрасный, грамотный моряк, высокоорганизованный, справедливый и требовательный, нравственный, хороший семьянин, замечательный товарищ. Вы знаете, какие высокие требования предъявляет служба на подводных лодках. Так вот, Томко Е.А. не переставал никогда учиться и учить других, у личного состава он пользовался непререкаемым авторитетом. И неслучайно, что он в своей дальнейшей службе заслужил звание Героя Советского Союза за освоение новой техники, занимал высокие должности и был назначен начальником Военно-морского училища подводного плавания им. Ленинского комсомола. Где он сейчас, чем занимается, не знаю.
Похоронен в Санкт-Петербурге на Смоленском православном кладбище. О Новицком Геннадии Гелиодоровиче. Фигура и личность этого человека далеко неоднозначная. Задатки у него были хорошие. Энергичный, инициативный, имел хорошую физическую подготовку, любил спорт. Общительный в коллективе, контактный человек. Море любил, службой не тяготился, имел хорошие организаторские способности, мог поднять личный состав на решение задач службы. Всегда старался, и у него это получалось, чтобы его экипаж, кубрик, где размещался личный состав, корабль был лучшим. Как пример этого, когда лодка пришла в 1965 году в Северодвинск, её обслуживал первый, ваш экипаж. Мы жили на берегу. В казарме в кубрике одну из комнат Новицкий, как старпом, оборудовал под спортзал: маты для борьбы «достал» в Доме офицеров, снаряжение для бокса (перчатки, груши и т.п.) приобрел там же, штанга, гири, гантели, лавки для спортзала, шведская стенка, с художниками оборудовал стенд по истории олимпийского движения. В своё время, когда приезжал в Северодвинск адмирал Касатонов В., зам. главкома ВМФ, командир бригады ПЛ привёл его в кубрик к Новицкому. Адмирал, посмотрев этот «спортзал» (а это была обыкновенная комната), сказал командующему флотом: «Распространите этот опыт на флоте» и, подойдя к скамейке, взял двухпудовую гирю и выжал её несколько раз. Мы потом смеялись: он показал, что рано некоторые метят на его место.
Новицкий Геннадий Геллиодорович
Вот ещё пример: вы знаете, что на флоте в наше время «шило» (спирт) было «всеобщим эквивалентом». Г.Г. нужно было «провернуть» какую-то сделку. В это время 1-й экипаж уехал в отпуск, и лодку обслуживали мы. Г.Г. в качестве командира пообещал работникам завода, связанным со спиртом, «достать» в августе путёвки в Крым, зная о том, что в августе мы лодку передадим 1-му экипажу. Конечно, работники пошли на сделку, дали спирт, а в августе пришли к командиру ЖМТ за путёвками. Когда их привели на плавбазе к «командиру»: там сидел Паша Леонов, ни сном, ни духом не имевший понятия о каких-то путёвках. Никогда за четыре года, что я с ним служил, он ни с одной своей сделки лично для себя не имел ни копейки. Его интересовала не материальная цена, а достижение поставленной цели. Если говорить о Новицком как об офицере-командире, то в его назначении командиром второго экипажа сыграло его умение заботиться о чести экипажа, забота о моряках. Мои отношения с ним были нормальные. Ко мне он относился, когда было нужно, официально, я это воспринимал как должное, в повседневной жизни смотрел на меня, как на старшего товарища, прислушивался к моим советам, активно помогал решать сложные бытовые вопросы. Надо сказать, что он писал хорошие стихи, юмористические пожелания. В глазах моряков и старшин срочной службы Новицкий был «своим» командиром, они ему доверяли и готовы были выполнить любое указание, приказ. Они его уважали за доступность и за то, что он делал всё, чтобы у него в команде всё было лучшим. Ну, вы, наверное, помните, что в кубрике у Новицкого и на берегу только у него был дневной свет – это штрих, но он для него характерный. Расстались мы с ним искренне, по-товарищески. Я впоследствии узнал, что он был назначен начальником тыла на флотилии, которая организовалась в Гремихе. А это была его стихия. Чем его служба закончилась в Гремихе, не знаю. Знаю только, что Гена многое сделал, чтобы в Гремихе поставили памятник экипажу К-8, потонувшей в 1970 году, кстати, ходил на ней в поход В.В.Анисов, зам. командира по политчасти первого экипажа К-27.
Подводники АПЛ 1974-1977гг. Стоят слева на право: Пашикян Р., Беляев Саша – гидроаккустик, Бакаунин Женя – трюмный, Козин Сергей – электрик, Астров – турбинист, Скурихин Юра – рефрежераторщик, Абдрафиков Рома – торпедный электрик, сидят – Филипов Андрей – турбинист, Богомазов Олег – турбинист, Новицкий Г.Г. – командир АПЛ, Терентьев Алексей – турбогенераторщик, Маслобойников Юра – спецтрюмный.
В этом году весной ко Дню Победы мне присылал письмо контр-адмирал Борис Манишвили, бывший командир К-5, а затем начальник тыла Иоканьгской ВМБ, так он мне сообщал, что трагически погиб Новицкий. Но где, не сообщил.
Организатор и душа создания очерков по истории Тбилисского нахимовского училища.
Медведев Виктор Михайлович
Мешков Олег Константинович
Мешков Олег Константинович - автор книги "Верноподданный" (эссе о Холодной Войне на море). - Санкт-Петербург: «Слава Морская», 2006 г.
Наумов Владлен Васильевич
Продолжение следует.
Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус.
Не один раз обсуждали Десять Заповедей. Спорили о вечных ценностях. Но есть и новости по этому аспекту: В России учредят Партию десяти заповедей
Религиозные партии давно существуют в странах Западной Европы. Есть в Чили и с недавних пор в Украине. Есть они и во многих мусульманских странах, есть и в Израиле. Интересно, как отнесутся к новой светской, но с религиозным уклоном партии, вновь обращённые в религию руководители РФ?
Москва. 27 февраля. ИНТЕРФАКС - Представители христиан, мусульман и иудеев создали в Москве оргкомитет политической Партии десяти заповедей, который возглавил доктор философских наук Сергей Мезенцев.
Партия будет светской, в качестве ее идеологической платформы провозглашаются общечеловеческие духовно-нравственные ценности и нормы морали, основанные на десяти всемирно известных заповедях, заявили "Интерфакс-Религия" в понедельник в оргкомитете.
Цели партии - консолидация ответственных религиозных, национальных, общественно-политических сил и граждан России для обеспечения прочного мира и общественного согласия в стране, участие в политике, продвижение в органы власти честных людей, формирование ответственной перед народом власти, свободной от кумовства, поборов и коррупции, совершенствование политической системы, наделение граждан правом отзывать чиновников с выборных должностей по формулировке "в связи с утратой доверия народа".
Партия также намерена утверждать в обществе традиции уважения к достоинству человека как личности, преданной служению народу и Родине, созидать гражданское общество и правовое государство, реализовать конституционные принципы федерализма и местного самоуправления, взаимодействовать на принципах добрососедства с зарубежными политическими и религиозными партиями.
Учредительный съезд Партии десяти заповедей намечен на январь-февраль 2013 года.
(Не реклама, А.И. )
Справка. Согласно законодательству РФ, создание партий по религиозному принципу запрещено (пункт 3 статьи 9 Федерального закона «О политических партиях» N 95-ФЗ от 11.07.2001). Но оказывается, по крайней мере, одна такая политическая партия недолго существовала. Как отмечено в её руководящих документах, "в соответствии со Статьей 46 Закона РФ «О политических партиях» «Политическая партия «Союза Христианских Демократов России» (СХДР) преобразована в Межрегиональное общественное движение «Союза Христианских Демократов России» (СХДР)" - 2003 г.
Уважаемые члены Союза выпускников СВВМИУ и сочувствующие!
«Союз выпускников СВВМИУ – Голландия» проводит 17 марта 2012 года (в субботу) празднование Дня подводника и 3-летие Союза. Праздник планируется провести на территории СПМБМ «МАЛАХИТ». Праздник начнётся в 14.30 и продлится до упора.
Билеты на праздник можно получить в Малахите, в Адмиралтействе или у распространителей (стоимость билета - 1500 руб.).
Справки можно получить у Александра Матвеевича Филиппова +79219359478 или Владимира Михайловича Ашика +7912219002
ЯН ТОПОРОВСКИЙ, старшина 2-й статьи, трюмный АПЛ К-27:
«После прихода лодки в базу вас отправили в санчасть, а удерживать её на плаву и сменять ребят, которые тогда пришли с моря – отправили нас. Несли вахту по 4–5 человек на весь корабль. И в первые же дни надо было лодку отогнать к другому причалу, ибо очень близко были дома, казармы, а может и лишние глаза. И тогда пришёл Новицкий Г.Г. – он в рубке, я – один на центральный отсек, ребята в девятом, первом и ещё где-то по человеку. Переводили на электробатареях. Нам никто не говорил как себя вести на лодке во время радиоактивного заражения. Проходили через санпропускник, переодевались в рабочую форму (но нижнее бельё, майки, трусы – всё это оставалось при нас: и при входе, и при выходе) и ещё никакого душа или обработки мы не проходили – разносили «грязь» по всей Гремихе, казарме, столовой. Ведь как я помню, баня была не каждый день. Единственное, что нам выдавали, это «карандаши», с которых снимали показания при выходе, да лепестки на нос и рот. Но работать в них было неудобно, да и выдавали их нерегулярно. Никакого инструктажа не проводилось. Знали, что опасно, но настолько – никто не знал. И медосмотры (анализы крови) в медсанчасти не брали. Только в сентябре–октябре, когда я почувствовал себя плохо, сам пошёл в санчасть. И некая дама, сделав анализы, ужаснулась моим белым и красным кровяным шарикам. Мне дали освобождение на три дня!!! Это потом я узнал, что это более опасно, чем думал. Нёс я вахту в центральном отсеке. Однажды в отсек зашли командир Новицкий Г.Г. и с ним, видимо, начальник береговой радиационной службы. Новицкий спросил меня о чём-то, я ответил и повернулся к своим манометрам, а сзади услышал голос начальника радиационной службы, который говорит Новицкому: «Пошли отсюда быстрее, здесь очень опасно!»
В центре Ян Топоровский с товарищами по экипажу. Гремиха. 1968 год.
Я повернулся к Новицкому и посмотрел на него. Он, мой командир, покраснел, как рак. А через секунду – они быстро вышли через боевую рубку и ушли. А я и ребята – остались. Ты, знаешь, Слава, что лодка наша готовилась в длительный поход и была загружена провиантом под завязку. И когда случилась ядерная авария, весь этот провиант после прихода её в базу выгрузили на пирс. И всё это лежало без надлежащего присмотра. Мы ели всё это, запивали вином, которого было вдоволь на корабле. А рядом – ребята с дебаркадера всё это тоже воровали и с великим удовольствием ели. И так мы всё это «уничтожали» долго, пока не выставили охрану. Почти до самой демобилизации. Везде на лодке было вино, спрятанное ребятами. Не говоря уже о спирте для протирки механизмов. Если говорить о командирах и офицерах, то запомнился мне Ким Мартыненко (если не ошибаюсь). Очень хороший человек. Он выбирал, кого послать в реакторный отсек. Меня или Ваню Пономаренко. Ваня только сдал смену, я принял. Он остановился на Ване – это его был подчинённый, он хорошо его знал. Ваня взял ИП-46, Мартыненко его проверил и привязал страховочный пояс. Ваня пошёл в отсек через верхний люк. И через некоторое время задохнулся в ИП. Офицер делал ему искусственное дыхание, умолял: «Ванечка, дыши!», но не помогло. Он умер в скорой. Вот такие мои воспоминания. Очень не хочется об этом писать, ибо понимаешь, что никто нами не занимался. Просто предали.»
Из письма старшины 1-й статьи ВИКТОРА БАЛАШОВА – трюмного корабля (Татарстан):
Ст. 1 ст. турбинист АПЛ В. Балашов. 1968 г.
«Здравствуй, Слава! Сколько воспоминаний и переживаний нахлынуло после твоего письма, не спал ночь. О тех далёких событиях. Осенью 1968 года нас снова направили в госпиталь, но только уже в Ленинград. Там пролежали до конца января 1969 года, а затем ВВК комиссовала ряд моих сослуживцев, а мне сказали идти дослуживать на берег или на свою лодку. Я выбрал свой корабль. Ушёл осенью 1969 года мл. лейтенантом запаса. После службы переехал в Нижнекамск, где и проживаю по настоящее время. Женат, двое детей. Сын и дочь. В 2007 году ушёл на пенсию. Многие годы добивался Справки из госпиталя с указанием полученной дозы. Всё было напрасно. Мне отвечали: «Всё секретно, требуется разрешение из Москвы». И всё-таки добился, чтобы стать членом ВПОР. Являюсь инвалидом 3-й группы общего заболевания. Перенёс три инсульта, последний в 2007 году. Но и в больнице, и на комиссии мою инвалидность отказываются связывать с облучением, полученным во время службы на АПЛ К-27. И это при том, что рука, нога с правой стороны очень плохо «слушаются». Пишу плохо, хуже первоклассника. Моя пенсия 6500 рублей. Льгот нет. Вот так наше государство о нас «заботится». Спасибо тебе за письмо.» Виктор Балашов
Из письма старшего матроса, электрика АПЛ К-27 НИКОЛАЯ МЕЛЬНИКА автору (2008 год, Крым):
Подводники К-27 возвращаются на базу после длительного лечения в военном госпитале. Июль 1968 год. Палуба теплохода "Вацлав Воровский". Сидят (слева направо): Н.Мельник. В.Газин, М.Мулюкин. В.Мазуренко. Стоят: А.Гризлов, В.Котельников, В.Овчинников, Г.Храмцов, Ю.Вовк.
«Здравствуй, Слава и вся твоя семья! Спасибо за заботы, которые ты проявляешь о своих бывших сослуживцах, в части получения ими льгот. Я, честно говоря, вычеркнул из жизни те годы службы. Не хотел о них вспоминать. После демобилизации я долго болел, но с Божьей помощью восстановился. Мне ещё тогда при лечении в госпитале в Ленинграде после выписки предлагали 3-ю группу инвалидности. Но я отказался. Представляешь, что такое демобилизоваться с инвалидностью и приехать в своё село. Для меня это был бы позор! Работы в селе не было, и я завербовался на стройку в Крым. Было это в 1969 году. Там и сейчас проживаю. Построился, женился. Вырастил двух сыновей. Оба живут отдельно от нас. Один – в России, второй – в Балаклаве. Мы с женой на пенсии, но держим скотину, разную птицу. Без этого просто нам не прожить. Пенсия моя маленькая, с женой около 600 грн (около 3000 руб.). Если бы не корова да птица, то могли и ноги протянуть. В Крыму, особенно летом, всё очень дорого. Да и болеем часто, надо приобретать лекарства, а они очень дорогие. Вот такая, Слава, наша жизнь. Попробую поехать в свой районный военкомат, чтобы они там сделали запрос в Москву по части моего участия в ликвидации ядерной аварии на нашей лодке в мае 1968 года, и может, посодействует в этом деле и наш сельсовет. Конечно, если получится надбавка к моей пенсии, это хорошо, да и оплата за коммунальные услуги – тоже стану платить меньше. Если что прояснится, потом напишу. До свидания. Николай.»
P.S. Вот такое письмо получил я в 2008 году. Прошли месяцы. Из последнего общения с Николаем по телефону узнал, что военкомат по его просьбе сделал запрос в Москву, ждал ответа около семи месяцев. Ответ гласил, что старшему матросу Мельник Николаю Алексеевичу необходимо собрать с десяток справок, подтверждающих его пребывание на АПЛ во время ядерной аварии 24 мая 1968 года, и направить их в Москву для дальнейшего рассмотрения.
Сослуживец Н.Мельника по команде электриков:
Насчет Коли Мельника. Когда нас уставших переодели в чистую робу, покормили и дали команду ко сну, дневальным по роте (учебного отряда) первым поставили Николая, и вот в роте тишина и вдруг телефонный звонок и ответ Николая: "Дневальный по хате хлопыць Мыкола в трубочку слухае" Так он до конца службы и остался хлопыць Мыкола. P.S. Возможно вот из-за таких как "хлопыц" Мыкола и были многие наши победы?...
Из письма капитана 2-го ранга в отставке, замполита корабля БОЖКО ВИТАЛИЯ ИОСИФОВИЧА (Киев):
«По вопросу об аварии. Точной причины аварии я не знаю. До моего ухода её не раскрывали или не могли точно установить, или известная секретность сыграла свою роль. Но вот о роли в ней бывшего командира, капитана 1-го ранга П. Леонова следовало бы сказать объективно. В том, что капитан получил такие дозы облучения, есть его прямая вина. (Ну, я думаю, вы этот вопрос хорошо знаете.) После аварии на корабле сложилась очень сложная обстановка. Треть личного состава второго экипажа находилась на выходе в море с первым экипажем, в том числе командир, капитан 2-го ранга Новицкий; старпом, капитан 2-го ранга Томко Егор Андреевич; помощник командира, капитан-лейтенант Сальников А.М. и большая часть офицеров-управленцев. Помнится, что в базе оставались только Ткаченко, кажется, ст. лейтенант, и ст. инженер-лейтенант Тимонин.
Из спецтрюмных не пострадал только старшина 2 статьи Набока (кажется, Иван или Николай). Был в отпуске и только вернулся. Об этом моряке следовало бы упомянуть. Из специалистов, знающих порядок обслуживания реактора К-27, он был единственным в экипаже в то время, и всё практическое обслуживание 4 отсека фактически было возложено на него одного. Правда, были присланы специалисты из экипажей других лодок, но они не знали ни устройства, ни правил по обслуживанию реактора. Набока проводил с ними занятия, практически водил их в отсек с повышенной радиацией. На многочисленные приборы, вентиля и т.п. повесил таблички и номера, в какой последовательности и что надо включать, выключать и т.п. Он же и большую часть времени проводил на лодке, и наверняка перебрал много свыше нормы. Не знаю его дальнейшей судьбы и состояния здоровья, не говоря уже о том, что были во втором экипаже и другие матросы, старшины и офицеры, которые в сложных условиях обслуживания аварийного корабля показали себя достойными подводниками. Никаких «сверх особых» мероприятий офицеры, оставшиеся в тот период на корабле, не проводили, но главную задачу решили: личному составу была доведена задача, поставленная командованием – сохранить корабль, единственный в своём роде, в нём были воплощены новые принципы работы механизмов и устройств, и были достигнуты хорошие результаты.
Эту задачу передо мной и командиром БЧ-5, капитаном 2-го ранга Степаном Полетаевым поставил командующий КСФ адмирал Лобов С.М., член ВС КСФ вице-адмирал Сизов добавил, чтобы я опросил личный состав, особенно срочной службы, что необходимо сделать, какие вопросы решить для создания условий по успешному обслуживанию корабля.
)
