Мой первый учитель военному делу настоящим образом «пятнадцатилетний» капитан-лейтенант Ренат Арипов ушел служить на берег. В тыл, начальником КЭЧ. Стоя однажды дежурным по тылу, ночью получает звонок из Вьюжного (в пяти–семи километрах от Гаджиево), что задержаны тамошней комендатурой три его подчиненных матроса в нетрезвом состоянии. Прыгает в первую подвернувшуюся машину, которая оказалась и едет их забирать.
Приехал. Забрал. Посадил каждого в мусорный бак, закрыл крышками (щель оставил, дабы не задохнулись) и привез в Гаджиево. Матросы вылезли как шелковые и до конца службы замечаний по оной не имели.
Евгений Чернов — выпускник 1953 г., вице-адмирал, Герой Советского Союза
ИЗ ВИКТОРА КОНЕЦКОГО
— член Союза писателей и Союза кинематографистов, писатель-маринист, кинодраматург, автор многих рассказов и повестей. Окончил I БВВМУ в 1952 г.
О Подготии и старых морских песнях (из повести «Соленый лед»)
К весне сорок пятого я оказался на полной свободе. Нужно было устраиваться в ремесленное. Мне скоро исполнялось шестнадцать лет, а занятия в вечерних классах Художественного училища видом на жительство и для получения карточек служить не могли. Хоть убей не помню, как я познакомился с этим Петровым. Мы работали с ним на сортировочной — перегружали дрова из железнодорожных вагонов на трамвайные платформы. Дровяной запах, весенняя ночь, спящий город. И мы лежим на бревнах, трамвай идет куда-то, искры из-под дуги, зябко после недавней азартной работы, потная одежда не греет. И мы тесно прижимаемся друг к другу, бревна под нами ерзают. Приезжаем в район порта. Нева уже вскрылась, туман, дымная мгла, пакгаузы, баржи, ранний свет. И костер у места выгрузки. Мы сидим вокруг костра, передаем друг другу «бычки». Биографии всех похожи: или такие пацаны, как я, или отвоевавшие солдаты. Ощущение товарищества, общей работы, огонь костра, тихий плеск Невы и гудки паровозов, далекий и гулкий лязг буферов. И мой сосед Петров — бледный юноша, интеллигентный, наверное из старинной петербурской семьи. — Олег, давай «Жанетту»! — просят его ребята.
Кто-то уже достал трофейную губную гармошку. И все притихают, ждут, и ясно, что все это уже не в первый раз. По бледной физиономии Олега прыгают розовые блики от костра. Он улыбается вдруг отчаянной, озорной улыбкой. И «В Кейптаунском порту, с какао на борту, «Жанетта» выправляла такелаж!...» И сегодня меня волнуют мальчишеские морские песни: «Идут, сутулятся, вливаясь в улицы, и клеши новые ласкает бриз... Туда, где нет забот, где море не придет... Где все повенчано с вином и женщиной, где чувства нежные рождают страсть!». Как этот Олег Петров пел! Всю нашу тоску по необыкновенной, красивой жизни вывернул он наизнанку. Все наше голодное отрочество, горящие эшелоны, бомбовые воронки вдоль железнодорожного полотна, ручные пулеметы, нелепо строчащие в гудящие небеса, скелеты блокадных трупов, вспученные животы, дизентерия, вши, слезы, ненависть, бессилие — все это списанное в расход отрочество теперь красиво отходило от нас. Голос Олега Петрова утверждал: «Она впереди, удивительная жизнь. Вы ее увидите, ребята! Вы увидите еще весь мир, штормовой и отчаянный!». «Они стоят на корабле у борта. Он перед ней с надеждой и мольбой. На ней был плащ, на нем бушлат потертый. Он перед ней с протянутой рукой. А море грозное шумело и стонало... Он ей сказал: «Туда взгляните, леди, где в облаках летает альбатрос. Моя любовь вас приведет к победе, хоть знатны вы, а я простой матрос...» Глаза у нас были полным-полны слез, когда леди отказала матросу и тот кинул ее в бушующий простор, а потом в приморском кабаке «моряк рыдал, тянул он жгучий ром в кругу друзей-матросов и в тишине кого-то тихо-тихо звал...» Вот этот романтик моря Олег Петров и подбил меня идти не в ремесленное училище, а в военно-морское подготовительное.
Об утерянной винтовке и полковнике Соколове (из повести )
Красивое озеро Имандра. Из-за его красоты я и погорел в ранней юности. ...Эшелон тянется от берегов Баренцева моря в Питер. Конец августа пятьдесят первого года, около девятнадцати часов. Возвращаемся с учебной практики. . Мы где-то между Хибинами и Апатитами. Я — часовой. Обязанности просты. На очередной остановке вылезаешь и ходишь вокруг да около концевого вагона с винтовкой наперевес. Суровое время. Но впереди отпуск. И ты влюблен первой и прекрасной любовью. И такой сногсшибательный закат над Имандрой: склоны гор алые, ели на их фоне черные, возле полотна по склонам насыпи цветут лиловые пышные цветы, между прибрежными валунами вода нежная, и каждое самое легкое облачко отражается в темнеющем штилевом зеркале озера. А тебя овевает ветерок, пахнущий елями, соснами и близкой свободой, ибо ты сидишь на полу теплушки, свесив ноги через порог, ждешь очередной остановки эшелона и поешь с коллегами «Прощайте, скалистые горы...». Тепловоз гудит предупреждающими гудками: сейчас застрянем на каком-нибудь полустаночке, освобождая место пассажирскому нормальному поезду. Пора кончать лирику и брать винторез. У меня он поставлен в уютном местечке — у противоположной двери теплушки в уголке между дверью и стенкой, но... Винтовки в ее гнездышке нет. — Ребята, хватит шутки шутить! Куда винторез запрятали? Никто не признается, а эшелон уже едва ползет. Согласно инструкции, часовому пора выпрыгивать, чтобы осмотреться и войти в боевую форму для охраны товарищей и народного имущества от всевозможных опасностей. — Ребята, кончай разыгрывать! Шурую под сенниками-матрацами на нарах, лезу под сами нары, дергаю за ноги спящих. Мат-перемат из четырех десятков глоток. Потом боевые товарищи начинают что-то соображать. Часть их включается в лихорадочный и бессмысленный поиск (знаете, исчезает у вас из ванной комнаты мочалка, и вы ловите себя на том, что ищете ее в столовой, и под комодом, и еще черт-те где, хотя абсолютно ясно, что в столовую или в почтовый ящик попасть она никак не могла).
Кто-то, самый умный, догадался, как дело происходило. Дверь теплушки, как у всякого телячьего вагона, открывается в сторону по направляющим колесикам. Изнутри стопорилась она деревянным клином. Клин от вибрации ослабел, между дверью и стенкой образовалась щель, винтовка в нее выпала; затем кому-то в щель стало на нары сквозить, он встал, накатил дверь обратно и опять запер на клин. Эшелон уже стоит, мне давно пора выскакивать на стражу. А в голове: «Часовой на посту утерял боевое оружие с боевыми патронами — трибунал? пять лет? десять лет? спишут в матросы?...». Начальник эшелона — заместитель адмирала по строевой части полковник Соколов, уставник до мозга костей: на парадах и торжественных проходах по городским улицам он впереди, весь в золоте и владеет таким парадным шагом, что Павел Первый ему бы при жизни памятник поставил. Вот эта строевая машина — начальник эшелона, отвечающий за курсантов Высшего военно-морского училища, за будущих офицеров флота, — расхаживала у штабной теплушки, ясное дело, парадным шагом. Все, Витя, вылезай, потому что приехали. И: — Разрешите обратиться, товарищ полковник? — Что у вас, товарищ курсант? — Докладывает часовой концевого вагона. Мною на последнем перегоне утеряна винтовка. — Старшина Рысев! — Слушаюсь, товарищ полковник! — Взять под стражу! Поедет дальше в штабном вагоне! Я влез, расстегнул бляху, снял ремень и вывернул карманы. Ничего в них, кроме носового платка и махорки, не было. Рысев посадил в угол и еще отгородил от свободы скамейкой. «Часовой на посту утерял оружие — трибунал и десять лет, как одна копеечка, а для примера могут и ещё что-нибудь пострашнее выдать». Строевая машина поднялась в вагон. — Доложите, что и как. Старшина, записывайте. Я доложил. И закончил просьбой: оставьте, мол, здесь, я побегу и найду винтовку, я ее из-под земли выкопаю, я... — А не найдешь — башку с отчаяния под поезд? Или по молодой глупости дезертируешь? И мне за тебя трибунал?
Дежурный по полустанку заглянул в вагон и доложил, что эшелон отправляется через пять минут. «По вагонам!.. По вагонам!.. По вагонам!..» — прокатилось вдоль и вдаль. — Нет! Товарищ полковник, нет! Честное слово! Не найду — вернусь! — Товарищ полковник, здесь четверо лихих людей в тайге шатаются, — вклинился с дурацким напоминанием старшина Рысев. — Как бы они его здесь не пришили. — Молчать! Вас не спрашивают! — рубанула строевая машина. И пошла шагать из угла в угол штабного вагона, а вместе с ней шли секунды и минуты, складываясь в десять лет. И главное даже не в тюрьме было, а в матери. Я знал: не переживет. Но также знал и понимал и то, что творилось сейчас в душе и мозгу строевой машины. Оставить меня — нарушить законы, и каноны, и уставы, и кодексы. И ответственность взвалить себе на погоны, — а семья? а служба? а карьера, в конце концов?.. — Старшина! — Есть, товарищ полковник! — Отдай ему ремень! — Есть! — А ты — бегом за бушлатом! И сразу сюда! Марш! Я кубарем вылетел из вагона и помчался за бушлатом, еще не понимая толком, что означает ремень, что — бушлат и зачем бегом обратно. — На поиски сутки, — сказала строевая машина. — Сейчас, — взглянула она на часы, — двадцать сорок восемь. Этот перегон был тридцать шесть километров. Через сутки при любом результате поисков догоняете эшелон на любом поезде. Все ясно? — Так точно! Спасибо, товарищ полковник! Эшелон дернулся. И в каком-то беззвучии покатили теплушки в свой вечный, тупой, безропотный путь. Я даже лязга буферов не услышал — немое кино. Но человеческий голос в сознание проник: — Эй! Старшина! Брось ему хлеба! — Не надо! Не надо! — крикнул я. — Рысев! Кому приказано?! — прорычала строевая машина, и из проема дверей штабного вагона вылетела буханка. На мне была белая брезентовая роба, бушлат, бескозырка и яловые ботинки - «гады» на курсантском языке.
Вы когда-нибудь бегали по Если бежать по шпалам, то надо или прыгать через две на третью, или частить по одной. И то и другое невозможное дело, если надо действительно бежать, а не кое-как передвигаться. Конечно, можете попробовать бежать обочь путей, но там был гравий, он осыпался под «гадами», от него невозможно было толкаться для настоящего бега. А надо было именно бежать. И я побежал, то прыгая через шпалы, то по осыпающемуся гравию. Я, как всякий, кто служил в армии или на флоте, был не один раз гоняем в кроссы с полной выкладкой. И знал, что боль под ложечкой можно преодолеть только тем, что будешь продолжать бежать дальше, сквозь нее. Километра через два я скинул бушлат и даже не оглянулся на него. Боль под ложечкой слабела, но черт бы побрал брезент робы! Этот жесткий морской брезент не для сухопутных кроссов. Он начал сдирать кожу на коленях. А широкая рубаха робы, которую я выпростал из-под ремня (взмок от пота), сильно парусила. И где-то на пятом километре я скинул и ее. К этому моменту я, ясное дело, уже не бежал, а брел и пучил глаза во тьму. На двенадцатом километре я понял, что наступает каюк, что надо отлежаться, спуститься к озеру и попить. До этого запрещал себе думать о воде, потому что знал: пить нельзя. И вот когда я остановился, чтобы собраться с силами и съехать с насыпи к то увидел винтовку. Боевая подруга торчала из кучи запасного гравия прикладом вверх, на треть воткнувшись в кучу стволом. До винтовки было шагов десять. Я не стал их делать. Я съехал на заду с насыпи, подполз к урезу воды и опустил башку в чуть колыхающуюся волну. Потом расшнуровал и снял «гады». Носки были сочными от кровищи. Стаскивать их я не стал — было больно. Я сунул ноги в Имандру, которая спасла меня привиденческим светом своих вод. Но в первую-то очередь спас меня, ясное дело, полковник Соколов.
Продолжение следует.
Обращение к выпускникам нахимовских и подготовительных училищ.
Пожалуйста, не забывайте сообщать своим однокашникам о существовании нашего блога, посвященного истории Нахимовских училищ, о появлении новых публикаций.
Сообщайте сведения о себе и своих однокашниках, воспитателях: годы и места службы, учебы, повышения квалификации, место рождения, жительства, иные биографические сведения. Мы стремимся собрать все возможные данные о выпускниках, командирах, преподавателях всех трех нахимовских училищ и оказать посильную помощь в увековечивании памяти ВМПУ. Просьба присылать все, чем считаете вправе поделиться, все, что, по Вашему мнению, должно найти отражение в нашей коллективной истории. Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru
С апреля по ноябрь 2010 года были опубликованы 85 частей цикла о юнгах военно-морского и гражданского флота - участники Великой Отечественной войны. Ранее одним из читателей нашего дневника было высказано желание "читать с 1-й главы и по порядку". Тогда мы оперативно отреагировали, приведя гиперссылки на уже опубликованные на тот момент времени части. Цикл завершен, в будущем предполагаем вернуться к теме юнг (юнгашей, юнгов), а сегодня приводим все 85 ссылок и в правильной последовательности.
Часть 1. Часть 2. Часть 3. Часть 4. Часть 5. Часть 6. Часть 7. Часть 8. Часть 9. Часть 10. Часть 11. Часть 12. Часть 13. Часть 14. Часть 15. Часть 16. Часть 17. Часть 18. Часть 19. Часть 20. Часть 21. Часть 22. Часть 23. Часть 24. Часть 25. Часть 26. Часть 27. Часть 28. Часть 29. Часть 30. Часть 31. Часть 32. Часть 33. Часть 34. Часть 35. Часть 36. Часть 37. Часть 38. Часть 39. Часть 40. Часть 41. Часть 42. Часть 43. Часть 44. Часть 45. Часть 46. Часть 47. Часть 48. Часть 49. Часть 50. Часть 51. Часть 52. Часть 53. Часть 54. Часть 55. Часть 56. Часть 57. Часть 58. Часть 59. Часть 60. Часть 61. Часть 62. Часть 63. Часть 64. Часть 65. Часть 66. Часть 67. Часть 68. Часть 69. Часть 70. Часть 71. Часть 72. Часть 73. Часть 74. Часть 75. Часть 76. Часть 77. Часть 78. Часть 79. Часть 80. Часть 81. Часть 82. Часть 83. Часть 84. Часть 85.
Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru
Коля Филимонов (прозвище ФИЛ, не от инициалов, а был тогда канадский хоккеист Фил Экспозито, оттуда и пошло), однокашник по Севастопольскому ВВМИУ, служил на знаменитой К-140. Однажды в конце 1960-х один товарищ киповец на этой лодке перепутал фазы 380 Вольт 50 Герц питания двигателей компенсирующих решеток ядерного реактора, и вместо «вниз» решетки пошли вверх, и наступил пи*дец реактору, тем эта лодка и прославилась.
Мичман Николай Филимонов
В 1976 году стоял он на ремонте в Северодвинске на Звездочке, и как молодого лейтенанта отправляют его в город Калугу за молодым пополнением для наших славных Вооруженных Сил. Выдали командировочные, пистолет Макарова с 16 патронами, и вперед – на родину отца советской космонавтики. Перед отъездом в знаменитом РБНе (ресторан «Белые ночи» в Северодвинске, кто не знает) знакомая подруга дает ему адрес гостиницы «Зуль» в Калуге (город Зуль в Германии – побратим Калуги), мол, будешь уезжать, дай телеграмму, и номер забронируют. Коля перед посадкой в поезд отбил телеграмму и спокойный едет в Калугу.
Капитан 3 ранга Николай Филимонов
Приехал в Калугу ночью, чудом успел в последний троллейбус и методом опроса местных жителей узнал, как добраться до этой самой «Зуль». Во время разговора он не мог понять, почему так смотрят на него восхищенно окружающие, а когда его на руках вынесли из троллейбуса и внесли в эту самую «Зуль», он вообще охренел. Начал проходить регистрацию и все понял: гостиница «Зуль» была предназначена только для работников Звездного городка и космонавтов, а его как раз и приняли за молодого космонавта. Разубеждать он никого не стал, тем более, что ему и рта не давали раскрыть, вернее, давали раскрыть в ресторане гостиницы, где ему вливали вино «Цимлянское» и рябиновку. Хоть немного, но ФИЛ почувствовал, что такое настоящая слава!
ФИЛИМОНОВ Николай Владимирович. После выпуска из Севастопольского ВВМИУ с 1975 по 1985 года проходил действительную военную службу на атомной подводной лодке К-140 3-й флотилии РПК СН командиром группы БЧ-5. С 1985 по 1992 год - старший преподаватель - командир роты в 11-м Учебном отряде подводного плавания Черноморского флота, г.Севастополь. 10 ноября 1992 года приказом МО РФ уволен в запас с правом ношения военной формы одежды. Участник 6 Боевых Служб. После увольнения в запас работал начальником охраны 2-й группы ВОХР по охране строящейся базы отдыха «Энергия» в Севастополе. С 1995 года работал на себя по стройкам Севастополя по всем видам строительных работ. С 1999 года по настоящее время - специалист по внутриквартирным сетям водо- и теплоснабжения. Капитан 3 ранга запаса, ветеран-подводник ВМФ РФ, награжден медалями «300 лет Российскому Флоту», «70 лет ВС СССР», «80 лет ВС СССР», «За службу в Подводных Силах ВМФ РФ», «50 лет Атомному подводному Флоту», «Ветеран ВМФ», «За безупречную службу в ВС СССР» 1-й, 2-й и 3-й степени. Жена: Светлана, домохозяйка. Сын: Сергей, офицер-подводник ВМФ РФ. Дочь: Александра - менеджер по туризму и гостиничному бизнесу. Н.В.Филимонов в настоящее время проживает по адресу: 99013 Севастополь-13, Федоровская 57, кв.11.
Спортом увлекались все... Редко у кого не красовался на груди округлый значок с зеленой, синей, а иногда и красной полоской, означающий третий, второй и первый спортивный разряд. Юра Кулик организовал секцию самбистов. Слава Коншин вел от победы к победе команду баскетболистов, вызывая восторг у самого Мухи — лучшего игрока команды летчиков, часто приходящей играть в наше училище. У футболистов царствовал Гена Крашенинников - вратарь команды. Подготы мужали, крепли, становились славными юношами. О всех спортивных соревнованиях, проходящих в училище, начиная с репортажа о шахматных соревнованиях в честь столетия со дня рождения Чигорина, я публиковал статьи в центральных военных газетах. Это воодушевляло ребят. Занятными были ночи, когда взвод отправляли согласно графику на чистку картофеля. Садились с ножами вокруг огромной кучи, а одного назначали читать интересные рассказы. Чаще патриотические с военно-морской тематикой. Хорошо это получалось у Толи Максимова и Юры Малькова, обладающих отменной дикцией. Патриотическому и военно-морскому воспитанию ненавязчиво уделялось огромное влияние. Некоторые выросли в неблагополучных семьях, у других родители погибли на фронте. Те и другие тянулись к офицерам-воспитателям, старшинам и гражданским преподавателям, как к родным. Воспитатели отвечали тем же. Капитан второго ранга Чугунов, капитан третьего ранга Феоктистов, старшины Власов, Симаков, Трифонов, преподаватель Чурсина и многие другие заменяли отца и мать. При всем внимании и нежности они глубоко осознавали, к какой цели готовятся эти сорванцы-подготы.
Ясность и чистота помыслов, честность и открытость в общении, смелость и трезвый рассудок, любовь к Родине и полная самоотдача: вот те качества, которые воспитывали в подготах. Резко отрицательно некоторые подготы встретили произошедшее с двумя Редькиными. Юра Редькин — сын полковника, заведующего канцелярией Министра Военно-морского флота, второй В.Редькин (8) был отчислен за неуспеваемость. Папа Юры узнал и подумал, что отчислен его сын. Немедленно поступило распоряжение из Москвы: Редькина оставить в училище. В.Редькин буквально с поезда был возвращен в училище. За три года обучения не было ни единой ссоры на национальной почве. Жора Романец - украинец из Ровно, Валера Гунько из Грозного, Ваня Буланов - русский из Энгельса—все мы были равными, как родные братья. Этот вопрос даже никогда не поднимался. Просто не возникал. Вместе росли, взрослели, думали о будущем. Учились вязать морские узлы (особенно тяжело давался беседочный), осваивали азбуку Морзе, отчаянно размахивали флажками, на скорость передавали послания друг другу. После второго года обучения нас повезли в товарных вагонах на практику в Севастополь (на практику отправляли ежегодно). Вагоны старательно промыты, но еще не просохли после перевозки скота. Был ясный летний день. Из раскрытых дверей смотрели на измятые гусеницами танков и самоходных орудий чернозёмные, опустошенные поля. Говорили, что с этих мест немцы вывозили плодородную землю в Германию. Сейчас земля плакала черными слезами плодородия, умоляла вспахать её, ухаживать за ней. Обещала обильный урожай. Перед отправкой эшелона перепачканный мазутом и соляркой осмотрщик вагонов с деловым видом написал на нашей двери мелом «Люди». На стоянке в Харькове внимательный железнодорожник дописал «живые».
На месте довоенного опрятного харьковского вокзала лежали груды разбитого кирпича и остовы десятков сброшенных с обрыва товарных вагонов. Лето было засушливое. Голод давил людей. К вагону подходили оборванные детишки, старики с выцветшими, потухшими глазами. Стыдливо протягивая ладони, вполголоса шептали: «хлебушка». Аттестат у нас по сроку иссяк. Планировали доехать быстрее. С питанием было не ахти. Давали что могли, со слезами на собственных глазах. Плакали от беспомощности, что не можем помочь всем. То, что уцелело от Севастополя, городом назвать было нельзя. Целыми стояли три здания: почта, Дом офицеров и в центре на горе собор, служивший ориентиром для обстрела немцам при захвате города, а нашим войскам при освобождении. Пыль от цемента и мятого инкерманского камня вражьей тучей поднималась над нашей ротой, когда мы шагали но улицам мёртвого города. И вдруг ... о боже: увидел напротив Дома офицеров киоск, в котором торговали фруктовой газированной водой. - «Товарищ старшина, - обратился я из строя к старшине Трифонову - разрешите выйти из строя к киоску». Трифонов, не раздумывая, показал один палец, что означало: один наряд вне очереди за разговоры в строю, вечером после отбоя чистить общественный гальюн. Раздосадованный, неожиданно глубоко вздохнул едкую пыль. Закашлялся, хотелось пить. Рука нащупала в кармане монетку. Откашлявшись, вновь обратился к Трифонову, показывая блестящую на солнце монету. Трифонов показал два пальца.
Я продолжал шагать, вздымая разношенными ботинками клубы пыли. Теперь предстояло чистить гальюн две ночи. Во время шлюпочных гонок на шестивесельных ялах я сидел в носу левым боковым. Впередсмотрящим лежал Коля Кривошея. На вёслах: Витя Коренной. Коля Путушкин, Г. Кликунец, Игорь Дубов, Саша Харламов. Старшиной сидел в корме грозный Власов. Во время гребли мне на ладони попали брызги воды. Образовались мозочи Почувствовав острую боль у основания пальцев, выпустив валек весла и показал старшине ладони. Власов наклонился, набрал полный совок воды и выплеснул в мою сторону. Схватил весло, превозмогая боль, я продолжил грести. Вечером с гордостью показывал друзьям - подготам прорвавшиеся кровяные мозоли. Светящиеся глаза и приподнятые плечи говорили, что я доволен своим маленьким мужеством. Так капля за каплей, шаг за шагом становились крепче, настойчивее будущие офицеры военно-морского флота.
Примечание: 1 Г. Шинкевич - командир гвардейской атомной подводной лодки. 2. Ю.Каменев - известный врач, профессор. 3. Ю.Солдатенков - окончил училище с золотой медалью, автор книги воспоминаний подготов. 4. С.Бессонов - командир атомной подводной лодки, посмертно удостоенный звания Героя Советского Союза. 5. С.Орлов - командир атомной подводной лодки. 6. А. Харламов - подводник-поэт. 7. Олег и Игорь Филатовы—активно работают над книгой воспоминаний о СВМПУ. 8. В.Редькин - не был допущен к выпускным экзаменам, имея три неуда.
Игорь Филатов. МОРСКАЯ ПРАКТИКА В СЕВАСТОПОЛЕ 1950 г.
В Севастополь ехали товарным эшелоном в обычных грузовых вагонах, где были оборудованы возвышения - громадные деревянные нары, на которых располагались подготы-воспитанники. Если какому-либо воспитаннику, лежащему в глубине, надо было выйти по какой-либо причине, то приходилось беспокоить весь слой спящих, перекатываясь через их тела. К этому быстро привыкли и не обращали на это никакого внимания. Регулярности движения эшелона не было. Состав, то как сумасшедший двигался непрерывно, то простаивал часами на каком-нибудь полустанке или железнодорожной станции. Находиться в раскаленных душных вагонах было нестерпимо. Воспитанники, чтобы проветриться во время остановок, перебирались на соседние полувагоны или платформы, загруженные кварцевым песком для каких-то производственных нужд. Однажды так и сделала группа из 8 человек. В это время поезд тронулся. Двое успели спрыгнуть с платформы и добежать до своего вагона. Остальные замешкались и остались «на песке». Делать было нечего и они решили позагорать. Скинули ботинки, робу, сняли тельняшки и улеглись загорать, словно на пляже. Под мерный стук колес и мерное покачивание вагона вначале задремали, разморившись солнечным теплом. Затем крепко заснули. Кто не помнит как хорош, приятен и прекрасен сон молодых? Не то, что у «старпёров».
Они, естественно, не заметили, что состав постепенно набрал скорость. Встречный ветер стал передвигать песок. Вначале образовывались поперечные валики песка, которые, словно дюны, перемещались вдоль вагона, скатывались в ложбинки, засыпая их, затем опять возрастали груды песка. Боковой ветер, который в этот день был значительным, превращал эти валики в ряд небольших горок (куч), которые разрушались вновь, закручивались в маленькие вихри. Маленькие вихри закручивались в большие смерчи, перемещающиеся параллельно поверхности. Через некоторое время еще больше закручивалось и превращалось в какое-то торнадо! Ребята враз и дружно проснулись от ощущения, что кто-то драит их большим куском крупнозернистой наждачной шкурки. Кое-как, на ощупь, схватив свою одежду, натянули тельняшки, робу и сунули ноги в ботинки, пересыпанные песком. Затем сбились в тесный кружок, лицами внутрь, натянули на кисти рук и пальцы рукава тельняшек, чтобы защититься от песка. Когда представилась возможность, вернулись в свой вагон. Представляли они картину неприглядную, которая стала совсем мрачной, когда скинули одежду и ботинки, чтобы привести себя в порядок. Кожа тела, рук, ног, лица, головы представляли сплошные царапины и порезы, стертости, которые кровоточили. На приведение их в подобающий и товарный вид — на смыв грязи, песка, промывку царапин и порезов пришлось «ухнуть» весь запас воды - два бачка. Один для помыва, другой для питья. Один с сырой водой для помыва, другой с кипяченой питьевой водой, которые ставились по штатному расписанию. От начальства и других подготов в остальных вагонах, происшествие скрыли. На наших вагонах были сделаны надписи: «Осторожно! Люди!». Когда въехали на территорию Украины, какой-то железнодорожник дописал: «ЖИВЫЕ!» (Напомнил Толя Селезнев). Прибыли в Севастополь где-то в 17 часов. Сгружались, спрыгивали прямо на перрон, представляющий собой ровную земляную площадку, посыпанную толстым слоем ракушечника. Вокзала как такового не было. Стояли руины, голые полуразрушенные стены с бойницами вместо окон. Цвет этих развалин был какой-то желтоватый. Нас переправили и разместили в учебном отряде, готовившего коков для всего Флота СССР. В казармах места не было, и нас разместили в бане отряда: в предбаннике и в помывочном огромном зале. Там стояли длинные деревянные скамьи-лавки (хорошо, что не каменные!) Было сухо и чисто. Там мы, по-походному, переночевали.
Утром нас накормили в столовой отряда и доставили на славный моторно-парусный учебный корабль Так началась военно-морская практика. Там впервые мы увидели подвесные койки, которые каждое утро скручивали и складывали в отведенные места. Мне почему-то запомнилось - вдоль бортов на верхней палубе - впервые научились по-настоящему владеть шваброй и драить палубу, драить медяшки, стирать матросскую робу. Изучали снасти, рангоут, паруса, материальную часть корабля. Учились вязать морские узлы и плести маты. Правда, нас этому учили в училище, но больше теоретически, за исключением прямого, шлюпочного, беседочного и рыбацкого штыка. Здесь всё наяву и в полном ассортименте. Научились различать расположение различных мачт и рей: фок, грот, бизань и т.д. Всё протекало в размеренном темпе, насыщенно и романтично. Однажды, во время тренировок «бега по вантам» с одного борта с переходом на другой борт в районе фока-реи, один из подготов, которому стало очень весело от переизбытка чувств на высоте, запел и стал приплясывать. И каким-то непостижимым образом, с припевом «ОЛЬ-ЛЯ-ЛЯ!» сорвался и полетел вниз. Успел чудом ухватиться за какую-то снасть, повис на руках, раскачиваясь, болтая и дергая ногами и еще больше раскачиваясь, чего нельзя было делать. ВСЕ ЗАМЕРЛИ! И здесь вмешался Главный боцман. Зычным голосом, точнее рыком, изобразил флотскую брань с невообразимым колоритом, литературно-фольклорными, высокохудожественными словами-коленцами (как бы развевающимися по горизонтали) и складывающимися в двенадцатиэтажную структуру по вертикали. Его выражения, начиная от ... «КОКА И КОТЛА ЕГО И РОДСТВЕННИКОВ ЕДИНОУТРОБНОГО КОЛЕНА» ... и до ... «В ТРИДЦАТЬ ТРИ ПОТОПА ОКЕАНА ... « и прочих «боцманских загибов», привели в нормальное чувство несчастного певуна и танцора. Он очнулся, пришел в себя, перестал болтаться «как дерьмо в прорубе» - по выражению боцмана. Стал подтягиваться на руках. Рядом стоящий кадровый старшина помог ему подняться. Тот со страху так вцепился в старшину, что его невозможно было оторвать. Спускали их обоих вместе вниз на палубу с помощью каната, предварительно объвязав беседочным и ещё какими-то фантастическими страховочными узлами. Потом, когда мы все вместе попытались воспроизвести выражения боцмана, ничего не получилось! Во-первых, у него при всём этой не было ни одного нецензурного слова! Во-вторых, у нас не хватило опыта, литературно-художественной поэтики и той громадной экспрессивности речи, с которой он всё это в многообразии и многоэтажности воспроизвел!
Капитан-лейтенант Бирюков и мы на палубе «Дуная», Севастополь.
В момент нашего пребывания корабль «Дунай» ремонтировался и не мог выходить в море (были разобраны дизеля). Но Игорю Филатову уже в отпуске удалось уговорить начальство взять его в поход под парусами, когда на корабле проходили практику курсанты мореходного училища. Поход проходил по акватории Черного моря. Впечатление от похода на паруснике просто невообразимо, интересно, красиво, романтично, загадочно. Особенно, когда глубокий вечер или ночь и светит луна. Мягкий ход. При этом едва шуршащий звук при движении корабля, разрезающего морскую гладь. Поскрипывание мачт и оснастки. Надувшиеся паруса, наподобие больших крыльев птиц. Свежий ветер и воздух, которым дышишь, находясь на верхней палубе, приводят к отрешенности от бытовых мелочных забот и появляется какая-то возвышенность чувств и окрыленность! Такого чувства не испытываешь, когда пребываешь на современном боевом корабле, запертый в душном, ограниченном объеме — боевом посту со спертым жарким воздухом и всяческими шумами, вибрациями, гулом машин. С целью ознакомления с боевыми кораблями выезжали на экскурсии. Попали на крейсер «Красный Кавказ». Нас водили по кораблю. Показали вооружение, машинное отделение, кубрики, кают-кампанию. Провели по палубам корабля. Только не пустили на радиотехнический (радиолокационный) пост из-за повышенной секретности. Игорь Филатов откололся от всей группы, и пока все восхищались внешним антуражем - орудиями, тихонько и осторожно пробрался на пост РЛС. Там оказался очень отзывчивый старшина. Он показал ему РЛС воздушного обнаружения. (РЛС «ГЮЙС» или её аналог). Поразила аппаратурная (приборная) насыщенность поста. Особенно индикатор и планшет воздушной обстановки. Игорь и до поступления в Подготию бредил «Радио» и с малых лет был радиолюбителем. Здесь и родилось желание - мечта после окончания Подготии пойти учиться в радиотехническое (радиолокационное) Училище. Что и осуществилось после окончания СВМПУ.
Гвардейский крейсер "Красный Крым" на параде в Севастополе, на заднем плане плавбаза "Дунай", бывший итальянский "Христофор Колумб", 1947 год. -
Продолжение следует.
Обращение к выпускникам нахимовских и подготовительных училищ.
Пожалуйста, не забывайте сообщать своим однокашникам о существовании нашего блога, посвященного истории Нахимовских училищ, о появлении новых публикаций.
Сообщайте сведения о себе и своих однокашниках, воспитателях: годы и места службы, учебы, повышения квалификации, место рождения, жительства, иные биографические сведения. Мы стремимся собрать все возможные данные о выпускниках, командирах, преподавателях всех трех нахимовских училищ и оказать посильную помощь в увековечивании памяти ВМПУ. Просьба присылать все, чем считаете вправе поделиться, все, что, по Вашему мнению, должно найти отражение в нашей коллективной истории. Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru
Важное
Важное
Важное
Важное
