С апреля по ноябрь 2010 года были опубликованы 85 частей цикла о юнгах военно-морского и гражданского флота - участники Великой Отечественной войны. Ранее одним из читателей нашего дневника было высказано желание "читать с 1-й главы и по порядку". Тогда мы оперативно отреагировали, приведя гиперссылки на уже опубликованные на тот момент времени части. Цикл завершен, в будущем предполагаем вернуться к теме юнг (юнгашей, юнгов), а сегодня приводим все 85 ссылок и в правильной последовательности.
Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru
Коля Филимонов (прозвище ФИЛ, не от инициалов, а был тогда канадский хоккеист Фил Экспозито, оттуда и пошло), однокашник по Севастопольскому ВВМИУ, служил на знаменитой К-140. Однажды в конце 1960-х один товарищ киповец на этой лодке перепутал фазы 380 Вольт 50 Герц питания двигателей компенсирующих решеток ядерного реактора, и вместо «вниз» решетки пошли вверх, и наступил пи*дец реактору, тем эта лодка и прославилась.
Мичман Николай Филимонов
В 1976 году стоял он на ремонте в Северодвинске на Звездочке, и как молодого лейтенанта отправляют его в город Калугу за молодым пополнением для наших славных Вооруженных Сил. Выдали командировочные, пистолет Макарова с 16 патронами, и вперед – на родину отца советской космонавтики. Перед отъездом в знаменитом РБНе (ресторан «Белые ночи» в Северодвинске, кто не знает) знакомая подруга дает ему адрес гостиницы «Зуль» в Калуге (город Зуль в Германии – побратим Калуги), мол, будешь уезжать, дай телеграмму, и номер забронируют. Коля перед посадкой в поезд отбил телеграмму и спокойный едет в Калугу.
Капитан 3 ранга Николай Филимонов
Приехал в Калугу ночью, чудом успел в последний троллейбус и методом опроса местных жителей узнал, как добраться до этой самой «Зуль». Во время разговора он не мог понять, почему так смотрят на него восхищенно окружающие, а когда его на руках вынесли из троллейбуса и внесли в эту самую «Зуль», он вообще охренел. Начал проходить регистрацию и все понял: гостиница «Зуль» была предназначена только для работников Звездного городка и космонавтов, а его как раз и приняли за молодого космонавта. Разубеждать он никого не стал, тем более, что ему и рта не давали раскрыть, вернее, давали раскрыть в ресторане гостиницы, где ему вливали вино «Цимлянское» и рябиновку. Хоть немного, но ФИЛ почувствовал, что такое настоящая слава!
ФИЛИМОНОВ Николай Владимирович. После выпуска из Севастопольского ВВМИУ с 1975 по 1985 года проходил действительную военную службу на атомной подводной лодке К-140 3-й флотилии РПК СН командиром группы БЧ-5. С 1985 по 1992 год - старший преподаватель - командир роты в 11-м Учебном отряде подводного плавания Черноморского флота, г.Севастополь. 10 ноября 1992 года приказом МО РФ уволен в запас с правом ношения военной формы одежды. Участник 6 Боевых Служб. После увольнения в запас работал начальником охраны 2-й группы ВОХР по охране строящейся базы отдыха «Энергия» в Севастополе. С 1995 года работал на себя по стройкам Севастополя по всем видам строительных работ. С 1999 года по настоящее время - специалист по внутриквартирным сетям водо- и теплоснабжения. Капитан 3 ранга запаса, ветеран-подводник ВМФ РФ, награжден медалями «300 лет Российскому Флоту», «70 лет ВС СССР», «80 лет ВС СССР», «За службу в Подводных Силах ВМФ РФ», «50 лет Атомному подводному Флоту», «Ветеран ВМФ», «За безупречную службу в ВС СССР» 1-й, 2-й и 3-й степени. Жена: Светлана, домохозяйка. Сын: Сергей, офицер-подводник ВМФ РФ. Дочь: Александра - менеджер по туризму и гостиничному бизнесу. Н.В.Филимонов в настоящее время проживает по адресу: 99013 Севастополь-13, Федоровская 57, кв.11.
Спортом увлекались все... Редко у кого не красовался на груди округлый значок с зеленой, синей, а иногда и красной полоской, означающий третий, второй и первый спортивный разряд. Юра Кулик организовал секцию самбистов. Слава Коншин вел от победы к победе команду баскетболистов, вызывая восторг у самого Мухи — лучшего игрока команды летчиков, часто приходящей играть в наше училище. У футболистов царствовал Гена Крашенинников - вратарь команды. Подготы мужали, крепли, становились славными юношами. О всех спортивных соревнованиях, проходящих в училище, начиная с репортажа о шахматных соревнованиях в честь столетия со дня рождения Чигорина, я публиковал статьи в центральных военных газетах. Это воодушевляло ребят. Занятными были ночи, когда взвод отправляли согласно графику на чистку картофеля. Садились с ножами вокруг огромной кучи, а одного назначали читать интересные рассказы. Чаще патриотические с военно-морской тематикой. Хорошо это получалось у Толи Максимова и Юры Малькова, обладающих отменной дикцией. Патриотическому и военно-морскому воспитанию ненавязчиво уделялось огромное влияние. Некоторые выросли в неблагополучных семьях, у других родители погибли на фронте. Те и другие тянулись к офицерам-воспитателям, старшинам и гражданским преподавателям, как к родным. Воспитатели отвечали тем же. Капитан второго ранга Чугунов, капитан третьего ранга Феоктистов, старшины Власов, Симаков, Трифонов, преподаватель Чурсина и многие другие заменяли отца и мать. При всем внимании и нежности они глубоко осознавали, к какой цели готовятся эти сорванцы-подготы.
Ясность и чистота помыслов, честность и открытость в общении, смелость и трезвый рассудок, любовь к Родине и полная самоотдача: вот те качества, которые воспитывали в подготах. Резко отрицательно некоторые подготы встретили произошедшее с двумя Редькиными. Юра Редькин — сын полковника, заведующего канцелярией Министра Военно-морского флота, второй В.Редькин (8) был отчислен за неуспеваемость. Папа Юры узнал и подумал, что отчислен его сын. Немедленно поступило распоряжение из Москвы: Редькина оставить в училище. В.Редькин буквально с поезда был возвращен в училище. За три года обучения не было ни единой ссоры на национальной почве. Жора Романец - украинец из Ровно, Валера Гунько из Грозного, Ваня Буланов - русский из Энгельса—все мы были равными, как родные братья. Этот вопрос даже никогда не поднимался. Просто не возникал. Вместе росли, взрослели, думали о будущем. Учились вязать морские узлы (особенно тяжело давался беседочный), осваивали азбуку Морзе, отчаянно размахивали флажками, на скорость передавали послания друг другу. После второго года обучения нас повезли в товарных вагонах на практику в Севастополь (на практику отправляли ежегодно). Вагоны старательно промыты, но еще не просохли после перевозки скота. Был ясный летний день. Из раскрытых дверей смотрели на измятые гусеницами танков и самоходных орудий чернозёмные, опустошенные поля. Говорили, что с этих мест немцы вывозили плодородную землю в Германию. Сейчас земля плакала черными слезами плодородия, умоляла вспахать её, ухаживать за ней. Обещала обильный урожай. Перед отправкой эшелона перепачканный мазутом и соляркой осмотрщик вагонов с деловым видом написал на нашей двери мелом «Люди». На стоянке в Харькове внимательный железнодорожник дописал «живые».
На месте довоенного опрятного харьковского вокзала лежали груды разбитого кирпича и остовы десятков сброшенных с обрыва товарных вагонов. Лето было засушливое. Голод давил людей. К вагону подходили оборванные детишки, старики с выцветшими, потухшими глазами. Стыдливо протягивая ладони, вполголоса шептали: «хлебушка». Аттестат у нас по сроку иссяк. Планировали доехать быстрее. С питанием было не ахти. Давали что могли, со слезами на собственных глазах. Плакали от беспомощности, что не можем помочь всем. То, что уцелело от Севастополя, городом назвать было нельзя. Целыми стояли три здания: почта, Дом офицеров и в центре на горе собор, служивший ориентиром для обстрела немцам при захвате города, а нашим войскам при освобождении. Пыль от цемента и мятого инкерманского камня вражьей тучей поднималась над нашей ротой, когда мы шагали но улицам мёртвого города. И вдруг ... о боже: увидел напротив Дома офицеров киоск, в котором торговали фруктовой газированной водой. - «Товарищ старшина, - обратился я из строя к старшине Трифонову - разрешите выйти из строя к киоску». Трифонов, не раздумывая, показал один палец, что означало: один наряд вне очереди за разговоры в строю, вечером после отбоя чистить общественный гальюн. Раздосадованный, неожиданно глубоко вздохнул едкую пыль. Закашлялся, хотелось пить. Рука нащупала в кармане монетку. Откашлявшись, вновь обратился к Трифонову, показывая блестящую на солнце монету. Трифонов показал два пальца.
Я продолжал шагать, вздымая разношенными ботинками клубы пыли. Теперь предстояло чистить гальюн две ночи. Во время шлюпочных гонок на шестивесельных ялах я сидел в носу левым боковым. Впередсмотрящим лежал Коля Кривошея. На вёслах: Витя Коренной. Коля Путушкин, Г. Кликунец, Игорь Дубов, Саша Харламов. Старшиной сидел в корме грозный Власов. Во время гребли мне на ладони попали брызги воды. Образовались мозочи Почувствовав острую боль у основания пальцев, выпустив валек весла и показал старшине ладони. Власов наклонился, набрал полный совок воды и выплеснул в мою сторону. Схватил весло, превозмогая боль, я продолжил грести. Вечером с гордостью показывал друзьям - подготам прорвавшиеся кровяные мозоли. Светящиеся глаза и приподнятые плечи говорили, что я доволен своим маленьким мужеством. Так капля за каплей, шаг за шагом становились крепче, настойчивее будущие офицеры военно-морского флота.
Примечание: 1 Г. Шинкевич - командир гвардейской атомной подводной лодки. 2. Ю.Каменев - известный врач, профессор. 3. Ю.Солдатенков - окончил училище с золотой медалью, автор книги воспоминаний подготов. 4. С.Бессонов - командир атомной подводной лодки, посмертно удостоенный звания Героя Советского Союза. 5. С.Орлов - командир атомной подводной лодки. 6. А. Харламов - подводник-поэт. 7. Олег и Игорь Филатовы—активно работают над книгой воспоминаний о СВМПУ. 8. В.Редькин - не был допущен к выпускным экзаменам, имея три неуда.
Игорь Филатов. МОРСКАЯ ПРАКТИКА В СЕВАСТОПОЛЕ 1950 г.
В Севастополь ехали товарным эшелоном в обычных грузовых вагонах, где были оборудованы возвышения - громадные деревянные нары, на которых располагались подготы-воспитанники. Если какому-либо воспитаннику, лежащему в глубине, надо было выйти по какой-либо причине, то приходилось беспокоить весь слой спящих, перекатываясь через их тела. К этому быстро привыкли и не обращали на это никакого внимания. Регулярности движения эшелона не было. Состав, то как сумасшедший двигался непрерывно, то простаивал часами на каком-нибудь полустанке или железнодорожной станции. Находиться в раскаленных душных вагонах было нестерпимо. Воспитанники, чтобы проветриться во время остановок, перебирались на соседние полувагоны или платформы, загруженные кварцевым песком для каких-то производственных нужд. Однажды так и сделала группа из 8 человек. В это время поезд тронулся. Двое успели спрыгнуть с платформы и добежать до своего вагона. Остальные замешкались и остались «на песке». Делать было нечего и они решили позагорать. Скинули ботинки, робу, сняли тельняшки и улеглись загорать, словно на пляже. Под мерный стук колес и мерное покачивание вагона вначале задремали, разморившись солнечным теплом. Затем крепко заснули. Кто не помнит как хорош, приятен и прекрасен сон молодых? Не то, что у «старпёров».
Они, естественно, не заметили, что состав постепенно набрал скорость. Встречный ветер стал передвигать песок. Вначале образовывались поперечные валики песка, которые, словно дюны, перемещались вдоль вагона, скатывались в ложбинки, засыпая их, затем опять возрастали груды песка. Боковой ветер, который в этот день был значительным, превращал эти валики в ряд небольших горок (куч), которые разрушались вновь, закручивались в маленькие вихри. Маленькие вихри закручивались в большие смерчи, перемещающиеся параллельно поверхности. Через некоторое время еще больше закручивалось и превращалось в какое-то торнадо! Ребята враз и дружно проснулись от ощущения, что кто-то драит их большим куском крупнозернистой наждачной шкурки. Кое-как, на ощупь, схватив свою одежду, натянули тельняшки, робу и сунули ноги в ботинки, пересыпанные песком. Затем сбились в тесный кружок, лицами внутрь, натянули на кисти рук и пальцы рукава тельняшек, чтобы защититься от песка. Когда представилась возможность, вернулись в свой вагон. Представляли они картину неприглядную, которая стала совсем мрачной, когда скинули одежду и ботинки, чтобы привести себя в порядок. Кожа тела, рук, ног, лица, головы представляли сплошные царапины и порезы, стертости, которые кровоточили. На приведение их в подобающий и товарный вид — на смыв грязи, песка, промывку царапин и порезов пришлось «ухнуть» весь запас воды - два бачка. Один для помыва, другой для питья. Один с сырой водой для помыва, другой с кипяченой питьевой водой, которые ставились по штатному расписанию. От начальства и других подготов в остальных вагонах, происшествие скрыли. На наших вагонах были сделаны надписи: «Осторожно! Люди!». Когда въехали на территорию Украины, какой-то железнодорожник дописал: «ЖИВЫЕ!» (Напомнил Толя Селезнев). Прибыли в Севастополь где-то в 17 часов. Сгружались, спрыгивали прямо на перрон, представляющий собой ровную земляную площадку, посыпанную толстым слоем ракушечника. Вокзала как такового не было. Стояли руины, голые полуразрушенные стены с бойницами вместо окон. Цвет этих развалин был какой-то желтоватый. Нас переправили и разместили в учебном отряде, готовившего коков для всего Флота СССР. В казармах места не было, и нас разместили в бане отряда: в предбаннике и в помывочном огромном зале. Там стояли длинные деревянные скамьи-лавки (хорошо, что не каменные!) Было сухо и чисто. Там мы, по-походному, переночевали.
Утром нас накормили в столовой отряда и доставили на славный моторно-парусный учебный корабль «Дунай». Так началась военно-морская практика. Там впервые мы увидели подвесные койки, которые каждое утро скручивали и складывали в отведенные места. Мне почему-то запомнилось - вдоль бортов на верхней палубе - впервые научились по-настоящему владеть шваброй и драить палубу, драить медяшки, стирать матросскую робу. Изучали снасти, рангоут, паруса, материальную часть корабля. Учились вязать морские узлы и плести маты. Правда, нас этому учили в училище, но больше теоретически, за исключением прямого, шлюпочного, беседочного и рыбацкого штыка. Здесь всё наяву и в полном ассортименте. Научились различать расположение различных мачт и рей: фок, грот, бизань и т.д. Всё протекало в размеренном темпе, насыщенно и романтично. Однажды, во время тренировок «бега по вантам» с одного борта с переходом на другой борт в районе фока-реи, один из подготов, которому стало очень весело от переизбытка чувств на высоте, запел и стал приплясывать. И каким-то непостижимым образом, с припевом «ОЛЬ-ЛЯ-ЛЯ!» сорвался и полетел вниз. Успел чудом ухватиться за какую-то снасть, повис на руках, раскачиваясь, болтая и дергая ногами и еще больше раскачиваясь, чего нельзя было делать. ВСЕ ЗАМЕРЛИ! И здесь вмешался Главный боцман. Зычным голосом, точнее рыком, изобразил флотскую брань с невообразимым колоритом, литературно-фольклорными, высокохудожественными словами-коленцами (как бы развевающимися по горизонтали) и складывающимися в двенадцатиэтажную структуру по вертикали. Его выражения, начиная от ... «КОКА И КОТЛА ЕГО И РОДСТВЕННИКОВ ЕДИНОУТРОБНОГО КОЛЕНА» ... и до ... «В ТРИДЦАТЬ ТРИ ПОТОПА ОКЕАНА ... « и прочих «боцманских загибов», привели в нормальное чувство несчастного певуна и танцора. Он очнулся, пришел в себя, перестал болтаться «как дерьмо в прорубе» - по выражению боцмана. Стал подтягиваться на руках. Рядом стоящий кадровый старшина помог ему подняться. Тот со страху так вцепился в старшину, что его невозможно было оторвать. Спускали их обоих вместе вниз на палубу с помощью каната, предварительно объвязав беседочным и ещё какими-то фантастическими страховочными узлами. Потом, когда мы все вместе попытались воспроизвести выражения боцмана, ничего не получилось! Во-первых, у него при всём этой не было ни одного нецензурного слова! Во-вторых, у нас не хватило опыта, литературно-художественной поэтики и той громадной экспрессивности речи, с которой он всё это в многообразии и многоэтажности воспроизвел!
Капитан-лейтенант Бирюков и мы на палубе «Дуная», Севастополь.
В момент нашего пребывания корабль «Дунай» ремонтировался и не мог выходить в море (были разобраны дизеля). Но Игорю Филатову уже в отпуске удалось уговорить начальство взять его в поход под парусами, когда на корабле проходили практику курсанты мореходного училища. Поход проходил по акватории Черного моря. Впечатление от похода на паруснике просто невообразимо, интересно, красиво, романтично, загадочно. Особенно, когда глубокий вечер или ночь и светит луна. Мягкий ход. При этом едва шуршащий звук при движении корабля, разрезающего морскую гладь. Поскрипывание мачт и оснастки. Надувшиеся паруса, наподобие больших крыльев птиц. Свежий ветер и воздух, которым дышишь, находясь на верхней палубе, приводят к отрешенности от бытовых мелочных забот и появляется какая-то возвышенность чувств и окрыленность! Такого чувства не испытываешь, когда пребываешь на современном боевом корабле, запертый в душном, ограниченном объеме — боевом посту со спертым жарким воздухом и всяческими шумами, вибрациями, гулом машин. С целью ознакомления с боевыми кораблями выезжали на экскурсии. Попали на крейсер «Красный Кавказ». Нас водили по кораблю. Показали вооружение, машинное отделение, кубрики, кают-кампанию. Провели по палубам корабля. Только не пустили на радиотехнический (радиолокационный) пост из-за повышенной секретности. Игорь Филатов откололся от всей группы, и пока все восхищались внешним антуражем - орудиями, тихонько и осторожно пробрался на пост РЛС. Там оказался очень отзывчивый старшина. Он показал ему РЛС воздушного обнаружения. (РЛС «ГЮЙС» или её аналог). Поразила аппаратурная (приборная) насыщенность поста. Особенно индикатор и планшет воздушной обстановки. Игорь и до поступления в Подготию бредил «Радио» и с малых лет был радиолюбителем. Здесь и родилось желание - мечта после окончания Подготии пойти учиться в радиотехническое (радиолокационное) Училище. Что и осуществилось после окончания СВМПУ.
Обращение к выпускникам нахимовских и подготовительных училищ.
Пожалуйста, не забывайте сообщать своим однокашникам о существовании нашего блога, посвященного истории Нахимовских училищ, о появлении новых публикаций.
Сообщайте сведения о себе и своих однокашниках, воспитателях: годы и места службы, учебы, повышения квалификации, место рождения, жительства, иные биографические сведения. Мы стремимся собрать все возможные данные о выпускниках, командирах, преподавателях всех трех нахимовских училищ и оказать посильную помощь в увековечивании памяти ВМПУ. Просьба присылать все, чем считаете вправе поделиться, все, что, по Вашему мнению, должно найти отражение в нашей коллективной истории. Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru
При загрузке продуктов на атомоход перед автономкой употребили мы с Валентинычем громаднейшее количество сухого вина под венгерские яблоки. Все бы ничего, но при прохождении медицинской комиссии обнаруживают в анализе мочи мизерную часть какого-то вещества, которое бывает в составе трихомонада.
Васильевич, наш док, военврач (все тот же мой друг, помощник смерти), успокоил: мол, чепуха все это, никто не застрахован от этого после выпитого большого количества сухого белого вина. Шило, блин, пейте, и анализы будут, как у младенца! Мне-то ладно, а вот у Валентиныча жена работала медсестрой в той поликлинике, где мы проходили медкомиссию. Подружки ей быстро листок с анализом мочи любимого мужа принесли – видала, мол? Как он ей потом доказывал, что не с другой спал, а сухевич употреблял, об этом история умалчивает.
Теперь, пожалуй, подошло время для более подробного рассказа о нашей учёбе в допустимых, естественно, пределах. Хочу сразу разочаровать многих, надеющихся узнать о каких-то невероятных, экзотических методах и способах обучения. Всё значительно было проще, обыденно, повседневно, без всякой экстремальных ситуаций, без адреналиновой передозировки и психологических экспериментов. Наша учебная программа не предусматривала ни парашютно-десантную, ни подводно-диверсионную подготовку, ни использование боевого огнестрельного и холодного оружия в нестандартных ситуациях, даже не знакомили с приёмами вольной борьбы, самбо или каких-нибудь восточных единоборств, которыми чуть ли не поголовно увлекаются сейчас и девочки, и мальчики почти с детсадовского возраста. Короче говоря, нас не готовили в качестве спецназовцев в прямом предназначении. Гуманитарным дисциплинам отводилось значительное учебное время. Ну, посудите сами, как общаться с иностранцем, чтобы, выражаясь фигурально, обратить его в нашу «веру», если не владеешь доказательствами порочности многочисленных теорий буржуазной философии или не осведомлён с устаревшими постулатами капиталистической политической экономии. Да и с другой стороны, надо самому удержаться от случайного попадания в обольстительные сети заведомо, как нам объясняли, ошибочных, идеологически опасных и вредных так называемых широко распространённых детерминистских, психолого-социологических или технико-индустриальных направлений и теорий.
История дипломатии. Лактионов А., Тарле Е., Минц И., Хвостов В.
Для меня интересны и познавательны были предметы, где нас знакомили с историей дипломатических отношений и с основными положениями международного права. Значительное учебное время отводилось такой дисциплине как «Страноведение». Этот раздел программы, на мой взгляд, был важен и необходим не только тем, что мы получали определённые сведения об особенностях того или иного обширного региона, но и тем, что позволял детально изучить географические, исторические, этнографические, политические, экономические и другие особенности «своей» страны. Мне, например, пришлось провести не один выходной день в Ленинской библиотеке, просматривая, изучая, выписывая совершенно неизвестные до той поры сведения о Китае. Итогом таких моих исследований явился многостраничный реферат об этой парадоксальной стране. Учебной программой, естественно, предусматривались изучение целого ряда сугубо военных дисциплин таких, например, как история военного искусства, вооружённые силы иностранных государств, основы военной стратегии и многих других. Как и в любом военном учебном заведении в соответствии с учебным планом у нас также планировалась и регулярно проводилась физическая подготовка. Ответственным преподавателем за её проведение и активным организатором всех наших спортивных мероприятий был разносторонний спортсмен Виктор Васильевич Давыдов. После долгих и порой муторных аудиторных занятий было не только приятно, но и полезно размяться в игре в волейбол, баскетбол, теннис или поплавать в бассейне. Мы занимались в основном игровыми видами спорта, но иногда соревновались в стрельбе из пистолета ТТ или ПМ, выполняя, как в обычном войсковом подразделении, по три учебных выстрела, а зимой бегали на лыжах на спортивной базе «Истра» или в Алабино. В качестве дополнительных занятий, вне учебной сетки расписаний для тех слушателей, у кого не было водительских прав, проводились занятия по автоделу и, что очень важно, с обязательной практической ездой. В тот период я объездил всю Москву на «Победе» и «Волге» и, успешно сдав экзамены в ГАИ, в итоге получил водительские права.
Удивительное дело, но при такой чудовищной учебной нагрузке мы находили возможность посещать театры и концерты. Вспоминаю, что тогда мне удавалось попасть даже на самые, что ни на есть известные постановки в «Современник», «Таганку», «Вахтангова», а также «Маяковского», «Ермоловой», «Сатиры», «Моссовета», ЦТСА, МХАТ, Малый театр, на концерты во Дворец Съездов и зал Чайковского. По правде сказать, я больше никогда такого не испытывал, даже, приезжая в ежегодный отпуск, ограничивался одним или, в лучшем случае, двумя походами в театр. У меня не сохранилось в памяти, чтобы мы в составе группы или небольшой компании часто собирались и расслаблялись, отмечая какие-нибудь события или праздники. Возможно, это можно объяснить тем, что я жил в другом районе Москвы вдали от основного места проживания всех остальных слушателей. Правда, помню, что после успешного окончания учебного года на первом и втором курсах дважды собирались на дебаркадере, переоборудованном под плавающий ресторан. Возвращаюсь, однако, к учебному процессу. Без всякого сомнения, особое место в нашем образовании занимала специальная подготовка, о которой можно говорить много и обстоятельно. Принимая во внимание пределы дозволенного, я ограничусь только кратким высказыванием о том, что нас учили всем премудростям специальной службы опытные практики агентурной разведки. Помню, что лекции по специальной подготовке читал генерал-майор Михаил Иванович Иванов, опытнейший военный разведчик, участник гражданской войны на стороне республиканцев в Испании, а в годы Великой Отечественной войны сотрудник консульского отдела при посольстве СССР в Японии.
В 1945 году после взрыва американцами атомной бомбы над Хиросимой по специальному заданию выезжал на место трагедии, участвовал в сборе информации и заражённых радиацией предметов, осуществлял документальную съёмку разрушенной от бомбардировки местности. После этого сам чудом уцелел. Позднее успешно работал и выполнял разведывательные задачи в других странах. Генерал Иванов рассказывал нам, что по своим служебным обязанностям ему приходилось иметь отношение к деятельности советского разведчика Рихарда Зорге. Его рассказы вызывали у нас естественный интерес, как реального участника этих событий. С другой стороны нам было известно, что в начале 1960х годов во многих странах Европы с огромным, даже сенсационным успехом демонстрировался французский фильм: “Qui etes vous monsieur Sorge?” о советском разведчике. Наш государственный официоз хранил глубокое молчание о данном факте, дескать, это очередная провокация против Советского Союза. И вообще знать не знаем, и слышать, не слышали о каком-то Зорге. И всё же правда пробилась к народу! По истечении нескольких лет на экраны Советского Союза всё-таки вышел этот фильм под названием: «Кто Вы, доктор Зорге?». Я не буду пересказывать содержание этого захватывающего фильма. Ныне о деятельности нелегала-разведчика Рихарда Зорге и руководимой им разведывательной группы «Рамзай» хорошо известно. Советскому разведчику Рихарду Зорге, казнённому в японской тюрьме, посмертно присвоено высокое звание Герой Советского Союза. Высокими правительственными наградами СССР также награждены все разведчики, входившие в состав группы «Рамзай».
С первых же занятий по специальной подготовке нам надо было привыкать к тому: как бы ты хорошо ни владел теорией, на практике может оказаться не так и не этак, поскольку конкретные условия обстановки могут меняться неожиданно и непредсказуемо. Вот почему на первых порах трудно было разбираться в практических рекомендациях, наставлениях, инструктажах нашего преподавателя по специальной подготовке. Если, например, на лекционных занятиях, которые читали разведчики с большим практическим опытом, казалось, всё ясно, конкретно, последовательно, то на практических занятиях, порой, многое оказывалось не так, как хотелось и задумывалось. Наставника нашей группы по специальной подготовке звали Николай Григорьевич. Он имел воинское звание полковник, обладал достаточным опытом зарубежной работы. Внешность его была, как бы сказали, обычная, мало запоминающаяся, роста среднего, нормального телосложения. Носил очки, сквозь которые взгляд его светлосерых глаз был пристальным, внимательным, изучающим, оценивающим. Он не был доступен для откровенных бесед со слушателями и как-то держался на определённой дистанции. Он прожил долгую жизнь. Скончался, когда ему уже было более 90 лет. Многие его воспитанники, в том числе и я, приходили проститься со своим наставником и проводить его в последний путь. В ходе установки задания на то или иное учебное мероприятие он, как правило, давал общие рекомендации, которые не носили обязательный характер, предоставляя каждому слушателю выполнять его так, как каждый считает нужным и целесообразным. Зато на разборах проведённых занятий Николай Григорьевич любил, образно говоря, поизмываться, измытарить, поглумиться над ошибочными, неумелыми и грубыми, как он считал, с точки зрения конспирации, действиями того или иного слушателя. Помнится, что на первых порах мои приёмы, способы и поступки на практических занятиях Николай Григорьевич, мягко говоря, не всегда оценивал как правильные. Возможно, такая используемая им методика была объяснима и находила разумное оправдание. Лучше, как он иногда говаривал, прочувствовать здешние тернии, чем где-то в незнакомой ситуации оказаться в наручниках. Николай Григорьевич любил образные выражения.
Заключало наши практические занятия по специальной подготовке продолжавшееся в течение нескольких месяцев итоговое комплексное учение, имитирующее не только последовательность необходимых действий, но и их результативность. При этом допускались некоторые условности, но в целом было достаточно «правдоподобно», как могло ожидать каждого из нас в реальности. Помнится, что задача для всех была одна, но пути её решения каждый выбирал самостоятельно. Уже тогда нас приучили не интересоваться, не спрашивать, не вникать, что и как делает твой сосед, коллега, соученик. Каждый должен отвечать за свои дела сам. Даже при разборе того или иного этапа Николай Григорьевич оценивал и подвергал критике какой-нибудь отдельный факт, не раскрывая для всех общей картины проводимого мероприятия. Иногда, что происходило не часто, приводил в качестве правильных действий отдельных наших товарищей. Поскольку мне не было известно, как происходило у других, поэтому расскажу о себе. Целевым указанием мне по списку выделили объект, на котором к указанному сроку я должен иметь надёжное, так скажем, «доверенное лицо», обладающее определённым объёмом информации о своём предприятии. Таким объектом оказался какой-то НИИ, связанный с исследованием, разработкой, изучением и последующим внедрением в производство новых видов технологий в области химической промышленности. Мои знания о химии ограничивались в основном объёмом школьной программы. Прямо скажем, этого было не густо. Да, пожалуй, ещё одним ныне широко известным интересным фактом из биографии великого русского химика Д.И.Менделеева (1834-1907), который благодаря своей наблюдательности, глубоким научным знаниям и исследовательской интуиции сделал очень важный для разведки практический вывод, который свидетельствовал о массовом производстве пороха в Германии и в итоге подтвердил подготовку этой страны к Первой мировой войне. Этот исторический факт вселял в меня призрачную надежду, если не на явный успех, то хотя бы на какую-нибудь перспективу.
Итак, часы были запущены и процесс, как говорят, пошёл. Удалось каким-то образом выяснить, что этот институт не простой, а режимный объект, поскольку выполнял научные разработки, связанные с герметиками, уплотнителями, мастиками, огнеупорной пластмассой и органической плиткой не только для народного хозяйства, но и в интересах оборонного комплекса. Имел большую производственную базу в ближайшем Подмосковье. Сразу стало ясно, что в институт с кондачка не проникнешь, просто так ни с кем знакомство не заведёшь. Жёсткий пропускной режим: «К кому? Зачем? С какой целью? Ваши документы?». Дело осложнялось. Время шло, а результатов никаких. Николай Григорьевич читал мои пустые текущие отчёты о проделанной работе и смотрел на меня сквозь свои очки снисходительно и укоризненно, не надеясь получить что-нибудь дельное и вразумительное. Значит, надо искать какие-то обходные пути. Возможно, навести «тень на плетень», а, попросту говоря, придумать легенду. Затем каким-то образом зацепиться за какого-нибудь опытного, ответственного, обладающего информацией, приблизить к себе, чем-то заинтересовать своей персоной, втереться в доверие, установить соответствующие отношения. Николай Григорьевич ещё заранее предупредил, что любые знакомства с женщинами категорически исключаются. Такие требования, стало быть, ещё более ограничивали сферу деятельности.
Тут, к счастью, наступил Первомай. Ну, думаю, это последний шанс, который надо использовать. Радостный, весёлый, бодрый персонал института: лаборанты, старшие и младшие научные сотрудники, кандидаты и доктора наук, начальники групп, направлений, отделов – все вышли на праздничную демонстрацию. Воспользовавшись благоприятной ситуацией, стал знакомиться, установил несколько конкретных имён, фамилий, должностей. Появились основания для дальнейших встреч и бесед не только в стенах института, но и, так скажем, на нейтральной территории. В моих отчётах наконец-то стала появляться некоторая конкретика. И, тем не менее, для Николая Григорьевича я дал повод сделать неодобрительный вывод о моей работе, когда он прочитал в отчёте, что в знак закрепления своих «дружеских» отношений со своим «доверенным лицом», мы при обоюдном согласии распили бутылку сухого вина. Николай Григорьевич долго укорял меня, что такой метод работы не является правильным для наших разведчиков и в условиях самостоятельной работы не должен применяться. Его совет я хорошо запомнил. Надо сказать, что наши практические занятия, как правило, проводились в условиях скрытого наружного наблюдения, которое требовалось научиться выявлять, что, правда, не всегда мне удавалось успешно выполнять. Иногда некоторым слушателям приходилось оказываться даже при жестком противодействии контрразведки вплоть до «задержания», что придавало занятиям характер реальной обстановки «своей страны пребывания». Как бы там ни было, но определённый опыт мы приобретали.
Теперь наступил момент рассказа, как я постигал китайский язык. Наша так называемая языковая группа состояла из трёх человек, перечисленных мной несколькими страничками ранее. На изучение языка у нас была отведена львиная доля учебного времени. Но не нужно предаваться наивным представлениям, что за три года можно овладеть китайским разговорным языком и свободно читать газеты и журналы, пусть даже со словарём. Даже те, кто имеет семь пядей во лбу, не смогут этого добиться!
Пожалуйста, не забывайте сообщать своим однокашникам о существовании нашего блога, посвященного истории Нахимовских училищ, о появлении новых публикаций.
Сообщайте сведения о себе и своих однокашниках, воспитателях: годы и места службы, учебы, повышения квалификации, место рождения, жительства, иные биографические сведения. Мы стремимся собрать все возможные данные о выпускниках, командирах, преподавателях всех трех нахимовских училищ. Просьба присылать все, чем считаете вправе поделиться, все, что, по Вашему мнению, должно найти отражение в нашей коллективной истории. Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru